Горсть патронов и немного везения - Олег Приходько

Я повесил трубку и вернулся в машину, возле которой стояли женщина с девочкой и разглядывали метавшегося по салону пса. От моего предложения забрать его себе они с видимым сожалением отказались, на глазах девочки даже появились слезы, но женщина объяснила, что они издалека, из самого Хабаровска — привезли на операцию в кардиоцентр сына, а сами живут у знакомых уже третий месяц. Я ее выслушал, посочувствовал и потерял на этом минуты три-четыре. Мне их было жалко — эту женщину, ее дочку и ее сына, а минут — нет: я с удовольствием крал их у себя и у Майвина, понимая, что мозг уже включился в работу, совершал ее без моего участия, и с кем бы я ни общался — он ищет решение, единственно верный ход, зацепку для клубка ариадниной нити.

Там, в моем мозгу, происходили прелюбопытнейшие вещи: одна его часть выдвигала нелепые, парадоксальные предложения, другая приводила их в относительный логический порядок, а третья отвергала или откладывала в память.

«Какой компьютер вы предпочитаете?» — спросил Майвин. На кой черт мне его компьютер, если у меня есть свой, способный работать на двух банках пива и рисовой каше с сосисками!

«Илона забежала в первую попавшуюся контору, спасаясь от преследований своего папаши, и вешала лапшу про Борю до тех пор, пока не увидела в окне «БМВ» с охранниками», — выбрасывала версию самая безответственная часть моего мозга. «Ерунда, — отзывалась другая, более умная его часть. — Во-первых, Илона не стала бы шляться без охраны, а во-вторых, увидев подъехавших спасителей, не стала бы платить». — «Допустим. Тогда так. Ямковецкий берет банк, оставляет награбленное дочери и садится в тюрьму по двести восьмой, демонстративно сбыв какое-то добытое имущество. Пока он сидит, Илона сходится с Майвиным и решает удрать с ним в маленький домик на Сицилии. Но тут неожиданно объявляется досрочно освобожденный (или все-таки бежавший?) папаша и требует свою долю. Не желая делиться, они нанимают частного детектива, чтобы тот начал охоту на Ямковецкого и заставил его уйти в подполье либо нашел. В этом втором случае в дело вступят ребята, на которых можно положиться», — фонтанировало какое-то из полушарий. «Это уже на что-то похоже, — неуверенно анализировало другое. — Пока Майвин и Илона дожидаются оформления документов или ищут способ транспортировки через границу золота, Ямковецкому брошена блесна, наживка. Не имея возможности выйти на них, он постарается найти их компаньона или порученца — выпытать горячим утюгом, что они задумали, или перекупить».

Что-то тут же улетучивалось из моей головы, что-то падало на дно памяти, но одно вычленялось несомненной доминантой: Майвин убежден, что купил меня, а он не тот человек, который станет выбрасывать деньги на ветер. Значит, Ямковецкий ему действительно очень мешает.

В отеле «Собачий рай» было обеденное время, и мой изголодавшийся найденыш получил миску баланды. Я объяснил заведующей Нонне Аркадьевне, что к чему, попросил подержать его дня три, и если за ним не приедет Коля Полищук — пристроить по возможности. Он и вправду оказался спаниелем, но с очень подпорченной породой, так что кавалером он не был, зато был отменным «дворянином», кем-то приученным, а потом выброшенным или потерянным: он умел сидеть, лежать и «служить» по команде; Нонна Аркадьевна даже не исключала, что на него объявлен розыск и кто-то узнает в нем своего питомца. Я поблагодарил ее, оставил три двадцатидолларовые купюры и уехал со смешанным чувством расставания с другом и исполненного долга.

На обратной дороге, стараясь наверстать упущенное время, я едва не загнал «ягуара» — он кашлял, чихал и отплевывался и обещал отбросить глушитель, если я не остепенюсь и не проявлю уважение к его старости. И все же мы дотянули до маленького уютного дворика на 2-й Прядильной, где ржавел под поникшей от мокрой тяжести листьев ивы гараж Толи Квинта. Сам он еще не приехал, до назначенного времени оставалось три минуты. Я получил возможность размять ноги и вспомнить обстоятельства нашего знакомства.

Толя Квинт, механик от Бога, работал в каком-то АТП. Года четыре назад ранней весной он попал в аварию — врезался в «мерс», принадлежавший какому-то городскому начальнику из коммунхоза. Начальник оказался человеком степенным, скандалить и вызывать милицию не стал; выйдя из машины и оценив ущерб, положил на капот ключи, улыбнулся и сказал растерянному Квинту:

— Ты ее честно заработал, парень. Она твоя. А мне пригонишь новую. Сроку тебе — месяц.

С этими словами он сел в подъехавший троллейбус и уехал, не забыв помахать должнику в окошко. Толе тогда было лет тридцать, он хорошо знал, что, если не пригонит новый «мерс» к назначенному сроку, его «поставят на счетчик» и заберут квартиру — как минимум, а как максимум — жизнь. Тогда он поставил покалеченную машину в этот гараж и стал над нею денно и нощно колдовать, в результате чего получился вполне приличный «Мерседес», вкупе с «жигулем» Толика потянувший на стоимость нового.

И вот, когда до срока оставалось три дня, Квинт сунулся в гараж и обнаружил в ремонтной яме… труп. Самый настоящий свежий труп мужчины лет сорока, с длинной крестообразной Толиной отверткой в сердце.

Я никогда не забуду того утра, когда он прибежал ко мне, бело-синий, как простыня из прачечной, с дрожащими руками и подбородком, и только после стакана рома «Негро», плача, объяснил, что произошло. Я ему почему-то сразу поверил. И Каменев, которого я вызвал и который прибыл немедленно вместе с нашим другом судмедэкспертом Сашей Гороховым и всей своей слаженной опергруппой, поверил тоже. Не поколебало нашей уверенности в невиновности Квинта даже то обстоятельство, что на отвертке обнаружили отпечатки его пальцев. Умница Горохов очень быстро установил, что мужика укоцали часом раньше, а отвертку воткнули часом позже, в уже почти остывшего.

К чести муриков, раскрутили они все очень быстро. В результате коммунальный начальник и его мафия, решившие упрятать Толю в цугундер лет на пятнадцать и завладеть его трехкомнатной квартирой, где он проживал один, уехали забесплатно на Север, а кто-то главный даже пущен в расход. Подробностей я не помню — это давняя и совсем-совсем другая история, — но с тех пор мы с Толей добрые приятели, и все, что в его силах, он для меня сделает безропотно и с удовольствием.

Толя опоздал на пять минут, но я не стал укоризненно стучать ногтем по циферблату. Он приехал на «Рекорде» темно-коричневого цвета, с низкой посадкой, мягким ходом, широким и длинным по сравнению с моей машиной. Мы поздоровались.

— Когда продаешь? — спросил я.

— Как только найдется покупатель.

Это означало, что машина полностью готова и проходит обкатку; с каждым из своих произведений Толя расставался неохотно. «Опель» этот я видел, когда его приволок трейлер. По-моему, кроме руля и кузова всмятку, там ничего не было, а между тем прошло всего дней десять. Стал бы я работать на всякую шушеру, если бы у меня были такие руки!

— Толя, — почему-то негромко сказал я ему, — разбери «ягуара» по косточкам и пропусти через мясорубку.

Квинт криво усмехнулся, покачал головой и сплюнул.

— «Жучок?» — покосился на «ягуара». — Хочешь, я тебе его сейчас достану?

— Все не так просто, — я вынул конверт, из него фотографию, на которой Ямковецкий был снят за рулем зарубежной диковинки из далекого будущего. — Посмотри, тебе ни о чем не говорит эта тачка?

По переменчивому выражению его лица, на котором озабоченность чередовалась с восторгом, я понял, что он околдован дизайном, но марки не знает.

— Я таких не чинил, — с грустью сказал Квинт.

— А где это было-то, не знаешь? Какой-то автосалон?

— Есть один профессор, — спрятал он фотографию в карман промасленной джинсухи. — Перезвоню.

Он был немногословен, как всякий настоящий мастер. Двумя пальцами поднял над головой ключи и опустил, попав точно в мою подставленную ладонь. Я забрал из-под сиденья отобранный у одного фраера «магнум» 38-го калибра, опустошил «бардачок», побросал все это в сумку, и через минуту мы разъехались в разные стороны.

С той минуты, как я вышел из пивнушки Майвина, прошло два часа сорок три минуты. Антракт кончился, пора было приниматься за дело.

«Опель» я оставил на стоянке, чтобы не засвечивать его во дворе. По пути купил пару бульонных кубиков, свежую халу и банку тресковой печени. В почтовом ящике нашел рекламное приложение по купле — продаже недвижимости, нужное мне, как Шерифу апельсины, но приходившее, к сожалению, с регулярностью, с какой я желал бы получать письма от Валерии.

— Ты отвратителен, — выговаривал я Шерифу, который в знак протеста к каше не притронулся и на мой приход никак не отреагировал. — Я давно подозревал, что у меня в доме растет самодовольный, избалованный эгоист, привыкший к шейкам омаров из маркета на Елисейских полях! Это я у тебя хожу на поводке, а не наоборот!..