Мультикласс. Том I - Владимир Угловский

начал было я, но она меня перебила.

— Кая. Для тебя — Кая.

Я аж сбился с мысли от удивления. Однако, затем сообразил, что разрешение так её называть Молниеносная могла дать мне просто из резко напавшего чувства вины, под влиянием порыва, и не стоило искать здесь чего-то иного. Как, впрочем, не стоило теперь и отказываться от дарованной привилегии.

— Кая, — повторил я. И обнаружил, что за посторонними мыслями умудрился забыть, что сказать хотел. — Спасибо.

— Спасибо, — добавил я вслух для Локрина. Тот молча кивнул и приступил к сбору трофеев.

Вскоре наши рюкзаки, из-за отощалости которых мы и полезли в эту авантюру, приобрели несколько более приличный вид. Я, правда, пока в душе не представлял, много ли это выйдет, если пересчитать на понятные мне блага цивилизации, вроде кружек пива или порций мяса. С одной стороны, сердечники были вроде как местным энергоносителем, на котором работало почти всё, так что и спрос на них должен был быть стабильно высоким. Но с другой, насколько я понимал в экономике, использование сердечников буквально везде могло привести и к любопытным ценам буквально на всё. В общем, для каких-то конкретных выводов нужно было сначала добраться до цивилизации и погулять там по рынку, а до тех пор вопросы местного ценообразования всё равно ни на что не влияли.

— А теперь осталось самое трудное, — вдруг сказал Локрин.

Я недоумевающе посмотрел на него. То есть, всё, через что мы прошли, было ещё не самым? Перспектива в таком случае вырисовывалась, мягко говоря, нерадостная.

— Там, — налётчик многозначительно ткнул указательным перстом в направлении потолка, — сейчас стадами бродит лёгкая добыча. Добыча посложнее нас, при этом, успела порядочно загонять. Тут уж не знаю, как ты, а я с ног уже валюсь. И это значит, что нам предстоит принять невероятно сложное решение, о котором мы в любом случае будем жалеть. Или мы упашемся до полного изнеможения, но будем богаты. Или отправимся отдыхать, что мы заслужили полностью — и подарим всё это сокровище первому же мимохожему бездельнику, который вздумает сюда забрести. В общем, куда не кинь — всюду страдания, хоть и разной природы.

Мой недоумённый взгляд сменился укоризненным. Шутки он, видите ли, шутить вздумал! Тем более — сейчас, когда нервы у меня по понятным причинам были очень душевно потрёпаны. Вопрос, впрочем, Локрин поднял правильный.

— Не возражаю, — высказала своё мнение Кая. — Сейчас риск действительно небольшой, только и впрямь устанешь сильно.

— Ну, что же, — сказал я, изображая лицом и тоном вселенскую печаль. — Меня с детства приучили прибирать за собой. Так что без вариантов, придётся доделывать дело. Пойдём, самурай, нам пора зачистить это подземелье.

— Кто? — переспросил Локрин, очевидно, не уловив отсылки.

— Не важно, — ответил я. — Это у меня тоже шутки дурацкие.

Глава 9

Когда говорится, что риск минимален, это совершенно точно не означает, что его нет. И всегда, даже когда кажется, что дело верное, стоит помнить: судьба — ироничная стерва с чернющим чувством юмора и огромным мешком проблем наготове, из которого она в любой момент может вытащить совсем не то, к чему ты готовился.

Принимая решение о зачистке подземелья, я в качестве рисков рассматривал сугубо общую опасность от големов, которая вполне купировалась бдительностью и аккуратностью. Но беда пришла с другой стороны. Я упахался. Слишком сильное напряжение, что эмоциональное, что физическое, что паранормально-навыковое. Слишком много выпитых зелий на весьма короткий промежуток времени. Опять же, травмы, полученные при падении через уровень — тогда на адреналине я их не заметил, но от этого они, конечно, никуда не делись. В результате как только закончилось действие последнего зелья, у меня потемнело в глазах, а ноги стали ватными, полностью неспособными удерживать мою тушку в вертикальном положении.

Дальнейшее я помню урывками. Вроде, Локрин меня приводил в чувство, чтобы я отыскал возле портала свой рюкзак. Затем он разбудил меня, когда портал открылся в нужную нам сторону. Кажется, это повторилось ещё два или три раза, здесь точно сказать не могу. А между этими событиями он куда-то меня волок, закинув мою руку себе на плечо. Куда, зачем, почему и как долго — это всё проходило мимо меня. Зато запомнилось, что ощущал я себя крайне паршиво. Сердце колотилось как бешеное, болела буквально каждая мышца, а голова кружилась так, будто меня сутки не вытаскивали из центрифуги. Каждый раз я жутко боялся заснуть, имея все основания полагать, что рискую уже не проснуться — и всё равно стабильно отключался. А потом и вовсе провалился в абсолютную непроглядную черноту, где не было уже ничего — в том числе и меня.

И вдруг, как будто всего одно мгновение спустя, я обнаружил себя лежащим на кровати под тяжёлым тёплым одеялом, разглядывающим косой дощатый потолок и голодным, как средних размеров волчья стая.

— О, вы проснулись? — раздался рядом кокетливый голосок. Я повернул голову и увидел, что рядом с моим скорбным одром на приземистом деревянном табурете сидит девушка в зелёном платьице под старину. То есть, это для меня оно тянуло на винтаж, здесь-то такие, наверное, были вполне современными. И нет, как бы не просился штамп на тему «тут я подумал, что умер, ибо узрел ангела», на деле ничего подобного не было. На хорошенькую барышня вполне себе тянула, причём, даже близко к верхней границе этого понятия на воображаемой шкале красотомера. Но не ангел. Та же Кая, насколько я её запомнил, была изрядно привлекательнее.

— Не-а, — ответил я. — Не проснулся. А глаза — это я просто так их открыл.

Девушка мило хихикнула в кулачок, несмотря на то, что сам я свою импровизированную шутейку оценивал, как довольно-таки средненькую.

— Вы забавный, — сообщила мне барышня. — Я — Глема.

— Максим, — представился я в ответ. — Глема, золотце, с тобой очень приятно разговаривать, правда. Но, боюсь, ещё немного — и я съем вот этот вот табурет, из-за чего тебе придётся сидеть на полу. Не будет ли слишком большой наглостью с моей стороны попросить хотя бы корочку хлеба?

Девушка рассмеялась уже в открытую.

— Как пожелаете! — сказала она и заговорщицки подмигнула. — Исполню любой ваш каприз.

Произнеся сию двусмысленную фразу, Глема поднялась с табурета, и, одарив меня многозначительным взглядом, упорхнула исполнять мой заказ.

— А ты ей понравился, — подала голос Кая, когда дверь за юной кокеткой захлопнулась.

— Не поверишь, я догадался, — ответил я не без ехидства. — Открою страшную тайну: мужская непонятливость в таких вопросах сильно переоценивается. Только зря она старается, в моей голове