Картезианская соната - Уильям Гэсс

Рифф решил обзвонить пансионы.

Однако в телефонной будке, когда он набирал номер, неловко придерживая открытую брошюру той же рукой, думалось уже совсем иначе. Это же все равно, что ехать в чужую страну. Там можно столкнуться с такой учтивостью, что просто страх. А постояльцы небось — не старики, так чудаки. Будет неловко, как в чужой комнате, тем более что он собирается только переночевать; это будет не его место, а чье-то чужое; и вещи все чужие, чьи-то личные, не продающиеся. В такую пристойную кровать не пригласишь Элинор и не рискнешь изображать ее хриплые стоны в старом доме, где каждый звук долетает в любой уголок. К тому же саквояж у него потрепанный, да и сам он отнюдь не денди. Куда ему с этой ковбойской пряжкой под серебро, с белыми пуговками на рубашке, вытянувшимися длинным рядом, как ягоды на кустике, без галстука и в джинсах, обтягивающих зад, как кожура — банан… Могут вообще дать от ворот поворот.

Как попросишь, так и пустят, могла бы буркнуть Ким. Ей-то уж уверенности не занимать во всем: в себе, во взглядах, планах, решениях. Рифф вынужден был признать, что с собственными делами она справлялась очень даже неплохо, так что определенно можно и сейчас воспользоваться ее советом. А вообще, он опоздает на свидание в «Деревянный солдатик», если не поторопится. Еще совсем пацанчиком он пытался поднимать ее обеими руками, чтобы она могла дотянуться до его ушей — она обожала их гладить… Пока у него самого не начинало звенеть в ушах… Он стал набирать номер и выронил брошюру. В приступе ярости, причины которой он так и не постиг, Рифф наступил башмаком на раскрывшийся при падении разворот и стал топтать, как топчут назойливое насекомое. «Не надо мне ничего этого!» — кричал он смявшимся страницам, злой до чертиков, будто его доставали весь день, а теперь он злится на собственную злость. Потом он поднял книжицу — отпечаток каблука остался на фотографии старинного чайника на обложке, полоска грязи перечеркнула пряничный домик — и стал набирать номер в Рок-Айленде; страх разжигал ярость, подстегивающую его.

— С вами говорит Уолтер Риффатер, — ответил Рифф голосу, ткнувшемуся в ухо из трубки. Да, Риф-фа-тер. На одну ночь. Часам к шести. Он на машине. Да, один. Он не любит компании, так что одноместный. Значит, свободные есть. Нет, он не курит. Ну конечно, наличными… (Он не стал уточнять, что не имеет кредитного счета, что избегает каких-либо записей, что его доход сильно смахивает на ряд скромных взяток.) Что ему нравится? Ах, нравятся ли ему ячменные лепешки?

Рифф стоял у фонарного столба посреди автостоянки, засыпанной серым гравием. Может, лучше было бы назваться Барретом Венделом? Уж форсить так форсить. Впрочем, Уолтер Риффатер звучало ничуть не хуже. Он закинул голову и уставился в бледное небо. Слышь, мам, они там пекут для меня какие-то лепешки, а ведь еще и в глаза не видели! Ему отчего-то сделалось тепло — наверно, решил он, от утреннего солнца.

Рок-Айленд и Мендота — это был северный край его обычной территории. По большей части он крутился между Карлайлом и Нэшвиллом или от Бель-Рива до Дюкуойна. При случае наведывался в Облонг. Если верить брошюре, там тоже есть приятные местечки. Ну конечно, если те пансионы еще существуют, если их бизнес еще не загнулся: ведь те самые трудности, с которых кормился Уолт Рифф, любое гостиничное дело, даже доходное и раскрученное, могли угробить. В Дюкуойне он был на ярмарке. Может, доведется и еще побывать. Рифф вытащил книжицу, чтобы проверить, все ли правильно запомнил. Да, всего пять кварталов от ипподрома, гостиница «У Фрэнси», отреставрированный сиротский приют, с площадкой для игр на свежем воздухе — какие такие игры? не иначе как крокет, в жизни не играл, слишком изысканно, вот жестянку футболить — в это игрывали… И, ясное дело, кредитные карточки принимаются. А липовые чеки тоже? Хотя ему, по сути, беспокоиться было не о чем, он не числился ни в каких реестрах, он был невидимкой, прятался за цифрами, наводил тень на истину, да и сам стал тенью.

С тех пор как Рифф уволил мисс Бизз (она наверняка решила, из-за того, мол, что не давала), он завел себе контактный телефон и теперь мог свободно разъезжать: вся его контора умещалась в автомобиле, у него не осталось корней, как у перекати-поля. Чтобы узнать про новые заказы, достаточно просто позвонить. Рок-Айленд — не деревня, где же там расположен пансион? Ему обещали вид на Миссисипи. Скорее всего это окажется Девенпорт. Груды отбросов, баржи с углем и гравием. За рекой — там получше. Прокатиться туда — сущее удовольствие. Рифф вдруг понял, что тоскует по безымянному мотелю где-то по 80-му шоссе, от которого в памяти сохранилась только табличка «Есть свободные места». Он уже был уверен, что сделал глупость. Ну ладно… одну-то ночь пережить можно.

Поеду-ка я в «Деревянный солдатик». А в Дюкуойне, мама, тоже есть балкон. И всего пять кварталов, наверно, оттуда слышен рев толпы, перестук подков или визг колес на вираже. Ну, это когда-нибудь потом. Сейчас — Рок-Айленд. До Рок-Айленда придется порулить. Ехать по 121-й? Выехать отсюда и свернуть на тихую боковую дорогу. Если получится, проехать мимо заведения Нормы и Веннарда Даудов. На все нужно время, на самый незначительный, самый простой шаг. В общем, хватит страдать. Бодрость полезнее.

3

Дорожка была выложена ровными рядами кирпичей и устремлялась к дому напрямик, как батальон в атаке. На крыльце стояло кресло-качалка и свисали горшки с какой-то зеленью. Красиво обточенные балясины перил заворачивали за угол. На третьем этаже темно-зеленые ставни по фасаду на фоне ярко-красной кирпичной стены смотрелись, как рождественская открытка. Направляясь к парадной двери, чтобы постучать, Рифф сам себе напоминал коммивояжера: тот вроде бы надеется, что его впустят, но по лицу видно, как ему стыдно за свой сомнительный товар. Он прижал саквояж к животу, чтобы прикрыть поясную пряжку: это показалось ему вдруг крайне необходимым. Правда, и сам саквояж — такой поцарапанный и пузатый… И пуговица на рубашке на ниточке висит… «Добро пожаловать! Пожалуйста, звоните!» Рифф позвонил, тщательно обследовав сперва табличку над звонком. И явился пред ним муж в летах, с чрезвычайно квадратной челюстью и в костюме-тройке. Господи Боже! Самая настоящая тройка с самой настоящей жилеткой!

— Я — Рифф, — сказал Рифф. — Уолт Рифф. Мне назначено. То есть Риффатер. Я утром… по телефону. Я заказы… комнату заказывал.

— Я уже догадался, что это как раз вы, — добродушно ответил квадратно-челюстной муж неожиданно высоким голосом, каким-то даже искусственным, с присвистом. Однако загородку между ними — нижнюю половинку двери — не убрал. — Матушка! — позвал он громким шепотом, словно нервничал от самого факта стояния на пороге.

Рифф подтянул саквояж повыше.

— На одну ночь, — сказал он. — Ведь у вас есть свободные комнаты?

— Как только вы займете свою, свободных не останется, — сообщил квадратный. — Две задние заняты. Хорошие люди. Вот только чаю не любят.

Рифф сразу же почувствовал, что разделяет нелюбовь этих незнакомцев. Хорошо ли это? Похоже, что негоже. Хозяин — или кто он там? — был весь как каменная глыба, если не считать носа, словно вылепленного из замазки. При разговоре он самым ужасным образом пыхтел. Затем в половинке дверного проема материализовались белый передник и черное платье.

— Вы, наверно, мистер Риффетир? — приглашающе спросила женщина, откликнувшаяся на «матушку». На длинном лице возникла легкая, но вполне искренняя улыбка.

Совместными усилиями, посуетившись, они откинули крючок и открыли загородку. Мистер Жилетка выдернул портфель из стиснутых рук Риффа.

— Это весь ваш багаж?

— В этой поездке — да…

— Вам, наверно, захочется умыться, — сказала матушка, отступив в сторону.

В прихожей на столике лежала регистрационная книга. Рифф не забыл полностью вписать «Риффатер», но пропустил имя. Его адрес? Он поступил так, как обычно постулат в мотелях, заметая следы: написал «Ричмонд», ведь это на краю штата, далеко к северу. Затем мистер Жилетка, пыхтя, потащил его багаж-вверх по полированным, не покрытым ковром ступенькам, показывая ему путь. Казалось, что и собственный вес для него — непосильная тяжесть.

— Да я сам бы понес, — сказал Рифф.

— Это — дело мистера Эмброуза, — ответила матушка негромко, однако скорее командирским, чем заговорщическим тоном. — А я — миссус Эмброуз. Будьте как дома. Здесь — ваш дом на эту ночь.

— Спасибо…

— Мы отвели вам отличную комнату окнами на улицу, с отдельной ванной. Свежие полотенца я уже повесила. Потом приходите ко мне, мы все покажем, чтобы вам было уютно. Человеку так нужен уют, не правда ли?

Рифф не стал спорить.

— Ричмонд — это в Индиане? — поинтересовалась миссис Эмброуз.

— Нет, не в Индиане.

— А-а-а, тогда это Виргиния, — уточнила она так уверенно, что Рифф прикусил язык. — Я допишу это в книгу чуть позже. Этой лестнице больше ста лет, а хоть малейший скрип вы слышите? Как по одеялу идешь. Вот как тогда строили, благословясь, а какое дерево было!..