Семь футов под килькой - Елена Ивановна Логунова

девять, и то я это видеть не могу!

– Боженьки мои, да что ж там такое?! – Петрик заволновался, заторопился, потащил меня в зал с ускорением и у первого же экспоната встал как вкопанный, едва не взрыв ногами паркет. – О! Ого! О-го-го! А? – Он обернулся ко мне.

– Ы… – сипло выдохнула я, после чего у меня закончились не только слова, но и буквы.

Возрастной ценз «18+» в данном случае был явно заниженным. Я бы поставила «118+» – и то не уверена, что обошлось бы без инфарктов.

Это действительно была выставка кукол, но вовсе не детских – не фарфоровых, деревянных, текстильных, войлочных или из папье-маше. Куклы были резиновые и в высшей степени взрослые – со всеми анатомическими подробностями. Смелые позы все эти подробности наглядно демонстрировали.

Некоторые куклы пребывали в одиночестве, но большинство так или иначе группировалось, образуя скульптурные композиции, каждая из которых сошла бы за сценарий порнографического фильма.

– Ты куда меня привел? – Я отцепилась от Петрика и ошеломленно огляделась.

– Я же говорил тебе, что этот мастер известен своей оригинальной позицией. – Дружище, слегка смущенный, попытался оправдаться.

Я отмахнулась и чуть не сбила бокал с подноса.

– Угощайтесь, пожалуйста, – предложила девушка-официантка, взглянув на меня сочувственно.

У нее самой волосы стояли дыбом, а щеки пламенели.

– А покрепче ничего нет? – спросила я, взяв с подноса узкий бокал с пузырящимся в нем шампанским.

– Там. – Девушка кивнула в глубину зала.

Прикрывая лицо бокалом и стараясь не смотреть по сторонам, я прошла в указанном направлении и нашла фуршетный стол с канапе, бокалами и рюмками.

У стола, хлопая водочку в режиме нон-стоп – рука с рюмкой ходила вверх-вниз, как заведенная, – застыл мой бывший коллега Вася Добролюбов, ныне культурный обозреватель городской газеты.

Культурно обозревать эту выставку на трезвую голову у него явно не получалось. И с обозрением, и со зрением уже были проблемы: Васины лазоревые очи вытаращились и расфокусировались, красивые и бессмысленные, как стекляшки в глазницах окружающих кукол. Добролюбов здорово смахивал на чучелко самого себя.

Откровенное смятение профессионального искусствоведа меня приободрило. Уж если знаток и ценитель так потерялся, то мне это и подавно простительно!

Возвращая утраченную было уверенность, я подошла к столу, поставила свой бокал, взяла полную рюмку и, опрокинув ее безупречно синхронно с Васей, выдохнула:

– Здоров, Васек! И как тебе выставка?

Добролюбов медленно, как заржавленный робот, повернул голову и несколько секунд смотрел на меня слепыми стекляшками. Потом в них промелькнула искра жизни и узнавания, и Вася проскрипел:

– Лю-у-у-у…

– Любуетесь? – по-своему понял сказанное толстяк в зеленом бархате, на бегу приобняв Добролюбова за плечи. – Очень надеюсь на прекрасную рецензию! – Он похлопал по чучелку искусствоведа, выбив из него немного пыли, и умчался дальше.

– Люся, Люся, – подтвердила я, удержав руку экс-коллеги, тянущуюся к очередной рюмке. – Вась, хватит уже, а то ты отсюда не выйдешь. Свалишься…

– И положат тебя вместе с куколками! – весело напророчил появившийся рядом Петрик. – Раздеть, конечно, придется, иначе будешь диссонировать…

Добролюбов поперхнулся, закашлялся и от испуга заметно протрезвел.

– Да тьфу на тебя, Карамзин!

– Тебе плюнуть не на кого, Добролюбов? Смотри, какой выбор! – Петрик широким жестом обвел зал.

Он и вправду был полон. Разбросанные по всей площади островки голых резиновых тел обтекала густая толпа живых одетых граждан. Принаряженных, напомаженных и надушенных – на праздник же шли!

– Пойду я, – сказал Добролюбов и кособоко ввинтился в пеструю толпу.

– Будет интересно почитать его отзыв об этом мероприятии, – задумчиво сказал Петрик. И тут же встряхнулся, потрепав меня за щечку: – Веселись, моя бусинка, я пока кое с кем поздороваюсь…

– Весело, весело встретим Новый год, – пробормотала я, опасливо поглядев на ближайшую кукольную группу – с двумя блондинками-снегурками и мускулистым Дедушкой Морозом с о-го-го каким посохом.

Стоять у стола, накидывась для храбрости спиртным, было неловко. Я снова взяла бокал с шампанским и двинулась по залу, старательно удерживая на лице подходящее светское выражение – смесь умеренного оживления и легкого любопытства.

– Суворова!

Я оглянулась и вздрогнула, ослепленная вспышкой.

– Не падай! – Знакомый фотограф свободной рукой поддержал меня, но тут же снова схватился за камеру и отвернулся: – Так и сидим! Стоп… Снято!

Упитанная дама в твидовом костюме от Шанель (явно не с китайского рынка!) моргнула, как сова.

– Вы зря тут сели, Вера Дмитриевна, – я дотянулась до пухлой ручки в кольцах и помогла подняться уважаемой чиновнице из Министерства культуры с банкетки, на другом конце которой восседала голая кукла.

– Да нет же, вышло очень органично! – возразил фотограф, с удовольствием рассматривая только что сделанный снимок.

Я взглянула на экранчик, не удержавшись, хихикнула. Отпавшая челюсть министерской дамы и бесстыже разинутый рот резиновой куклы и впрямь гармонировали.

– Я подпишу фото так: «Краевой Минкульт под впечатлением от выставки», – поделился творческими планами фотограф и убежал дальше, фонтанируя щелчками, вспышками и экспрессивными восклицаниями.

– Вот вы где, Вера Дмитриевна! – к даме в твиде подбежала помощница. – Пойдемте, водитель уже ждет…

Представители Министерства культуры малодушно ретировались. Я решила, что не буду им уподобляться и проверю свою нервную систему на крепость, а знания Камасутры – на полноту, после чего отважно начала методичный, как в нормальном музее, обход экспозиции.

Вначале мне было трудно удерживать маску невозмутимости и рвотные позывы, но постепенно ощущения притупились, и где-то на пятой композиции я поняла, что мне уже почти безразличны хитросплетения резиновых тел. С этого момента я больше рассматривала публику, чем экспонаты, и вскоре нашла экземпляр, заслуживающий повышенного интереса и пристального внимания.

Петрик, трепеща ресницами, прилетел ко мне, когда я незаметно разглядывала интересного незнакомца в просвет между резиновыми торсами.

– Ты не представляешь! Все здесь! – возбужденно сообщил мне дружище, сияя. – Я встретил трех своих бывших и еще пару возможных будущих!

– Я тоже кое-кого встретила. – Я приобняла друга и сориентировала его в пространстве. – Смотри между карликом и блондинкой. Узнаешь красавчика?

– Тут целых семь карликов, куда мне… а, вижу. Ой, боженьки! Да неужто?! – Петрик всплеснул руками, прижал ладошки к разгоревшимся щекам, захлопал ресницами. – Я потрясен… Он восхитителен!

Он тут же схватил за руку пробегавшего мимо толстяка в бархате и потребовал:

– Феденька, ты должен нас познакомить!

– С кем? – пойманный Феденька послушно притормозил, тоже посмотрел в просвет между карликом и блондинкой, непроизвольно облизнулся и с сожалением сказал: – Не могу, Петенька, сам не знаю, кто это!

– Как? Я не верю! Ты – и кого-то не знаешь? – ахнул Петрик.

– Ты льстишь мне, противный. – Толстый Феденька смущенно ковырнул носком паркет и одернул на себе длиннополый пиджак, точно юбочку. – Я вовсе не всех… Пока еще…

И, продолжая кокетничать, как девочка,