Опасный круиз - Присцилла Хагон

Вот он прошел через калитку — очень медленным шагом и тяжело дыша. У него был непринужденный и беззаботный вид, но это не рассеяло моих подозрений. Я успела заметить мрачное выражение его лица. У человека, который просто решил осмотреть достопримечательности, не может быть такого лица, во всяком случае, мне так показалось.

Я подождала, пока он завернул за угол, и пошла за ним, тихо ступая в своих туфлях на каучуковой подошве. Он направлялся прямо к новым домам. Там было несколько подъездов, и он поколебался несколько секунд, сверяясь с номерами. Потом, осторожно оглядевшись вокруг (я успела спрятаться, но сама хорошо могла его видеть), он исчез в одной из дверей.

Я подождала несколько минут, рассчитывая, что он успеет добраться до нужной ему квартиры, а потом устремилась вперед и заметила номер. Я постаралась также запомнить название улицы. Все это, конечно, ничего не доказывало, но когда-нибудь могло пригодиться.

Потом я вернулась на Via Roma, еще раз убедившись, что за мной не следят. На Via Roma я сделала несколько покупок, потому что сейчас было важнее, чем когда-либо, чтобы меня ни в чем не заподозрили. Я купила чудесный голубой шелковый шарфик и несколько маленьких сувениров, чтобы привезти их домой. Домой! Я даже не представляла себе, что когда-нибудь благополучно вернусь домой.

Я как раз выходила из последнего магазина, когда нос к носу столкнулась с мистером Яном Престоном. Я поздоровалась и хотела пройти мимо, но он протянул руку и остановил меня. Его выцветшие голубые глаза смотрели прямо мне в лицо.

— Джоанна! Хорошо, что я вас встретил. Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь про миссис Верритон? Я слышал, что она приняла слишком большую дозу снотворного прошлой ночью.

Я тоже уставилась на его красное лицо.

— Ну, да, правда. Она… Это был несчастный случай, она просто забыла, что уже приняла один раз снотворное. Мне кажется, она уже нормально чувствовала себя сегодня утром.

Похоже, мой ответ не удовлетворил его. Он поколебался, откашлялся и сказал:

— Вы всего-навсего юная девушка, и я полагаю… Вам нравится мистер Верритон?

— Ну, знаете… — я изо всех сил старалась выглядеть ужасно озадаченной: — По-моему, он очень милый. Он… Почему он не должен мне нравиться? Он очень красивый, разве нет?

Он сердито хрюкнул.

— Кажется, ни одна молодая девушка не может устоять перед красивым лицом. Ничего страшного, моя дорогая. Мне просто было любопытно.

А почему ему было любопытно? Я задавала себе этот вопрос, возвращаясь на пароход. Он что, вздумал ухаживать за миссис Верритон? Или подозревает в чем-то ее мужа, может, даже знает о нем что-то? Может, имеет смысл рассказать ему все и попросить помочь? Нет, лучше не надо. Во всяком случае, я боялась доверять ему.

Я вернулась на пароход, когда ланч уже заканчивался, и больше не сходила на берег. Кенди перегрелась на солнце; у нее болела голова и она капризничала. Поэтому остаток дня я провела читая для нее вслух в прохладной каюте.

Я все время была как на иголках. За стеной лежала неаполитанская кукла Кенди, и мне надо было как-нибудь взглянуть на нее. Но хотя миссис Верритон выходила к ланчу, сейчас она снова легла отдохнуть. Днем у меня не было шансов попасть в каюту. Поэтому я буквально молилась, чтобы она встала к ужину; это была моя единственная возможность.

В пять часов мы отплыли, но не распрощались с Италией окончательно, потому что следующим утром должны были еще пройти через Мессинский пролив. Когда пароход медленно отваливал от пристани, дети, Чарльз и я стояли на палубе.

Восхитительно было снова очутиться рядом с Чарльзом, но я испытывала какое-то странное отдаление от него. Груз страшных подозрений тяжким бременем лег мне на плечи. Ко всему прочему добавилась еще одна неприятность. В течение дня Эдвард Верритон дважды заходил проведать Кенди, и мне показалось, что в его поведении по отношению ко мне произошла какая-то перемена. Раз я поймала на себе его недоверчивый взгляд, и у меня мороз пробежал по коже. Наверное, он пытался понять, возбудили ли события сегодняшней ночи у меня какие-нибудь подозрения.

Пароход начинал казаться мне тюрьмой, хотя меня и утешало немного то, что мы выходим в море и жизнь возвращается в свою колею — снова завтраки, обеды и ужины в положенное время и за своим столиком, снова привычные занятия и развлечения.

Мы проплывали мимо романтичных берегов острова Капри; все были в замечательном настроении и казались очень довольными. Все, но не я.

— Джоанна перегрелась на солнце, — заметила Мэри.

— Нет, я люблю солнце, — ответила я.

— Тогда почему у тебя такой хмурый вид? — беспечно спросила она.

— Я… я надеюсь, это только вид.

Она рассмеялась. Мы с Чарльзом переглянулись; он улыбался. Но немного погодя он спросил тихо:

— Что, в самом деле, случилось, Джоанна?

— Ничего, — ответила я. — Все в порядке.

Но, разумеется, все было как раз не в порядке. Я была страшно напугана. Мне не давала покоя мысль о том, что я должна сделать вечером.

Я мало ела за ужином и поторопилась уложить детей в постель. К счастью, они были очень сонные и сами хотели поскорее лечь спать. По пути к ним в каюту мы встретили их отца и мать, они спускались вниз к ужину. Я вздохнула с облегчением, но поняла, что нужно действовать скорее.

Я уложила детей и пожелала им спокойной ночи. Потом оставила их и, сделав несколько шагов по коридору, оказалась у двери в каюту Верритонов. Сердце у меня ужасно билось, когда я закрыла за собой дверь и тихо заперла ее на задвижку. Так же тихо я заперла и дверь в смежную каюту.

Здесь все было приготовлено для отхода ко сну, и я решила, что никто не должен мне помешать. В первый раз за все это время мне было так страшно. Я стояла в центре большой каюты и озиралась вокруг. Куда же он мог деть куклу? Два небольших дорожных чемодана стояли рядом друг с другом с откинутыми крышками. Они были полупустые; никакой куклы в них не было.

Еще там стояли два шкафа — дверцы их, как мне показалось, открывались со страшным скрипом. В каждом на верхней полке лежал спасательный жилет. И тут сердце у меня екнуло, потому что во втором шкафу, рядом со спасательным жилетом и немного за ним, была небрежно засунута коробка, обернутая в коричневую бумагу. Она выглядела совершенно невинно. Наверное, ее положили так высоко, чтобы Кенди не смогла дотянуться.

Я встала на цыпочки и сняла ее. Оба конца свертка были только слегка прихвачены скотчем. Это была удача; окажись упаковка более надежной, я бы не знала, что делать. А так я с легкостью могла отлепить скотч и, похоже, не составляло труда приклеить его потом обратно. Я страшно боялась измять или разорвать коричневую бумагу. Поэтому я отнесла сверток, на ближнюю кровать и там сняла обертку. Внутри оказалась белая коробка — обычная коробка, в которых продают куклы. А в ней, завернутая в папиросную бумагу, лежала кукла.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});