Сказание о Луноходе - Александр Струев

В пятницу на объект нагрянул Фадеев с корреспондентами и фотографами. Редактор делал сенсационный репортаж о рождении Лунохода. Наряду с героическими победами на производстве ему как воздух требовался замаскировавшийся враг. Фадеев велел выискать врага хоть из-под земли! Игоревский в этот день нажрался до чертей и летал по своей многокомнатной квартире в Ударнике, гоняя прислугу и родственников. Его первый заместитель, заика Иванов-7, сбежал от корреспондентов Фадеева, как от чумы, скороговоркой заикаясь:

– Я сек-е-ет-ный, сек-е-ет-ный! По-о-чь! По-о-чь!

Фадеев рыскал по «Молокозаводу», желая разоблачать. Очки вспотели, лысая башка, взбрызнутая после стрижки едким одеколоном, лоснилась и поблескивала, и тут газетчики тесным кольцом окружили хмурого, задолбанного Иваныча, ворвавшись в его неказистый кабинет. Сидя на кровати, невыспавшийся Николай Иванович отдавал распоряжения по служебному телефону, совершенно не обращая ни на кого внимания. Из-за резких матерных слов Фадеев запретил записывать разговор, но и остановить Иваныча не получилось.

– Я, блядь, на работе! – отстраняя рукой объективы, прорычал Иваныч.

– Этого парня народ хвалит! – подсказал Фадееву пожилой мужчина в массивных роговых очках, который считался правой рукой Редактора по скандальной хронике. – Работяги о нем хорошо отзываются. Это он грунт на полтора месяца раньше поставил, да еще под звездное небо потолок в ангаре выкрасил, чтобы замыслу соответствовало, теперь небо там, как на Луне, смотрится. Незаменимый человек!

И тут одна заграничная сучка с фотоаппаратом сквозь наших спецкоров протиснулась и – магнитофон к морде:

– Лаз, лаз! Пловелка, пловелка! Лаз, лаз, дваз!

Все так и ахнули! Хорошо, рыжая бестия из дружественной страны оказалась.

– Тсказитэ, тсто ви тут дэлаэтэ? – на ломаном произнесла иностранка. – Как эта звязано з козмозом? – и собралась уже фотки щелкать.

– Связано, не связано, гражданочка, – отстраняя объектив, ответил Николай Иванович, – не скажу, не положено! У нас здесь тишина, ты что, забыла?! – и он приложил палец к губам.

Полгода только и говорили что о Луноходе. После налета на секретный объект журналистов Фадеева все чаще в Газете рассказывалось о «человеке – золотые руки», главном мастере – Николае Ивановиче, а про когда-то знаменитого на всю страну космонавта Игоревского никто не вспоминал. И тут разразился страшный скандал. На испытаниях рухнула сконструированная учеными поверхность. Искусственную лунную поверхность продавил вездеход «Тайга-П», который тоже здорово пострадал. В этот же вечер в кабинет к Конопатому, на третий этаж Министерства, впихнули Иванова-24 с Мытной. Разговор длился пять часов. Иванов из кабинета не вышел, его лифтом отправили в подвал, а оттуда подземным ходом оттранспортировали в «лес», в Ясенево, где с ним поутру новые товарищи с другими интонациями потолкуют.

– Пусть, сука, ночью подумает, что к чему! – нервничал Конопатый, который от Органов был прикреплен к космическому ведомству, и получалось, что он недоглядел!

Туда же, в «лес», вывезли остальных сотрудников секретной лаборатории. С них пока отобрали подписку, отпечатки пальцев и анализы. Космонавт Игоревский с ходу получил от Конопатого в зубы.

– Подумаешь, он Луну видел! Сидит, щеки надувает, паскуда! Угробили поверхность?! – не унимался Конопатый.

Николай Иванович зашел в кабинет делово, и по нему никак не было заметно, что парень нервничает. Да он и не нервничал.

– Давайте поскорей, а то мне работать! – совершенно искренне высказался мастер, усаживаясь под яркую лампу, направленную непосредственно в лицо.

Двое здоровяков, справа и слева, подступили ближе, чтобы по команде заломать визитера и прикрутить к железному стулу эластичными кожаными ремешками. Когда Иваныча спросили: «С чего это поверхность обвалилась?» – Николай Иванович посмотрел на голос – лампа ослепила совершенно – и ответил:

– С чего, блядь, с чего?! Я им тогда говорил, не те болты берете, уебы! Точите другие, толстые, эти дохлые – лопнут! Игоревский не поверил, а я клещами тот хлипкий болт перед его мордой надвое переломил! – в сердцах сплюнул Иваныч.

– И что?

– Что, блядь, что?! Все, на хуй, рухнуло! Я когда болты ломал, ему как с гуся вода! Он мне опять про свои полеты втирать начал, а потом в планетарий потащил, как будто я пацан голожопый. Он всех в планетарий тащит, когда нажрется, даже уборщицу Катьку туда водил. Игоревский говорит, что уборщицам тоже полезно про звезды знать.

В столе у Конопатого лежала большая рубиновая звезда космонавта. Игоревскому она больше не понадобится.

– Но я, – продолжал Николай Иванович, – не растяпа, как космонавт. Я человек ответственный. Собрал бригаду, с которой на объекте начинал, подтащил еще двух с родного фрезеровочного, и стали мы болты новые точить, хорошие, вместо тех, хлипких. По ночам старые болты из пола выкрепляли, а на их место усиленные ставили. Две трети болтов заменили и оставшуюся треть сработали б, только вездеход на испытание грунта на неделю раньше приволокли, с опережением графика! Хотели, сами знаете, отрапортоваться, что проект на ура идет! Вот и отрапортовались, уебы! Обвалилась под гусеницами земля! Я о том, что они на испытание вездеход привезли и в ангар запустили, последним узнал. Не добежал, твою мать! Не сумел предупредить! Ну а там, что рассказывать, доехала «Тайга-П» по моим железным болтам до края, а как на каркас с негодными шурупами попала, то и рухнула вниз! Тяжелая ведь, сука, на гусеницах! – вздохнул Николай Иванович. – А по переделанной поверхности как по маслу прошла! Поехали прямо сейчас, и сами посмотрите, там повсюду следы остались! – облизывая сухие губы, попросил Иваныч. – Поехали, ребята!

– Почему не сообщили об угрозе обрушения руководству? – строго спросил Колька-зам. Он тоже принимал участие в допросах.

– Как это – не сообщил? – огрызнулся Николай Иванович. – Я Игоревскому в планетарии все уши прожужжал! Два стула сломал, демонстрируя, что будет, думал – дошло!

Конопатый вынул из ящика письменного стола «Казбек» и протянул Николаю Ивановичу.

– Закуривай, товарищ!

Они втроем закурили.

26

Сергей Тимофеевич, не перебивая, выслушал Конопатого.

– Ничего не хотите добавить? – строго спросил Министр у зама-Кольки.

Колька-зам глупо таращился и пожимал плечами:

– Чего ж тут добавлять?

– Никому ничего не сообщать! – приказал Министр. – Поверхность отремонтировать! «Тайгу-П» починить. После ремонта Луноход обкатать на совесть. Этого мастера назначаю главным. Игоревского, – он запнулся и отчеканил, – в Под-зем-ку! Пусть оттуда звездами любуется, засранец! Там космонавтов уже много собралось, – и вышел из кабинета, сильно хлопнув дверью.

Конопатый отдавал честь – Министр-то строгий! Колька-зам стоял руки по швам и шептал:

– Обошлось! Обошлось!

Кулак ему жгла большая рубиновая звезда Игоревского, которую Министр поручил от имени руководства вручить Николаю Ивановичу при назначении.

Знаками отличия в государстве являлись звезды. Звезды носили на лацкане пиджака, слева. Малая Серебряная Звезда указывала, что ты низовой начальник. Большая Серебряная, – что ты руководитель районного масштаба, Малая Золотая полагалась руководителям крупных городов, Большая Золотая Звезда ставила в один ряд с важными краевыми начальниками. Малую Рубиновую носили важные государственные чиновники. Большая Рубиновая украшала академиков, Заседателей Палаты Сидения, заместителей Министров и всех к ним приравненных. Величественные Бриллиантовые Звезды сверкали на груди Наставников Краев и Государственных министров. И, наконец, ослепительная Звезда Республики, с пятнадцатикаратным бриллиантом по центру, обрамленная лучами из драгоценных самоцветных камней, присваивалась героям.

27

Некоторым Он исправлял возраст, фактически продлевая жизнь. К примеру, вам стукнуло шестьдесят шесть, и вдруг спецкурьер доверительно вручал гербовый пакет с новеньким, еще пахнувшим типографской краской паспортом, по которому вам значилось всего сорок лет. Получалось, что до семидесятилетия по паспорту ни за что не дотянуть и умереть доведется не в старческом спецприемнике на краю земли, а в собственной благоустроенной квартире. Эти волшебные паспорта Вожатый вручал периодически, зачастую Его выбор был непредсказуем. Такими царственными жестами Он укреплял собственные тылы, порождая угодничество, безграничную преданность и даже слепой фанатизм.

В юбилейный год для высшего руководства стали организовывать поездки по обмену опытом. С одной стороны поездки эти расширили кругозор, а с другой – стимулировали власть на местах, чтобы там не впадали в маразм от бесконтрольности и вседозволенности, государство-то – ой-е-ей какое великое! Конца и края ему нет!