Горсть патронов и немного везения - Олег Приходько

Интересно, у кого сейчас ресторан «Бомбей»?..

А оперативно-поисковый отдел МУРа уже нашел «Вольво», угнанный одинцовскими у кемеровских?..

А спецотдел по расследованию особо тяжких преступлений задержал киллера, который по заказу кунцевских замочил сутенера Марины Длинная Нога?..

Я мог работать в МУРе и прокуратуре, в ФСБ и Интерполе, двадцать раз выгодно жениться, а женившись, остаться в Париже, мог бы сделать шикарную спортивную карьеру и тренировать сборную Новой Зеландии по таэквондо…

Мне вдруг стало не по себе от того, что я не спал, а всерьез размышлял над своим образом жизни и искал ему оправдание. Кто-то невидимый, отделившись от меня, настойчиво и грозно требовал изменить этот образ, повторяя одну и ту же формулу, как заклинание: «Пока не поздно… Пока не поздно… Пока не поздно…» Но он опоздал: я уже основал бюро детективных услуг.

Позвонил Саня Каменев.

— Ты меня искал? — спросил он.

— Искал. Мне нужны данные на Ямковецкого Бориса Евгеньевича, 1949 года рождения, в 1993 году осужденного по статье 208, отбывавшего в КЩ-1354 Владимирской. Можешь узнать?

— Могу, но не буду, — ответил он.

— Почему?

— Потому что я на частных сыскарей не работаю.

Старый Опер вернул мяч, который я забил вчера в его ворота, только вместо Лелиного смеха я услышал мат и чей-то нервозный хрип: «В глаза смотреть! В глаза, падла!»

— Ты где? — спросил я.

— В Сандунах. Слышишь, ребята парятся?

Он позвонил сразу после возвращения. Ему передали, что я его искал, и он тут же перезвонил. Это стоило дорогого. Интересно, каким бы был мой образ жизни, не будь Каменева и Нежина, Илларионова и Петьки Швеца, не повстречай я на пути Кима Челя, Хоботова, Валерию, Нику?..

«… из чего стреляли, мать… перемать?!. Отвечай!.. В глаза мне!.. — парились ребята. — Последний раз спрашиваю!..»

— Чего замолчал? — совсем рядом раздался голос Каменева.

— Думаю. — О чем?

— Зачем нам все это нужно? Мне, тебе, Вадиму…

В трубке грохотала мебель, орал благим матом задержанный, звенели осколки графина, стреляла резиновая палка в столешницу, и все эти звуки объединяло протяжное, тоскливое соло: «Су-у-у-уки-и-и, бля-а-а!!.»

— Повтори, — дождавшись паузы, сказал Старый Опер.

Я прокашлялся и тоном вокзального диктора произнес:

— Повторяю! Ямковецкий Борис Евгеньевич, 1949 года рождения…

В голове стояла муть от недосыпания. Еще год назад мои нервы были крепче канатов. Распахнув окно, я отжался сотню раз от пола, столько же присел. А год тому отжимался тысячу.

К черту общественный резонанс, но вот о лакированных штиблетах пора было подумать. Не сегодня-завтра возрастные ограничения заставят перейти на аналитическую работу.

Десятиминутный контрастный душ вернул меня в реальность. Растеревшись грубой холстиной, я вышел из ванной как раз в тот момент, когда зазвонил телефон.

— Это Квинт. Просканировал я твою «пантеру». Ничего там нет, все чисто. Может, у тебя в телефоне что?

В телефоне у меня ничего не могло быть, потому что Майвин не засек моей связи с карабинерами, а ведь Каменев мне звонил, когда я прогуливался с Шерифом. Во время прогулки за мной никто не следил — следили за машиной.

— Нет так нет. Что с машиной?

— Машина «Понтиак-Протоспорт-4», заднеприводной восьмицилиндровик, двести пятьдесят «лошадок». Профессор говорит, появилась где-то в начале девяностых, в Европе была на автосалоне-93, в Швейцарии. В Штатах распространена, у нас мало — очень дорогая, можно поискать. Но угнать нельзя: бортовой компьютер откроет дверь только владельцу по отпечатку его пальца.

— Спасибо, Толя, не стоит.

Возможно, в «БМВ» стояла система перехвата автомобиля по сотовому телефону. Разложили неслышные контрольные сигналы между телефонами и станцией, настроились на частоту и вели по импульсам, но, если «жучка» в «ягуаре» не было, разговоров не слышали: на трубке стоит цифровая защита. Система дорогая, как этот «Понтиак-Протоспорт», зачем она Майвину? Если он банкир, у него может быть служба безопасности с отделом экономической разведки.

Я облачился в джинсы и куртку из «чертовой кожи», вооружился старым артиллерийским биноклем, набором отмычек, подаренных Марселеном два года назад и уже не раз выручавших меня, взял немецкий фонарик-ручку на аккумуляторах и прочую мелочь.

В одиночку работать было рискованно, стоило подстраховаться и пригласить напарника — единственного, кроме меня, штатного сотрудника бюро, специалиста по захвату — сильного, натасканного парня, способного положить нескольких преступников мордами вниз. Но он отличался амбициозным характером, часто действовал в обход здравого смысла, так что пришлось надеть на него строгий ошейник и взять на поводок.

Мастер по задержанию полил несколько деревьев в сквере. Пассажиром он был опытным, в пути мне не докучал, если мы ехали одни — дрых себе на сиденье, изредка, при резком торможении вскидывая голову и укоризненно глядя на меня: «Осторожней, ты! — говорили его глаза. — Не дрова, чай, везешь!» Если же в салоне случалось оказываться кому-то третьему, я советовал пристегнуться и не жестикулировать: взмах руки Шериф мог понять неправильно. Единственное, чего он не умел, так это открывать лапой двери, поэтому, уходя, я оставлял открытым окно.

Новая передвижная будка ему определенно понравилась. Пока он обнюхивал колеса, я разложил в привычные места аксессуары частного сыска, откинул спинку пассажирского сиденья. Эх, лучше бы мой напарник был за рулем, а я — на мягком, пахнущем кожей лежбище.

Ехать нам предстояло недалеко — на Сиреневый бульвар. Сумерки загустели, чего я, собственно, и дожидался, давно подметив, что самые интересные вещи случаются по ночам, особенно когда один ищет, а другой прячется. Надежды на то, что Шериф унюхает Ямковецкого, притаившегося за столбом, было маловато, но меня не покидало чувство, будто я недостаточно хорошо знаю своего работодателя.

По пути я заскочил к Вале Александрову, забрал доверенность. Его нотариальная контора производила впечатление: окна без переплетов из металлопластика, бордовые матерчатые обои, финская кабинетная стенка «Россарио», кондиционер «Фунай-2000» системы «Сплит», межкомнатная раздвижная дверь, софа-диван, стеклянный журнальный столик, компьютер «ноутбук» размером с книгу, высокое старинное зеркало в резной деревянной раме у входа. Сам Валя вышел из-за стола мне навстречу в костюме от Версаче, галстуке в горошек; в высоком ворсе темно-зеленого паласа утопали его лакированные штиблеты.

— Оставил бы факс, я бы тебе прислал через пятнадцать минут, — упрекнул меня Валя, протягивая розовую пластиковую папку с документами.

— Сколько с меня?

Он пробежал тонкими холеными пальцами, украшенными перстнем с турмалином и обручальным кольцом, по клавишам компьютера, надул щеки и, выдохнув, назвал итоговую сумму. Я оставил ему сдачу на чай с лимоном и тортом.

— Я твой должник, Валя, — сказал я ему, прижав к сердцу ладонь.

Он рассмеялся. Смех у него был добрый, раскатистый.

— Да брось, Жень! Мы ведь друзья. Как твое бюро, функционирует?

— Мое бюро — к твоим услугам!

— Да что мне там! — лениво отмахнулся он.

Принтер выплюнул квитанцию.

— Ну, мало ли, — пожал я плечами. — Вдруг кто-нибудь вздумает подложить под дверь твоей конторы бомбу, а тебе об этом станет своевременно известно? Или наведаются кунцевские с ломами, испортят мебель. Кстати, это не твой «СААБ» у входа стоит?

— Мой, — сглотнув слюну, почему-то покраснел нотариус.

— Вот! Выйдешь, а его нет. Что ты тогда делать будешь?.. Правильно: возьмешь свой «Билайн» и позвонишь в бюро «Шериф».

Смех его уже не был таким раскатистым. Вынув кружевной батистовый платочек из нагрудного кармана, он промокнул вспотевший лоб и нажатием кнопки увеличил воздушный поток в кондиционере.

— И учти, — добавил я, — каждую пятницу тринадцатого мое бюро оказывает услуги с пятидесятипроцентной скидкой.

Часы на руке Александрова проиграли еврейский марш, напоминая о времени, так что от кофе пришлось отказаться. Простившись с ним, я ушел в ночь.

Валя был хорошим парнем, прилежно учился, но в отличие от меня знал зачем. Я бы не смог оказаться на его месте: по-латыни notarius означает «писарь», а какой из меня, к черту, писарь!

Мы объехали квартал, где проживала Ямковецкая, остановились в скверике со стороны Большой Черкизовской. Окна пятой квартиры выходили на бульвар, одно — кухонное — во двор. Все это я изучил еще вчера во время прогулки. Накрапывал дождик, во дворе было пустынно; бинокль позволял мне придерживаться безопасного расстояния. Если Майвин не солгал и Ямковецкий в самом деле ходил у него в должниках, то скрываться должен был не он, а Илона, и тогда мое пребывание здесь не сулило никаких открытий.