Сердце из пшеницы и ромашек (СИ) - Котенко Елена

Лика чмокнула его в упрямый лоб и налила чаю.

— Ты прав. Иногда важно вовремя уйти. Но как же ты жить будешь?

— Я уже договорился.

— Расскажешь, с кем?

— С твоим отцом. У вас ещё полно работы в саду и с домом.

— Значит, ты часто будешь у нас бывать. Может, и поживешь у нас?

— Нет. Не беспокойся за меня: сейчас лето, воды полно на улице, еды тоже, а я не безрукий.

Лика вздохнула и отстала.

— У нас на сегодня ещё пятнадцать заданий, помнишь?

— Так не кайф, — потянулся Виктор на лавке.

— Давай, осталась одна маленькая, последняя четверть! Быстренько управимся, напишешь Цветку все и пойдем к ребятам. Сегодня же футбол.

— Я отказался. Мы с твоим отцом пойдем заросли за домом убирать.

— Виктор! Ты пойдешь сегодня со мной, понял?

— Ух, какая ты грозная, — поддел Васнецов ее. — А то что?

Лика молча забрала у него чай и кусок клубничного рулета.

— Эй-эй, сдаюсь… Верни!

Лика бросила чашку в раковину и попыталась убежать с десертом на улицу, но Виктор загреб ее руками, что Котиковой осталось только болтать ногами в воздухе.

— Не отдам, нет!

Лика задыхалась от смеха, пытаясь высвободиться из его железных объятий. Тарелка маячила перед носом Васнецова, но он никак не мог за нее уцепиться — руки-то заняты. Подгадав момент, Виктор широко открыл рот и схватил рулет с тарелки.

— М-м, — застонал он от восторга и наконец отпустил ее. — Блаженство.

— Бандит! Садись давай, Петр Первый ждёт — не дождется твоего пристального внимания.

— Ты волшебница, — он чмокнул ее в нос и добровольно лёг под гранит науки.

После обеда, когда Виктор узнал, что сделал непоседливый Петрушка и какое там наказание в конституции за угон полицейского велосипеда, они вместе отправились на стадион.

Конечно, новость о том, что он сбежал из дома, уже разошлась по всей деревне и даже за ее пределы. Виктор комментариев по этому поводу не давал, но среди народа гуляли слухи, и их с Ликой совместное появление — и особенно перевязанные руки — только подтверждали догадки. Соседние ребята Котикову не трогали, но вот местные заваливали ее вопросами.

— Я ничего не знаю. Хотите что-то выяснить — спрашивайте у Вика.

— Он ничего не говорит.

— Ну значит, ничего и не случилось!

— А с руками вашими что?

— Да боже мой, Аня носилась — заварник стеклянный перевернула, ошпарила нас.

Лика отбивалась как могла. Виктору-то хорошо: он бросил своей коронный взгляд и отвернулся.

Начался матч. Котикова сидела рядом с Дашей и на пару уплетала маленькие сдобные рыжие печеньки, которые напекла Дашина мама.

— Она ещё сказала тебе домой передать — папе. Мама думает, что он на нее обижен.

— Он ее боится, — рассмеялась Лика.

Игра у парней шла ожесточеннейшая. Мяч не по-детски летал над полем, в ход шли руки, звучали ругательства. Даже обычно сконцентрированный Виктор взрывался по каждому поводу. Вскоре с поля за слишком жестокую игру дисквалифицировали Росю и Пашку. Игоря же, наоборот, заменили из-за излишней мягкости. И вот вся компания собралась на лавочке, наблюдая за игрой старших и младших, в окружении девушек, друзей и братьев противников из соседней деревни.

— Да что сегодня случилось? — спросила Лика.

— Видишь вон того бугая? — Рося указал на высокого нападающего, прямо сейчас терзавшего на себе майку от досады. — Кирилл Новиков. Он с сестрой Толика встречался, который в этом году выпустился, а потом они поругались, и он сначала ее ударил, а потом Толику руку сломал на разборках. Сильный, зараза. Вот его и хотят все укокошить. У Виктора с ним вообще личные счёты: он однажды траву вывозил и бросил ее у молочной фермы. А в траве полыни было мерено — немерено, так телки ж нажрались и все… Всей семье по голове тогда надавали, а кто траву кинул, лишь потом узнали, видели его тогда.

— Враг народа номер один, получается.

— Да… Что он вообще припёрся? — удивилась Даша.

— Борзый потому что. Ну ничего, наши его сейчас раскатают. Давай, Вася, вали его, вали!

Лике становилось неуютно. Следить за игрой, за Виктором, который в своей серьезности выглядел так сексуально, — это одно, а наблюдать за деревенской разборкой только на игровом поле — совсем другое.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Кстати, Лика, спасибо за требуху к костюму. Мама сказала, я как Джеймс Бонд выглядел, даже фотку с выпускного брата распечатала. Зайдем ко мне после матча, я сразу отдам, пока не потерялось?

— Да, хорошо.

— Вот скажи, а тебя Виктор не ревнует? — задался он вопросом.

— Не знаю, — честно ответила Лика. — У него надо спросить.

— А ты его?

— Да нет. К кому? Разве что к учебе — он только с ней больше времени проводит, чем со мной.

— Он с учебой долбится только из-за тебя. Нужны ему, больно, логарифмы эти.

— Ну тогда тем более у меня нет повода, — улыбнулась ему Лика. — На самом деле, он давно уже хочет куда-нибудь деться. Взять хотя бы угон велосипеда…

— Ого, он рассказал тебе про это?

— Случайно узнала. Так вот, ты представляешь, какое желание им владело уехать отсюда, что он день почти на велосипеде ехал? Я просто показала ему другой путь.

— Если бы не ты, он бы никогда не решился. Он бы никогда не пошел против матери, — вставила Даша.

Лика напряглась: они же вроде ничего не знали про обстоятельства его ухода. Или нет?

— Я не знаю. Возможно, это и пошло бы ему на пользу, а может и нет. Я думаю, он одинаково хорошим врачом везде будет. Но главное же — что он хочет, а не его мать. У него хватило духа уйти, но он все же несовершеннолетний. Не протянет он так долго.

— Так ты в него не веришь?

— Я верю, что ему нужна помощь. Моя. Ваша — друзей. И семьи. Тогда он свернёт горы.

— Городская, — цокнула Даша.

— Почему? — удивилась Лика: было неожиданно услышать такой упрек от нее. От пацанов — да, но от Даши…

— Нельзя у нас так, у деревенских. Нельзя с семьёй, с корнями, порывать — несчастен будешь.

— Хочешь сказать, он счастлив был? Когда? Когда домой возвращаться не хотел? Когда с матерью постоянно ругался? Когда убежать на велосипеде пытался?

— Когда тебя не было — тогда и был! Удивишься, но до твоего приезда всем хорошо жилось — и парням, и семьям, и Цветку. За деньги заработанные не приходилось драться, с семьёй никто не ругался, за баб никто морды не бил, всем отлично жилось!

— Какие драки, ты о чем? — округлились глаза у Лики.

— Даша, хватит нести чепуху, — нахохлился Рося и дёрнул ее за подол юбки.

— Что «Даша»? Не вы ли тут недавно устроили петушиные разборки?

— А Лика-то тут причем? О ней вообще речи не шло!

— Я ничего не понимаю. И ничего не знаю. Если я кого-то обидела — я готова извиниться. Но просто так твои упрёки я слушать не буду, — Лика встала, готовая уйти.

— Вперёд, ты же привыкла наворотить дел и сбежать, да? Гори всё синим пламенем, папа-то богатенький — отмажет.

У Лики внутри все натянулась и зазвенело, закружилась голова.

— Даша, етить твою налево, отстань от нее и успокойся, — Рося подскочил на ноги и дёрнул ее с трибуны. Даша вырвала руку, ее пылающее лицо исказила злая гримаса.

— Конечно, беги защищай ее, а то смотри и тебя укокошит.

— Что ты несёшь, женщина?

— Как мать свою, так и тебя. Не любит наша городская несогласных!

Парни разом глянули на Лику — но ее уже не было на месте. За мгновение до этого Котикова перелезла на ряд выше — и ее белое платье в красный горошек теперь мелькало на лестнице с трибуны.

— Виктор! — завопил кто-то на поле.

Затрещал свисток — деревенские сбегались в ворота к Виктору, который, лёжа на песке, зажимал окровавленное лицо. Пока парни с Дашей добрались до поля, упрямый Васнецов уже сел, прижимая тыльную сторону ладони к скуле. Кто-то уже успел принести воды и какие-то тряпки — Виктору промыли и перевязал ухо и разбитое лицо.

— Что случилось? Где Лика? — поймал он за руку Дашу.

— Ушла, — раздражённо бросила она, вытирая руки от крови Васнецова.