Редкая обыкновенность - Александр Сергеевич Глухов

годы.

Вспомнили мы и ту памятную ночь, и Владимира Высоцкого, умершего неделю назад, и последний фильм с его участием «Место встречи изменить нельзя», и его озорные, а также серьезные песни. Плавно переключились на обсуждение другого известного фильма тех лет «Москва слезам не верит». Посочувствовали Брежневу, который едва справился с приветственной речью на открытии Олимпиады.

Новоявленный «Семен», высказал мысль, что теперь-то заживем неплохо, что продуктов в Москве стало побольше и выбор совсем недурной.

Мишка ехидно возразил:

– Опера Бизе –«Держи Кармен шире». Пока Брежнев не помрет, ничего не изменится. Это тебе хорошо – зарплата хрен знает какая, что хочешь, с юга привезешь, а у нас на заводе не разбежишься.

Через двадцать и тридцать лет мы с ностальгией вспоминали те сказочные и странные времена…

Год закончился крысиной возней политиков и запомнился в СССР неплохими песнями: «Маэстро» Паулса, «Птицей счастья завтрашнего дня» и «Ласковый Миша» Пахмутовой и Добронравова.

Виталий повзрослел и возмужал, даже строгая мать Лидия Петровна стала понукать им пореже, опасаясь явного непослушания, хитрые и дальновидные деревенские девушки неутомимо пытались завлечь его в свои сети, которые расставляли если не на каждом шагу, то довольно часто. Молодой красавец – спортсмен с высокооплачиваемой работой и малоконфликтным характером, сделался женихом номер один в окрестных селениях. Рано или поздно липкая паутина женских чар, должна была привести его к браку, но прежде случилась нечаянная алма-атинская любовь. Я пересказываю о ней со слов Виталия, который неоднократно поведывал мне эту историю, если не во всех, то в многих подробностях, изрядно с ней надоел и буквально заставил ее запомнить.

Случайно, летом 1981 года Виталия Королева отправили в рейс не в почти родной Джалал-Абад, а в Алма-Ату, тогдашнюю столицу Казахстана. Туда ездили изгои цеха «Юг», т.е. не добропорядочные коммерсанты, а хулиганистые раздолбаи и совсем не стяжатели. Невозможно было представить, что на джалал-абадской линии напилась бригада, или совершался некий разврат; там не приветствовалось легкомыслие по любому поводу.

«Бубенный Семен» с первых минут оценил простоту и бесшабашность нравов «восьмерки». Так нумеровался поезд, выезжающий из Москвы в Алма-Ату, обратный же маршрут именовался уже упоминавшейся ранее «семеркой».

– Здорово – поприветствовал он невысокого коренастого мужчину с правильными чертами лица и умным, насмешливым взглядом, подойдя к оружейке.

– Здорово вымя у коровы, а культурные люди говорят – здравствуйте.

Мужчину звали Виктором. Потомак образованцев и сам полуинтеллектуал, немного язвительный, немного юморной, он не пошел по стопам родителей и отказался от партийно-научной карьеры, в угоду простому хорошему заработку.

Я вновь отвлекусь для пояснения. К сожалению, ни я, ни Виталий, спустя некоторое время не смогли вспомнить его фамилию. Какой-нибудь хитрый и недалекий человек воскликнет:

«Ага! Выдуманный персонаж» – и ошибется. Дело в том, что Виктор прожил слишком короткую и в меру яркую жизнь. В августе 1983 года он сошел с ума от жары на семисоткилометровом перегоне Арысь – Новоказалинск, когда был установлен рекорд Советского Союза по абсолютной положительной температуре +53 градуса в тени, превзойдя прежнее достижение узбекского Термеза + 50. В таком пекле спираль белка обычного человека раскручивается, и он погибает. Виктор, адаптированный к экстремальным температурам, выжил, но протянул едва год-другой в невменяемом состоянии и ужасно похудевший. Я знал его лично, очень уважал за ум , простоту и непосредственность. Легенды о нем ходили вплоть до правления Ельцина и мне не приходилось слышать негативные отзывы о Вите.

Едва они получили в оружейке все необходимое, как появилась изрядно навеселе Лида Крюкова, которая час назад прибыла с «семеркой» из Алма-Аты. Поскольку она жила в городе Ряжск, а это 314 километров от Москвы, то самый быстрый способ добраться до дома, это сесть на родную «восьмерку» и проспать пять с половиной часов в умеренном комфорте.

Лида и Виктор на правах старых знакомых обнялись, и бригада отправилась на погрузку.

Сборная бригада «восьмерки» представляла из себя уникальный коллектив в почтовом ведомстве. Двое представляли спецсвязь, причем не московскую, а алма-атинскую. Они перевозили секретную, совершенно секретную почту, серебряную проволоку и другие ценные металлы, а также, различное оружие в метизах. Непонятно почему им не доверяли перевозку денежных знаков; эта операция возлагалась на обычных почтовиков. Трое других, с русским размахом защищали честь крупнейшего предприятия связи – ПЖДП при Казанском вокзале города Москвы. Коллектив, вопреки чиновничьим задумкам, жил душа в душу, за редчайшими исключениями. По замыслу наших начальников, мы обязаны были докладывать о промахах и недостойных поступках работников спецсвязи, рано, как и они о наших, но на деле хитрейшая бюрократическая схема не срабатывала, разбиваясь о странноватый симбиоз, необычайно стойкий и не понятно, на чем основанный.

Обоих алма-атинцев звали Юриями, вернее один называл себя Юркой, а второй требовал величать его по имени отчеству. Ростом они не отличались друг от друга, оба за метр восемьдесят, но возраст и вес имели различный. Юрка двадцатипятилетний веселый шалопай с высоким, сократовским лбом, непутевый, но добрый сын ученых родителей – преподавателей Алма-Атинского университета, отличался стройной упитанностью, но явно был склонен к полноте. Его старший четырехзвездочный напарник Юрий Реут, обрюзгший шестидесятипятилетний мужчина со старческой редкой шевелюрой и отвислым брюшком отличался тяжестью веса и характера. Этот увесистый Реут упорно причислял себя к немцам, хотя как станет понятно ниже, имел для этого маловато оснований. Отчество его я запамятовал за давностью лет (проклятый склероз!), а, может потому, что он всегда требовал его употреблять в разговоре с ним, но точно знаю, оно было русскоязычным. Дойчеобразной являлась его фамилия и немецким он владел хорошо, даже разбирался в диалектах (возможно ашкеназ?) Его биография вступала в антагонистические противоречия с якобы чисто арийским происхождением. Уж я-то наслушался о его делах и бурной жизни в свое время, не менее пяти раз попадая с ним в алма-атинские рейсы. Не знаю, чем я ему приглянулся, но он долгими часами и, довольно занимательно пересказывал свою биографию и похождения. Возможно потому, что я с увлечением и не перебивая рассказчика готов слушать любые истории.

– Судя по твоему виду, рейс получился веселый –

– Виктор расплылся в улыбке, обращаясь к Лиде Крюковой.

Лида, курносая блондинка, рослая и очень сильная для женщины, с простоватым среднерусским лицом, пьяненько хихикнула:

– Ой, Витя и не говори. В Кирсанове, в пять утра, мы с Танькой (начальница Лиды) пляшем в вагоне ресторане и поем похабные частушки, а в наш вагон стучаться почтовики и требуют обмена. Спецсвязь сказала им, что бригада больна. Хорошо догадались выдать им пустую накладную со штемпелем.

– А как в вагон ресторан попали? Он же в такую рань не работает.

– Мы там с самой Кзыл-Орды зависли, сначала по очереди, а в Саратове обе пошли, даже почту не разбирали.

Старый