Жизнь мальчишки. Том 2. - Роберт МакКаммон

— Этот мальчик, этот глупый мальчик все-таки взял деньги у издателей и бежал из большого города. Он вернулся в Зефир, назад к девственным холмам, туда, где он мог свободно думать. А потом книга появилась на свет, с именем мальчика на обложке. Он увидел, какой стала обложка, и понял, что он один во всем виноват, потому что он сам, своими руками вырядил своего ребенка в одежды проститутки, так что теперь только люди с больной и уродливой душой и похотливым воображением захотят взять книгу в руки. Возьмут, получат от нее то, что хотят, попользуются и выбросят за порог, потому что теперь она — просто одна из сотни тысяч других таких же калек. И мальчик сам сделал ее такой, своими собственными руками. Потому что был жадным и злым.

Голос Вернона сорвался на хрип, и я вздрогнул от испуга.

Вернон прижал ладонь к губам. Когда он наконец отнял руку от лица, от его нижней губы протянулась тонкая серебристая нить слюны. — Довольно скоро, — не заговорил, а зашептал он, — мальчик узнал, что его книга провалилась. Этого не пришлось долго ждать. Он позвонил тем людям. Все что угодно, сказал он им. Я сделаю все что угодно, чтобы спасти книгу. Они ответили, что понимают только свои графики и схемы, а еще таблицы и цифры. Они ответили, что людям надоели триллеры. Они сказали, что теперь читатель желает чего-то другого. И им очень хочется поскорее получить следующую книгу мальчика. Он ведь обещал им писать дальше, так они сказали. Вот только пусть эта книга станет другой. Вы ведь молоды, сказали они ему. У вас впереди будет еще очень много книг.

Верной утер рот тыльной стороной руки: медленным движением, с большим трудом.

— Отец мальчика ждал. Отец насмешливо смотрел на попытки мальчика добиться своего, и с его губ не сходила улыбка. Лицо его отца сделалось большим, словно солнце, и каждый раз, когда мальчик поднимал на него глаза, свет этого солнца обжигал его. Отец сказал мальчику, что ему не по плечу ноша, которую он, отец, нес все эти годы. Потому что у мальчика нет ничего своего. Даже за рубашку и брюки заплачено из денег отца. А он не имеет права носить на себе то, за что заплачено деньгами, заработанными трудом отца, к которому он отнесся с таким неуважением. Все, за что мальчик ни брался, кончалось провалом; и в будущем его ждут только неудачи, одни только неудачи, отец был уверен в этом, и если сегодня ночью он, отец, внезапно умрет во сне, то в этом будет виноват только его сын-неудачник. Мальчик стоял у подножия лестницы и плакал, а потом крикнул отцу: ну что ж, иди и умирай, скорей бы ты умер, ты.., жалкий.., сукин сын…

Как только прозвучали эти ужасные, вырвавшиеся из самой глубины души слова, я увидел, как из глаз Вернона брызнули слезы, словно его насквозь пронзили копьем. Верной тихо застонал, и на его лице отразилась такая небывалая мука, какую я видел всего один раз, в “Нэшнл джиогрэфик”, на картине испанского художника, — это было изображение обнаженного святого-мученика. Слезы одна за другой скользнули по лицу Вернона, одна слеза застряла в пятнышке шоколадного соуса в уголке его рта.

— Ох… — еле слышно стонал он. — Ox… ox.., нет.

— Мистер Верной?

Голос говорившего был тих, но тверд. В дверях, ведших в кухню, появился мистер Притчард. Я решил было встать, но мистер Притчард остановил меня:

— Мистер Кори, прошу вас, оставайтесь на месте. На некоторое время.

Я повиновался. Мистер Притчард пересек комнату и, остановившись позади Вернона, дружески положил руку на его худое плечо.

— Обед закончен, мистер Вернон.

Сидевший напротив меня совершенно голый человек ничего не сказал и не двинулся с места. Взгляд его глаз был тусклым и безжизненным, в лице не осталось ничего живого, кроме медленно катившихся слез.

— Вам пора отдохнуть, сэр, — сказал тогда мистер Притчард.

— Я проснусь снова? — спросил Притчарда Верной глухим и тихим далеким голосом.

— Уверен, что проснетесь, сэр.

Рука мистера Притчарда тихонько и успокоительно похлопала плечо Вернона; в этом прикосновении было столько отцовского…

— Попрощайтесь со своим гостем.

Верной поднял на меня глаза. Казалось, он видит меня впервые, как будто я случайно оказался в его доме. Но уже через мгновение его глаза снова ожили, он шмыгнул носом и улыбнулся мне своей мальчишеской улыбкой.

— Пыль садится на рельсы — вот незадача-то, — сказал он. — Если пыли соберется слишком много, то состав может сойти с рельсов и выйдет крушение.

По его лицу пронеслась тень, но это была только тень промчавшегося по небосклону его разума маленького облака и ничего более.

— Кори, — еще раз улыбнулся он. — Спасибо, что нашел время заглянуть ко мне. Мы очень хорошо провели время.

— Да, сэр…

Он поднял палец.

— Верной. — Верной, — поправился я.

Голый Верной поднялся из-за стола; вслед за ним поднялся и я.

— Ваш отец ожидает у парадной двери, — сказал мистер Притчард. — За этой дверью поверните направо, пройдите через холл и окажетесь у парадной двери. Через несколько минут я тоже буду там и отвезу вас домой.

Взяв Вернона под локоть, мистер Притчард повел его к одной из дверей. Верной шел ссутулившись, едва переставляя ноги, словно глубокий старик.

— Спасибо за прекрасный обед! — крикнул я. Остановившись, Верной взглянул на меня. Улыбка то появлялась на его лице, то исчезала, словно свет мигающей неоновой трубки, которая вот-вот перегорит.

— Надеюсь, ты и дальше будешь писать такие же замечательные рассказы, Кори. Желаю тебе всего хорошего.

— Спасибо, Верной.

Верной кивнул, очевидно, довольный тем, что мы поняли друг друга. В дверях столовой он еще раз остановился.

— Знаешь, Кори, иногда по ночам я вижу удивительный сон. Вокруг ясный день, повсюду люди, а я иду по улице совсем голый.

Верной рассмеялся.

— Совершенно голый! Можешь себе представить?

Нужно было улыбнуться, но в тот момент я не смог вспомнить, как это делается.

Потом Верной позволил мистеру Притчарду вывести себя из столовой. Я взглянул на скопище грязных тарелок, оставшихся после нашего пиршества на столе, и почувствовал, как к горлу моему подступает тошнота.

Парадную дверь я разыскал без труда. Отец ждал меня; из его улыбки я понял, что он понятия не имеет о событии, свидетелем которого я только что стал в столовой.

— Как вы поболтали?

Я пробормотал что-то невразумительное, но отца ответ устроил.

— Как Верной с тобой обходился, нормально?

Я молча кивнул. Теперь, когда все кончилось и Вернон со мной ничего не сделал, а обед, поданный Гвендолин, оказался чудесным, отец был очень оживлен и весел.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});