Тайная жизнь непутевой мамочки - Фиона Нилл

В холодильнике пусто.

— Может быть, тебе следует порыться в своем гип-покампе? — руководит моими действиями Сэм. — В секторе, ответственном за память.

— А это как? — спрашиваю я, потрясенная.

— Нам нужно вскрыть твой мозг, — отвечает он.

— С этим уже поздно, — бормочу я.

Я заставляю детей вывернуть карманы и с особым пристрастием расспрашиваю Фреда — от него можно ждать всего. Он смотрит на свои ботинки и виновато переминается. Затем мы все — я впереди, они за мной несемся на кухню, и я вываливаю содержимое мусорного ведра на пол — на тот случай, если Фред выбросил их туда. Такое уже бывало.

Запах невыносимый. Вонь от протухшего мяса конкурирует за превосходство с тошнотворно приторным запахом подгнивших фруктов. Дети зажимают рты руками и в гнетущей тишине наблюдают за своей матерью, роющейся в отбросах нескольких дней давности. Двумя пальцами я извлекаю из недр ведра зловонный остов цыпленка — вдруг ключи застряли внутри? Но нет, из него выпадают лишь заплесневелые куски хлеба и сыра, твердые, как морская галька. Я задерживаю дыхание и пытаюсь не дышать так долго, как только могу, затем бегу к вытяжке, делаю вдох и вновь приникаю к клоаке. Мои руки покрыты налипшими чайными листьями из разорвавшегося заварочного пакетика.

— А вы знаете, что в нищих странах дети роются в мусоре на ужасных свалках, выискивая что-то, что можно было бы продать или съесть? — говорю я под взглядом трех пар наблюдающих за мной глаз. — Нам очень повезло. — Не похоже, чтобы я их в этом убедила.

— Мама? — Я вопросительно смотрю на Сэма. — А когда мы умрем, можно ли нас всех похоронить в мавзолее, как египтян, тогда мы всегда могли бы быть вместе…

— Мысль очень интересная. Не возражаешь, если мы поговорим об этом позднее? — отвечаю я.

— Тогда, может быть, нам надо сделать специальное место для ключей? — предлагает Джо.

Я прекращаю поиски, и какое-то время сижу на полу — среди всего этого мусорного натюрморта. Итак, ключи от дома пропали, и поскольку дверь заперта на два оборота, мы находимся в заключении. Я произношу это несколько раз громко вслух, как заклинание, сжав руками виски, надеясь на божественное провидение.

В отчаянии я звоню Кэти.

— Вылези из окна гостиной! — советует она. — Позвони в школу и предупреди, что опоздаешь, потому что кое-что забыла. Это прозвучит более правдоподобно, чем правда. Только обойдись без подробностей, а то что-нибудь ляпнешь не то, и все всё узнают.

— Как дела с архитектором? — любопытствую я — возможно, не вовремя, но с момента нашего последнего разговора прошло уже два дня. — Хотя бы вкратце.

— Мы пошли к нему, и все кончилось тем, что я провела с ним весь уик-энд, но сегодня я чувствую себя отвратительно. Думаю, что за последние три ночи мне вряд ли удалось поспать более восьми часов, и то с помощью химии. А также меня волнует то, что… э-э… в общем, у нас был экзотический секс на первом же свидании.

Тому я об этой детали, пожалуй, не упомяну. Он и так всю субботу и воскресенье разглагольствовал о преимуществах воздержания в первый месяц завязывающихся отношений.

— Кровопролитные подробности я изложу позже, — добавляет Кэти.

— Кажется, мне уже и этого достаточно, — говорю я, доставая из кухонного ящика запасные ключи от машины.

Дети в восторге — они получили приказ лезть через окно. Почему бы родителям не практиковать подобные вылазки чаще? Надеюсь, никто нас не видит, в особенности потенциальные грабители, ибо мне придется оставить окно открытым до тех пор, пока я не вернусь. То же самое касается и соседей, чьи дети ходят в ту же самую школу: подобные действия вряд ли приличествуют высокоорганизованной матери-домохозяйке, которая к тому же собирается победить на выборах, чтобы играть важную роль в жизни школы и тем самым — некую роль в развитии образования в этой стране.

— Это даже лучше, чем «Миссия невыполнима», мама! — говорит Сэм, проскальзывая сквозь узкую створку в нижней части окна и приземляясь на траву. Они стоят в саду перед домом, все держась за руки, ибо абсолютно безошибочно чувствуют: сейчас один из тех моментов, когда семье надо сплотиться. Вот так, сплоченно, они и наблюдают, как я пытаюсь вылезти из окна. Я закатала рубашку и футболку под самую грудь, чтобы уменьшить объем талии, и, извиваясь, пролезаю медленными толчками, останавливаясь, чтобы втянуть живот.

— Нам надо было натереть твой живот маслом, мама, — говорит Сэм, протягивая мне руку. — Я видел, как это делали в «Блу Питер»[33].

— Чтобы мамы пролезали в окна? — спрашивает Джо.

— Нет, чтобы помочь выброшенным на берег тюленям на побережье Шотландии, — глубокомысленно поясняет Сэм, в то время как я продираюсь сквозь заросли на цветочной клумбе.

В приподнятом настроении оттого, что мне удалось сохранить хладнокровие в кризисной ситуации, в машине я соглашаюсь включить на полную громкость диск с лучшими музыкальными темами из фильмов о Джеймсе Фонде. Мы опаздываем. Приблизительно за пятьдесят метров до игровой площадки удача оставляет меня: двигатель глохнет, и автомобиль останавливается посредине темы из фильма «Человек с золотым пистолетом». Мы сели на мель. Указатель уровня топлива в баке — на нуле. Поток машин начинает объезжать нас и спереди, и сзади. У меня появляется чувство отстраненного сознания, словно я наблюдаю за чьей-то чужой жизнью.

— Мама, тут мы сами не справимся! — резонно восклицает Сэм, понимая, что ждет нас дальше.

Я звоню по мобильному телефону Тому и спокойно объясняю ему ситуацию.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я на пути в Милан! — кричит он в трубку.

— Что бы ты сделал в такой ситуации? — умоляюще спрашиваю я.

— Я никогда бы в ней не оказался! — отвечает он.

Нетерпеливые водители, включая Само Совершенство через две машины позади нас, начинают беспорядочно сигналить. Я выхожу из машины, открываю капот «пежо» и делаю вид, что ковыряюсь в двигателе.

— Кажется, разрядилась батарея! — кричу я, не обращаясь ни к кому конкретно. — Есть у кого-нибудь провода большого сечения?

Я была бы незаменима во время военного конфликта, в оказании медицинской помощи на линии фронта, в преодолении последствий стихийных бедствий. Только вот в житейских мелочах я не очень-то удачлива, думаю я про себя, выкручивая свечи и протирая их тряпкой. Но к несчастью, именно эти мелочи и определяют всю мою жизнь. Я старательно ищу в карманах что-нибудь острое: при таком стечении обстоятельств мои манипуляции с двигателем — единственное, что может меня оправдать в глазах невольных свидетелей. Все, что угодно, лишь бы мне не пришлось признаться, что у меня кончился бензин.

На дороге, ведущей от школы, появляется Прирученный Неотразимец. Он идет своим мягким неторопливым прогулочным шагом. Гипса на его руке нет.

— Проблемы? — интересуется он, подходя ближе и заглядывая под капот. Он напоминает мне ковбоя. Вернее, не только он, на ковбоев бывают похожи все городские мужчины, когда им представляется редкий шанс проявить свои мужские качества. Он даже одет в клетчатую рубаху. С его языка слетают такие слова, как «прокладка», «свеча зажигания» и «карбюратор». Однако его руки остаются глубоко в карманах джинсов, которые настолько свободны, что я могу видеть краешек выглядывающих сверху серых трусов. Я отвожу взгляд, мы оба таращимся под капот.

Само Совершенство присоединяется к нам с другой стороны.

— Это бессмысленно, — говорю я, сама еще не поняв, по какому поводу.

— Что? — поднимает голову Неотразимей.

— «Ригби и Пеллер»[34], — сообщает мне поверх капота Само Совершенство, выразительно глядя мне в глаза.

— Это юридическая фирма? — озадаченно уточняет Прирученный Неотразимец. Его, кажется, не тронул этот осмотр. Он начинает снимать грязный чехол с распределительной цепи двигателя. Я по-прежнему не убеждена, что он знает, что делает. Но, по крайней мере, я могу за ним спрятаться. Он протягивает что-то вымазанное маслом нашей помощнице. Ее наманикюренные пальцы все в смазке.

— Немного похоже на одно из парафиново-масляных средств «Мишлен», — умозаключает Само Совершенство, подозрительно глядя в мотор.

В зоне видимости появляется Буквоедка. Она пытается придать чертам своего лица выражение лицемерного сочувствия — между бровями морщина, рот слегка приоткрыт, но ей так и не удается сделать незаметным откровенное самодовольство.

— О, бедняжка! — восклицает она, оглядывая образовавшуюся из-за нас пробку. — Вы живете так близко, что могли бы ходить пешком.

— А каблуки? — живо реагирует наша привлекательная мамочка, в раздражении постукивая каблучками туфель от Кристиана Лабутена.

— Как же вы тогда водите машину? — озадачивается Буквоедка.