Огненное прикосновение - Линда Ховард

– Я просто сходила за ветками для зубных щеток, – сказала девушка, протягивая их, чтобы он посмотрел. – Извините. Я забыла.

– А вы не забывайте, – резко ответил Рейф, хватая ее за руку и оттаскивая от двери, чтобы закрыть ее. Увидев, как лицо Энни погасло, он тут же пожалел о собственной резкости.

Энни налила немного соляного раствора, чтобы почистить зубы, и Рейф откинулся на спину с веточкой во рту. Ее педантичная аккуратность напомнила ему о том времени, когда он принимал подобные излишества как должное, когда в его привычки входило ежедневное бритье и умывание, а одежда всегда была чистой. Он принимал, как само собой разумеющееся, душистое мыло для купания, мыло для бритья, содовый зубной порошок. Он пользовался ароматной водой и часто вальсировал с очаровательными молодыми леди. Но это было очень давно, целую жизнь тому назад Теперь Рейф не чувствовал никакого родства с тем молодым человеком, которым он был тогда, у него остались воспоминания, но казалось, что это чужие воспоминания.

Энни встала и, покопавшись в своей медицинской сумке, вынула два кусочка чего-то похожего на кору Положив один из них себе в рот, другой протянула ему

– Возьмите. Корица.

Рейф взял кусочек коры и понюхал: корица, как она и сказала. Медленно жуя и наслаждаясь ее вкусом, он припоминал, что те леди из давних времен жевали коричные или мятные пастилки, чтобы освежить дыхание, и помнил вкус этой свежести во время поцелуев.

Может быть, всему виной были эти воспоминания, а может, ему просто так сильно этого хотелось. Он сказал.

– Теперь, когда наше дыхание свежо для поцелуя, грешно будет растратить его зря.

Она резко повернула голову, широко раскрыв глаза, а Рейф обхватил ладонью ее затылок под волосами. Энни напряглась, сопротивляясь давлению, приближавшему ее голову к его лицу.

– Нет, – выпалила она в панике.

– Тихо. Это же всего лишь поцелуй, детка. Не бойся

Его тихий, тягучий голос обволакивал ее, внутри у нее все ослабело. Она попыталась покачать головой, но его пальцы на шее не позволили ей сделать этого. Энни старалась откинуться назад, ее взгляд не мог оторваться от его рта, все приближающегося к ее губам. Нет, о нет, она не может позволить себе ощутить прикосновение его рта, если ее сердце настолько выходит из повиновения при одном только взгляде на него. Соблазн был слишком сладким, слишком пронзающим. Она почувствовала свою слабость перед ним в ту же ночь, когда встретила его, и, даже дрожа от испуга за свою жизнь, осознавала его опасное притяжение. Она только-только почувствовала себя в безопасности: ведь он не сделал никаких посягательств в отношении нее даже прошлой ночью, когда она спала почти обнаженной в его объятиях, но теперь она видела грозящую ей опасность. Если она не хочет вернуться в Серебряную Гору с разбитым сердцем, то должна сопротивляться, должна царапаться и драться...

Слишком поздно.

Его рот накрыл ее губы с неторопливой уверенностью, свидетельствующей об опыте, оборвав короткий вздох протеста, а рука удерживала ее на месте, пока он пробовал их на вкус. Энни случалось целоваться и раньше, но не так, не с такой постепенно возрастающей интимностью, не обращающей внимания на бесполезное сопротивление ее рук. Сильные движения его рта заставили ее приоткрыть губы, и она беспомощно почувствовала, как ее тело напряглось, когда теплая волна пробежала по нему. Ее руки прекратили отталкивать его и неожиданно вцепились в его рубаху. Под его напором ее рот приоткрылся, и он слегка наклонил набок голову, чтобы сделать их соприкосновение еще более глубоким. Его язык проник в ее рот, и Энни задрожала от этого поразительного вторжения.

Она не знала, что мужчины так целуются, не ожидала; она многое видела, изучая медицину и во врачебной практике, но не знала, что мягкие поглаживания языком у нее во рту заставят ее почувствовать слабость, жар и болезненное напряжение в груди. Ей хотелось, чтобы он продолжал так же целовать ее, хотелось тесно прижаться к нему в попытке облегчить болезненную пульсацию в груди и почувствовать объятие его сильных рук. Ее неопытность делала ее беспомощной, неспособной справиться с собственными желаниями и предвидеть то, что он мог сделать.

Рейф заставил себя отпустить ее затылок и медленно отнял губы. Ему хотелось продолжать целовать ее. Черт возьми, ему хотелось гораздо большего! Однако боль в боку, позникавшая при любом движении, а также постоянная слабость в ногах напоминали ему, что он не в лучшей форме для занятий любовью. Хорошо даже, что его тело ограничено в действиях, – с его стороны было бы глупо усложнять положение интимными отношениями. Одно дело – вернуть ее домой, не причинив вреда, но, как говорит старая пословица, ад не знает ярости, подобной ярости женщины, которой легко овладели, а затем бросили. Меньше вероятности, что она расскажет кому-нибудь о нем, если не будет чувствовать себя обиженной любовницей. Потихоньку отодвигаясь от девушки, Рейф от всей души желал себе следовать собственным добрым советам.

Энни выглядела бледной, будто у нее кружится голова Она уставилась пристальным взглядом в огонь, он видел, как шевельнулась ее изящная шейка, когда она сглотнула.

– Это же просто поцелуй, – пробормотал Рейф, под давшись внезапному желанию успокоить ее, в чем она, по-видимому, нуждалась, но нахмурился от неожиданно пришедшей в голову мысли. Хотя она, казалось, отозвалась на его поцелуй, возможно, она решила, что он собирается напасть на нее. Она приоткрыла рот во время поцелуя, но он не мог бы утверждать, что она ответила на поцелуй. Его привела в ярость мысль о том, что, может быть, он один ощутил это нарастание жара и напряжения внутри.

– Я не собираюсь нападать на вас.

Энни пыталась взять себя в руки. Если он думает, что ее реакция вызвана страхом, то это гораздо лучше, чем если бы он узнал, как ей хотелось, чтобы он продолжал начатое. Она посмотрела на свои руки, но не придумала, что сказать. Ее мысли текли вяло, а сердце все еще сильно билось.

Рейф вздохнул и устроился поудобнее, подтянув поближе седло, чтобы облокотиться на него. Похоже, ему опять надо успокаивать ее, как н прошлой ночью.

– Почему вы захотели стать врачом? Это необычно для женщины.

Это была единственная тема, способная наверняка вызвать ее на разговор. Она бросила на него быстрый взгляд, благодарная за то, что он заговорил об этом.

– Мне постоянно все об этом твердили!

– Могу себе представить. Что вас побудило?

– Мой отец был врачом, и я увлеклась медициной с детства.

– Маленькие дочери большинства врачей играют в куклы, а не в медицину.

– Наверное. Папа говорил, что это началось, когда в пять летя упала со стога сена. Он перепугался, что я разбилась насмерть, говорил, что я не дышала. Он ударил меня в грудь кулаком, и сердце снова начало биться, по крайней мере, он всегда мне так говорил; теперь, когда я выросла, думаю, что я, вероятно, была просто оглушена. Как бы то ни было, тогда меня поразило, что он снова заставил биться мое сердце, и с тех пор я только и говорила, что стану доктором.