Лесная тень (СИ) - Фабер Майя

— Нет, — вспомнила я про Арни. — Но спасибо.

— Плохо ему, — в голосе Арни прозвучала ощутимая забота, и я успела удивиться, пока поняла, что продолжал он про отца, а не про козлёнка. — Он боится, что ты перестанешь ходить, что-нибудь получше найдёшь, почище.

— Чего бояться-то? От меня и так толку почти никакого, так — украшение.

— Ну так и украшать перестанешь, — пожал плечами Арни. — Нравишься ты ему, он сам говорил.

Он переступил с ноги на ногу и отвёл глаза.

— И поэтому ты мне уже год гадишь? — догадалась я.

С самого первого дня в лавке Арни делал всё, чтобы выставить меня в плохом свете. Таланта к стратегиям у него не было, поэтому планы проваливались так часто, что со временем подозрение стало падать сразу на него, минуя разбирательства. Сначала я пыталась выяснить, в чем провинилась, потом просто смирилась, а позже начала отвечать ему в том же духе. Все пытались убедить меня, что ему просто не хватало любви, заботы или воспитания, но теперь я знала, что он защищал свой маленький мир, и это вызывало у меня искреннее уважение.

— Ты мне в матери не годишься, — философски заключил Арни, чем только подтвердил мои мысли.

Я не удержалась, вытянула в окно руку и потрепала его по макушке:

— Соображаешь, ребёнок. Максимум в старшие сёстры.

Арни шарахнулся в сторону и принялся лихорадочно приглаживать волосы, заставил меня рассмеяться.

— Не волнуйся, только красивее стал! Слушай, ты рыбы хочешь?

— Чего? — подозрительно воззрился на меня Арни.

Я свесилась наружу и попыталась разглядеть соседний дом. Света в нём не было, все спали. Тётушка рано отправлялась на боковую, чтобы к пяти утра начинать заплетать сонным дочерям косы. Как я предполагала, кухонное окно на ночь оставили открытым, чтобы проветрить дом от вездесущего запаха.

— Вон туда залезь, — потыкала я пальцем в сторону тётушкиного дома, — хватай котелок и тащи сюда.

Подозрение в округлившихся глазах Арни достигло максимума, я с интересом рассматривала его и всё ждала, когда же наконец отвиснет челюсть.

— Если ты думаешь, что я попадусь в такую глупую ловушку, — начал Арни с удивительно взрослой проницательностью.

— Да какая ловушка, — воскликнула я и заткнула рот рукой, сдерживая смех. Очень уж громко получилось, когда вокруг стояла тишина. — Суп там рыбный, а я есть хочу.

Арни сощурился, рыбный суп перевешивал подозрения. Оставалось только подождать, когда он перевесит и ожидаемую порку.

— Ладно, — сдался он.

Добежал до окна, заглянул. Подтянулся на подоконнике, но влезть не смог и вернулся ко мне. Я почесала затылок, осмотрела комнату. Спускать ему стул мне категорически не хотелось, если кто-то его обнаружит, то объяснять, как он там оказался будет бесполезно, и так всё понятно. Я сбегала в сени и притащила пустое ведро.

В душе у меня играл азарт и жажда развлечений. Арни брезгливо взял ведро двумя пальцами, чем вызвал у меня приступ икоты. Поставил его под тётушкино окно и влез в дом. Я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, пока он снова не показался снаружи, а к груди был прижат очень знакомый котелок.

— Прыгай уже, — скомандовала я, по пояс высунувшись из окна.

— Не попаду, — с сомнением отозвался он.

В доме позади него появился свет, кто-то приближался со свечой. Арни сиганул вниз, промахнулся мимо ведра, зато громко звякнул по нему котелком, схватил и со всех ног понёсся к моему крыльцу. Я быстренько закрыла ставни, согнулась, давясь от смеха, затыкала рот краем юбки. Финн пошевелился во сне, а в сенях появился Арни, на его счастливой физиономии сияло победное выражение.

От ухи нам остался один бульон, но и он был удивительно вкусным. Едва он кончился, я выпроводила Арни домой, заодно всучила котелок и велела поставить на тётушкино окно. Пусть она думает, что с вечера забыла его там.

— Скажи отцу, что я приболела, но извинялась. Завтра всё будет хорошо.

Арни кивнул и убежал, а я снова присела за стол, посмотрела на спящего Финна, совсем не уверенная в том, будет ли когда-нибудь хорошо.

Глава 11

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ночь я провела за столом. Лежала щекой на его твёрдой поверхности, так что к утру у меня покраснела и опухла половина лица, болела шея и отказывалась распрямляться спина. Не спасло даже то, что каждый час я просыпалась, чтобы проверить, дышал ли ещё Финн, да намочить платок у него на лбу.

Он не приходил в себя, но выглядел получше. Живее, что ли, и снова на свой возраст, хотя я и понятия то не имела, сколько ему лет. Может быть, как раз во время болезни спадала личина, открывала его истинную сущность. Если предположить, что Финн говорил правду о своём происхождении, то больше двадцати пяти ему быть не могло. А может и двадцати, знахарка в Хюрбене погибла совсем молодой. Возраст в таких случаях вообще часто упоминали, как будто должно было стать жальче или совестнее. Не становилось.

Смотрела я на Финна всё равно с опаской, боялась, что он тут концы отдаст, что мне потом с ним делать. Впрочем, я прекрасно понимала, что его шансы никак не зависели от моего мнения на этот счёт. Лекаря бы сюда. Тот, за которым послала Альба, ещё не прибыл, да и не рискнула бы я заводить его в дом, чтобы он потом в трактире всем об этом баек наплёл. Там быстренько конец с концом увяжут, что за больной такой и в чьём доме.

К утру Финн перестал обжигать при прикосновении, но так и не проснулся. Выбора у меня не было, поэтому я закрыла ставни поплотнее, а потом заперла дверь и отправилась в лавку. Разговора с Беоном не получилось, обменялись кивками и короткими, малозначащими фразами.

— Не передумала значит?

Звучало так, как будто за ночь он уверился в обратном. Решил, что я точно больше не появлюсь на пороге. Может даже подумал, что я и кинжал у него выпросила, чтобы продать и сбежать на вырученные деньги. А он значит молча отпустил.

Мне стало стыдно. Может ничего такого он на самом деле и не думал, а я прекрасно справилась за него. Сама сочинила — сама расстроилась.

— Нет, — отозвалась я и добавила: — Не передумала.

Отчего-то показалось очень важным произнести это вслух.

День тянулся бесконечно, одолевала скука и вялые переживания за Финна. Я бы проявила к его судьбе гораздо больше участия, если бы ночью удалось прилично поспать.

Беон ушёл, Арни и вовсе не появлялся. Ему ещё ночью влетело за очередную прогулку, так что теперь он со всей возможной для двенадцатилетнего оболтуса ответственностью занимался скотом. Я весь день изображала из себя внимательную хозяйку лавки, даже осчастливила пару бедняков старьём из погреба. То и дело посматривала на руку. Хотела убедиться, что чёрная полоса не вернулась, не разрезала ладонь на две половинки, хоть она и шла только по коже, именно так я и воспринимала её — как разделение на до и после. Я пугалась каждый раз, когда заходили люди и просили что-то им показать, а то и подержать для них. К полудню совсем устала от этой мысленной пытки, нашла платок и перевязала руку. Стало легче, как будто наконец прикрыли наготу. Кое-как я дождалась конца дня и побежала домой. Всю дорогу сердце вырывалось из груди в ожидании чего-то плохого, например, половины Хюрбена у меня в пристрое. Или тётушки, но с очень осуждающим лицом, она одна казалась мне страшнее всех.

Финн не проснулся и к вечеру, а может просто слишком хорошо изображал больного — я потрясла его за плечи, потом от души пнула ногой, отчего сама чуть не шлёпнулась на пол. Запуталась в юбке. Другой лежанки у меня не было, печи, на которой можно было бы поспать — тоже. Минут пять я боролась с желанием просто скинуть его на пол, раз сам вставать не хочет, но жалость всё-таки победила. И откуда только взялась?

Выгребла всю одежду из комода, разложила на полу и улеглась на ней. Было почти удобно, пока через час я не проснулась от того, что начала болезненно примерзать к доскам, даже тряпки подо мной казались ледяными. Пришлось переместиться на жёсткий стул. Уже рассвело, когда сильные руки подняли меня и не слишком нежно опустили на лежанку. Я тоже решила «не просыпаться», пусть Финн теперь помучается в попытках меня разбудить. Потом вышвыривать его стало поздно, на улице во всю копошился народ. Стоило только кому-нибудь увидеть, как чужак поутру выходит из моего дома…