Сердце из пшеницы и ромашек (СИ) - Котенко Елена

Виктор прекрасно помнил, как она «ушла» — метнулась, точно раненая лань в лес. Этот-то и отвлекло его от меча.

Где-то за воротами завозились противники, покатились наезды. Виктор увидел, как Рося с перекошенным лицом повалил кого-то на землю, и понял, что продолжения игры не будет. Завязалась драка. Душа Васнецова рвалась на части: одна — к Лике, другая — на помощь к друзьям. Решив не беспокоиться просто так — вдруг Лика просто что-то забыла или Ане нужна была помощь — он вытер грязной майкой пот со лба и ринулся на поле боя.

Лишь позже, когда по молодежи поползли слушки и смешки, он понял, как же ошибся…

— А я сразу сказала — подозрительные они!

— То-то они из Москвы прикатили: дочь от уголовки прячет. А такими приличными выглядят, умница — красавица, конечно. Наших пацанов натравила вон друг на друга.

Виктор выскочил из магазина, давя внутри бурлящую злость. Он запихнул пустую авоську в карман и поплелся в сторону площадки. Вчера вечером Дмитрий Сергеевич не пустил его в дом.

— Пустите, — настойчиво проговорил Виктор, сверкая подбитым глазам.

— Не сегодня, — вздохнул Котиков. — Пожалуйста, уходи.

— Да почему? Мне все равно, что там когда произошло, ей же плохо.

— Вик, это она попросила тебя не пускать.

Васнецов открыл рот и закрыл, слова куда-то убежали.

— Вы же знаете, я все равно пройду.

— Ага, — кивнул Котиков. — Но не сегодня.

Его сообщения Лика не читала, на улице не появлялась. Точно настоящий преступник, она залегла на дно, что только подливало масло в котел слухов. Виктор плюхнулся на качель у школы и, шаркая ногами, раскачался, повиснув головой вперед — так качель сама ускорялась. Васнецов вспомнил, что сегодня ему должна была грозить тригонометрия, если ее не будет — он не сдаст Цветку зачёт и отодвинет свои мучения ещё на день. Как же обрадуется мама…

— Витек, ты в луну пердаком целишься что ли?

— В обморок, — ответила Даша.

— Ну это уже другим местом, — посмеялся Рося.

Виктор откинулся назад и окинул взглядом друзей. Им вполне весело.

— Чё ты киснешь, ну бывает всякое, — хлопнул его Пашка по плечу. — Любовь — дело коварное.

— На ней же не было написано «убийца», а. Просто в следующий раз надо не бросать глаз в чужой огород, а так, в своем копошиться, — сказал Рося и ущипнул Дашу за мягкое место. Девушка взвизгнула и оттолкнула его. Смущение и счастье разожгли ей щеки — наконец-то он смотрел на нее. — Под таким предлогом можно и к матери вернуться.

— Да, простит точно. Может, побурчит немножко, что была права, но простит.

— Что вы мелите? — не сдержался Виктор.

— Да, зачем вы так сразу к ней? Мало ли что там могло произойти, — скромно вставил Игорь.

— Что, по-твоему, газеты врут? — спросила Даша, которая нашла крошечную новость в две строчки и даже фотографию Котиковых в электронной газете, пока сидела в ТЦ. — Собственными глазами видела.

— Злая ты, Дашка, — вздохнул Игорь и сжал плечо Виктора.

— Какая тебе вообще разница, что произошло с ее матерью? — вскипел Васнецов. — Твоя мать щенков-инвалидов топит, которых ваша Берта нагуливает. А ты, Рося, не вспомнишь ли куда делись все кролики в прошлом году, а? Не ты ли потравил тут змей, да промахнулся? Да мы с вами вместе трактор упрявляйки ночью забирали кататься. Что, безгрешные все собрались тут? Забыли?

— Ты сравнил, конечно, — присвистнул Пашка.

— А ты деда своего вспомни и потом будешь меня упрекать. Не вам ее судить. Раздули из мухи слона, может это вообще фэйк.

— Да, Витюш, тебе до лампочки объяснять — гормоны, — вздохнул Рося. — Ну ничего, потом поймёшь нас. Мы ж друзья тебе.

— С такими друзьями и врагов не нужно, — Виктор вскочил с качели и, угрюмый, направился в сторону дома Роси — забирать свои вещи.

— Смешной ты, — крикнул вдогонку Ярослав.

Виктор уже скрылся за поворотом.

— Простим дурака, дела сердечные все-таки, — предложила Даша, заняв его место на качели.

— Конечно.

Рося подобрал спрятанный под лавкой баскетбольный мяч и, отбив пару раз от земли, бросил его Пашке. Тот покрутил его в руках, сделал несколько выпадов и через спину послал Игорю. Он вздохнул и с десяти шагов забросил мяч в кольцо. Так и завязалась игра. Даша вела счёт. Иногда мимо них проходили люди из магазина и в магазин: подбрасывали им мяч, делились впечатлениями о главной новости дня и угощали спелыми ягодами. Одной из проходящих стала Аня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Младшая Котикова несла в руках булку хлеба, от которой увлеченно откусывала маленькие кусочки золотой корочки. Тихую и маленькую ее не сразу заметили — лишь когда Рося налетел на нее спиной в погоне за мячом, сбив девочку на землю.

— Етить твою налево! Анечка, жива?

Аня, развалившись на песке, недоуменно моргала. Ручкой она притянула извалявшийся хлеб, оглядела компанию.

— Анечка? — он взял ее за локоть, чтобы помочь подняться.

— Никакая я тебе не Анечка! — взвизгнула Котикова и, схватив целую горсть песка, бросила ему в глаза.

Рося от неожиданности и боли завалился на спину. Аня подскочила, прижав к себе хлеб, как утопающий — спасательный круг. Маленький храбрый котенок.

— Я с тобой больше не дружу! — крикнула она. — Со всеми вами!

Ее большие глаза влажно заблестели.

— Она из-за вас второй день плачет, — с нарывом сказала Котикова, часто-часто дыша. — А она ничего плохо не сделала. Плохие здесь только вы!

Аня толкнула ногой пятку Роси и собралась бежать, как вдруг вспомнила о чем-то и излила на деревенских новый поток ярости.

— А ты её ещё и медом накормила, бяка! — бросила она Даше. — А у нее аллергия. Ей вчера уколы кололи, болючие.

По ее щекам потекли горячие слезы.

— Если ты думаешь, что лучше ее, то ошибаешься — вчера ты стала в три раза хуже.

Она утерла глаза рукавом и бросила к дому.

***

У ворот она споткнулась об сумку Виктора и клюнула носом в землю, из-за чего разревелась в край.

— Что ж ты, растяпа? — Виктор усадил ее к себе на колени. — Убери руки, дай нос посмотрю… и совсем ничего страшного, просто царапина.

Он чмокнул ее в этот несчастный нос и обнял.

— Ты за хлебом сама ходила?

— Да, папа разрешил, — похвасталась она, утирая щеки.

— Ты так торопилась домой, что не смотрела под ноги? К обеду принести?

— Да. Но я уронила его, когда меня Рося толкнул, и его теперь есть нельзя…

— Рося тебя толкнул? — опешил Виктор.

— Случайно. Они в мяч играли.

— Не обижайся на него. Сколько пролежал хлеб на песке? Недолго?

— Да.

— Знаешь, если такое правило: пять секунд не пролежало — есть можно. Так что считай, ничего не было, — подмигнул Виктор и поставил ее на ноги.

— Не пускают? — Аня сочувствующе на него посмотрела и неуклюже погладила по волосам. — Вик, она там вся красная и опухшая, как гнилой помидор. Даша ее медом накормила. Тебе не на-адо ее видеть.

— Надо, малышкинс, надо.

Аня тяжело вздохнула.

— Тебе вынести поесть в беседку?

— Спасибо, нет.

— Хорошо, тогда… хочешь, я потом выйду с тобой поиграть?

— Очень.

— Тогда я быстро! — Котикова унеслась по ступенькам в дом.

Васнецов мельком огляделся по сторонам и шмыгнул за угол дома. Аня успела рассказать о всех своих приключениях папе, когда навес на улице опасно заскрипел, звякнул подоконник.

— Ну что за камикадзе, — вздохнул Дмитрий Сергеевич.

Камикадзе тем временем опустился на ковер в комнате Лики.

Стояла поразительная тишина. У Виктора в голове не вязалась она с Котиковыми: они — это звенящая радость и яркие цвета. Как что-то вязкое и безжизненное могло существовать в комнате Лики? Она сама лежала на диване, сложив лапки и уткнувшись носом в обивку. По самую голову ее обнимало розовое с ромашками одеяло, под которым они однажды вместе засыпали. Васнецов, подобно кошке, тихо приблизился и лег позади нее на диван — Лика встрепенулась и посильнее натянула на себя одеяло.

Виктор поставил пальцы на ее бедро и, подобно человеку, зашагал ими вверх: на изгиб талии, локоть, плечо — добрался до спрятанной шеи и легонько ее пощекотал. Лика завозилась и попыталась его оттолкнуть, но Васнецов только сильнее подпер ее грудью. Путешествующий человечек вернулся по локтю до талии и хитро затопал на бочке. Котикова согнулась и издала звук, похожий на смех. Тогда Васнецов подсунул под бок и заключил ее в кольцо объятий. Котикова, кряхтя, попыталась отпихнуть его, но Виктор использовал ее же одеяло против нее: натянул концы, чуть ли не запеленав, как ребенка.