На качелях любви - Галия Мавлютова

– Даша, вы что-то пишете? – пронеслось по редакции на высокой ноте.

Надменный голос, разумеется, принадлежал Ларисе Петровне. Высокомерная и высокопоставленная снизошла до посещения моей скромной обители. Я прикрыла монитор руками, оберегая его от вражеского нашествия.

– Пишу-пишу, Ларис Петровна, – тоном послушной хорошистки откликнулась я на выпад матроны.

– Дашка напишет, эта точно напишет, – подлила сварливого масла в огонь раздора подруга Соня.

Вот же мармазетка вредная, специально подначивает, накаляет атмосферу. Но это была не просто вредность, а психологически верный расчет хитромудрой Сони.

– Даша, вам придется разделить работу с Соней, газете нужен рейтинговый материал, а у вас еще слишком мало опыта для самостоятельной работы, – вынесла мне приговор вредная Лариса Петровна.

– Да, Даша, у тебя совсем нет опыта, – с готовностью поддержала руководящую мысль Марина Егоровна.

У моей непосредственной начальницы нет собственного мнения. И никогда не было. Она живет чужим, ворует его на ходу и манипулирует по обстоятельствам. И все ей с рук сходит, видимо, людям нравится, когда у них крадут мысли и мнения.

– Опыт – дело наживное, приходит с годами, – небрежно отбрыкнулась я, с трудом сдерживая слезы.

Вместо того чтобы поинтересоваться, как я съездила, где мне пришлось ночевать, каким образом нашла крокодила Гришку, эти загадочные женщины принялись изводить меня своими рейтинговыми интригами. Ясненько, они решили довести меня до истерики, сгрудившись над моим «компом» шумной стаей вздорных ворон. А потом схватят мой материал и отдадут на растерзание Соньке-мармазетке. Эта жуткая картинка кардинально изменила мое настроение. Слезы на щеках мгновенно высохли, клокотание в груди прекратилось. Я сурово насупилась и жестко оскалилась, собираясь броситься в атаку.

– Вы мне мешаете работать, госпожи начальницы, – сухо и бесстрастно сказала я. – А ты, Соня, займись своим делом, будь добра.

Я сняла руки с монитора. Шесть женских глаз намертво прилипли к тексту. Они пытались вобрать в себя смысл слов, но не могли. Смысла пока не было. Он еще жил во мне. Я не успела его переварить и пропустить через себя – через каждую клеточку своего тела. Это не так просто, и мне активно мешала компания назойливых женщин.

– Так-так-так, – боевым пулеметом прострекотала Лариса Петровна и умчалась в приемную.

Снисходительная надменность сошла с нее, как шкура со змеи. Только что стояла надо мной, будто спустилась с небес, вся такая из себя небожительница, а от меня бросилась наутек, как напуганный заяц из куста. Наверное, побежала к Зимину жаловаться. Пусть жалуется. Мне от этого только польза. Марина Егоровна покрутилась на каблуках, помолчала, о чем-то подумала и бросилась догонять вышестоящую начальницу. Сонька-мармазетка крутнулась в кресле и всей своей хлипкой грудью упала на монитор. Теперь будет ждать финала. Она-то уверена в своей победе. А я не сомневалась в своей. Не отдам материал. Никому. Даже Зимину. Я тоже прилипла грудью к монитору. Ни за что не отстану от Соньки, непременно догоню и перегоню ее «третий номер». Разумеется, сразу мне не удастся взобраться выше, а второй только во сне будет сниться, ведь нужно прожить на белом свете еще не один десяток лет, чтобы научиться разбираться в тонкостях мастерства и жизни. Господи, и политики! Мне пока не до политики, я даже в хитросплетениях любви не научилась разбираться. Чтобы освоить во всех деталях мое непростое ремесло, должны пройти века и столетия. И все-таки мне придется познать во всех ипостасях хитрое искусство журналистики. Любовь движет миром, а в газетном рейтинге едва вытягивает третий номер. Я подергала носом, пошмыгала, покусала губы, но физиономические манипуляции не прибавили мне ума и энтузиазма. Я понимала, что статья у меня не получилась. Пришлось удалить готовый текст и начать все заново. Любовь – дело тонкое. Катькин образ никак не вырисовывался в статье, он расплывался в моем воображении бесплотной дымчатой паутинкой. Зато крокодил Гришка вышел весьма колоритным молодцом, этакий бравый разлучник, да и только – весь пупырчатый, бугристый, зубастый.

Пока я мучилась над созданием необычных образов, вновь прибежала Марина Егоровна, запыхавшаяся, вспотевшая, разгоряченная. На лбу у средненачальствующего состава блестели мелкие бисеринки пота. Недаром говорят, что редакционная работа сродни шахтерской. А ведь рабочий день только начался. И что же с Егоровной к вечеру станет? Не приведи господи, еще случится с женщиной сердечный приступ. На служебных поминках скажут, дескать, сгорела наша энтузиастка на работе. Как свечка. Мысли пронеслись галопом и ускакали в неизвестность. «Мои мысли – мои скакуны», – шепотом пропела я популярные строчки из полузабытого шлягера.

– Даш, вставай, идем, тебя генеральный вызывает, – строгим и ответственным тоном изрекла Марина Егоровна.

Она не женщина, нет. И не мужчина. Совершенно точно – не мужчина. Марина Егоровна – специалист общего профиля. Маленький человек зримо увеличивался в размерах, из простого редактора Егоровна на глазах вырастала почти до премьер-министра. Только что сама была на побегушках, а теперь работает президентом. Наверное, голосовые связки Марины Егоровны поставлены на широкую ногу.

– Зачем, Марин Егорна? – пролепетала я, изображая младенческую наивность.

А сердце заколотилось, запело, заплясало. Оно предвещало радость встречи, когда глаза в глаза, а по легкому движению зрачка можно прочитать великую книгу любви. Никто не видит, ничего не понимает, а двое чувствуют взаимное единение, им хорошо только вдвоем. Они будто невзначай очутились на необитаемом острове. Кругом люди, страсти, интриги, рейтинги, а влюбленные остались один на один. Рука в руке, и вот они незримо замерли в тесных объятиях. Все это останется их тайной. Лишь очень опытный взгляд может расшифровать незримое колебание волн, на которых качаются два влюбленных сердца. Кстати, директор Всемирного банка тоже качался на невидимой волне. Недолго качался, бедняга, допрыгался, теперь весь мир грозит ему отставкой. Я взнуздала взбесившиеся мысли, жесткой рукой натянула тонкую уздечку на упрямые морды непослушных скакунов, до крови прикусив собственную губу.

– Затем, чтобы отучить тебя от капризов и навсегда покончить с детским упрямством. Для каждого сотрудника газеты интересы корпорации должны быть превыше всего. Личные амбиции ты можешь держать дома, на диване, – пророкотала Марина Егоровна.

Она уже освоила командную роль. Надсмотрщица держалась передо мной как настоящий ефрейтор, будто вела строем роту. Она и повела меня по кругу, огибая норки и ниши с согбенными фигурами тех самых сотрудников, которые ценят интересы газеты превыше личных амбиций.