Будь, пожалуйста, послабее - Виктория Осадчая

окончательно меня добила. Вот сученыш! Теперь стал понятен смысл сообщения с незнакомого номера «Совет вам да любовь!». И я могла дать стопроцентную гарантию того, кому принадлежит номер. Обиделся Ромка «так и сяк», вроде не дурак, а поверил.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ, ГДЕ РОМКА СПОРИТ САМ С СОБОЙ, И «ОСТАНЕМСЯ ДРУЗЬЯМИ?»

Что делать, если ты приходишь домой поздно вечером, уставшая, а у тебя на кухне сидит большой дядька с твой бабушкой, и о чем-то они беседуют под рюмочку водки? Наверное, во-первых, хочется знать кто этот дядька. А это Алексей Алексеевич Барышников. Странно, и кортежа нет поблизости, и охраны не наблюдается. Хотя мужчина в деловом костюме с расстегнутым воротом рубашки.

— Вот так, Серафима Андреевна, — заключает он.

— Девчонка и так уже была замужем по нужде. Этого ей хватило, — говорила бабушка. Я остановилась в дверях, но эти двое меня, кажется, не замечали.

— Но Вы ведь согласны, что ребенку нужен отец. Если они когда-то встречались, тем более она от него забеременела, значит, что-то есть.

— Ох, какой же ты дурак, Лексей Лексеич, — покачала бабушка головой.

— Фима Андреевна, я ведь не могу бросить своего внука, — развел он руками.

— Никто Вас бросать и не просит, — вступила я в разговор. — Просто не лезьте куда не просят.

— Арина, — попыталась остановить меня бабуля.

— Что? Ты меня сама так назвала почти двадцать пять лет назад? Какое право имеет кто-то решать мою судьбу? И передайте своим сыновьям, господин Барышников, чтобы за километр меня обходили. Я не собираюсь сюсюкаться с Вашей семьей, и мне глубоко насрать, что Вы многоуважаемый человек и можете мне доставить проблемы. С МОИМ ребенком Вам никто не запретит общаться. Но уж лучше без отца, чем так.

Хлопнув дверью, я удалилась в свою комнату, где уже ощутила такую знакомую дрожь в руках. Боже, я же только что нагрубила тому самому Барышникову, которого боится весь город. Ну Арина Николаевна, ну ты и экстремалка! А что? Помирать так с музыкой. Эта фраза сначала вызвала у меня улыбку, а за ей последовал истерический смех, который в свою очередь перешел в рыдания. «Успокойся, Риша, успокойся! Тебе нельзя нервничать, подумай о малыше», — огласил внутренний голос, и я принялась делать глубокие вдохи-выдохи.

— Чего скулишь? — в комнату без стука вошла сестра. Конечно, как же она еще может войти? Пахло от нее дождем. Мне нравилось.

— А ты где была? — налетела я на нее сразу.

— Как где? Мы с Алиской на примерку платья ездили. Мы же тебя приглашали, а ты домой ускакала, — отрапортовала Рима.

— Да? Хреновато с памятью что-то. Меня тут сватать приходили, пока ты где-то шлялась.

— Опаньки! И я так думаю, что истерики из-за того, что кандидат нас не устраивает? — язык бы ей подрезать.

— Почему какой-то там дядька толстосум должен решать мою судьбу, я что не человек? — снова начиналась моя истерика.

— Ну, что ты? — погладила меня Рима по голове, усаживаясь рядом. — Ты у нас не просто человек, а человечище. Еще и мамаша будущая. Поэтому хватит портить характер моей племяннице, и пойдем пить чай. Этот страшный дядька ушел, бабуля его выпроводила.

— Хочу тут чай, в комнате. А еще шоколадку и фильм хороший. Посидишь со мной? — мой детский тон меня добивал, но опять же из-за гормонов сейчас мне хотелось какой-то поддержки и тепла.

— Как в детстве? Помнишь ты со мной всегда сидела?

— Помню! — согласилась я. — Теперь я побуду немного маленькой.

Киносеанс начался с лирики «Москва слезам не верит». Не знаю откуда у меня тяга к советскому кинематографу, но он всегда меня спасал в минуты грусти и печали, как и сестра. Мы сидели на кровати с кучей вкусняшек, укутанные в один плюшевый плед, который мне дарил Коля, зная мою тягу к таким посиделками. Рима упорно терпела мой вкус в фильмах, потому что сама предпочитала триллеры и детективы, журналюга недоделанная.

В сцену у крыльца роддома ворвалась телефонная трель:

«―Ну че растерялся, папаша? Принимай дочку.

―Ну че стоишь-то, иди, иди. Иди, папаша, иди…

―Надо было, чтобы кто-нибудь другой ее встречал.

―Почему?

―Через три месяца Антонине здесь рожать, еще подумают, что у меня гарем.» И тут ДЗИНЬ-ДЗИНЬ.

— Твой, — огласила вердикт сестра.

— А то ж я не знаю! — лениво потянулась за мобилкой и так и замерла с открытым ртом.

— Батюшка родный! Барыш твой нарисовался! — всплеснула руками Рима, запуская под плед порцию прохладного воздуха.

— Не маши своим вентилятором, — съежилась я, сбрасывая вызов.

— А что так? — удивилась она.

— Пока не хочу говорить. Не о чем.

И на пятый звонок я не ответила, и на девятый, а десятого не дождалась, отключила аппарат и засунула его под подушку. Сердце колотилось, но сила воли была сильнее, нежели эмоции. Мне правда пока не хотелось с ним говорить.

Следующее утро начиналось позже обычного, потому что Алиса притащила в ресторан фумигаторов, чтобы избавиться от вредителей. Поэтому на три дня меня ожидал отдых. Если девчонки выходили на работу уже послезавтра, мне как особо «больной» было приказано сидеть дома, несмотря на то, что я начальник. Я повозмущалась, и даже будильник не поставила. Тем более, что киносеанс у нас с Римой закончился ближе к трем ночи.

— Обычно беременные спят как сурки, а ты вообще ведешь себя не нормально!

— Спасть я хочу только в обед, а ночью у меня работоспособность зашкаливает, — объяснила я.

Про телефон вспомнила после сытного завтрака, которым меня напичкала бабушка. Что странно, видимо малыш внутри меня безумно любил свою непутевую мамку и очень хорошо прижился там. Во-первых, утренний токсикоз меня уже не мучил, бывало очень редко, после того, как налопаюсь чего попало. А так чтобы бац и унитаз обнимать, этого не было. Зато на некоторые продукты началось жуткое отвращение, а так мною нелюбимая раньше гречневая каша превратилась в лакомство номер один. Хотя нет, вру! Больше всего налегала на темный шоколад.

— Ты же раньше времени растолстеешь, или вырастишь гиганта внутри себя, — охала бабушка.

— Если ребенок хочет есть, я что могу поделать? Пусть растет и набирается сил!

Поэтому завтраки перешли в особый ритуал. Готовились они при мне, так как желанье моего малыша было предугадать сложно.

— Чего сегодня, мадам? — спрашивала бабуля, когда я садилась за стол. Полный список озвучивать я не решалась, потому что борщ с печенькой, или копченное свиное сало, которое сверху заедалось йогуртом, шоколадкой и чесноком, могли хоть кого свести с ума. Вот такой был очень своеобразный у моего малыша вкус.

«Перезвони