Одержимый - Алексей Макеев

– Я в остроумии состязаться не собираюсь! – отрезал Романов. – Мне все надоело. Так и передайте разлюбезному начальству. А я беру такси и уезжаю. В конце концов, это лучше, чем ждать милостей от этих подонков!

– Серега! – умоляюще сказал Кобылкин. – Не психуй! Сейчас Полинка дозвонится, и все будет. Чего ты взбеленился? Все путем!

– У тебя всю жизнь все путем! – огрызнулся Романов и, резко дернув за ручку чемодан, зашагал прочь от терминала. – Видеть вас всех не могу!

Полина недоуменно посмотрела ему вслед.

– Чего это он?

– Не знаю, – пожал плечами Кобылкин. – Он в этой командировке будто с катушек слетел. Злится, орет, а в чем причина – непонятно. Знаешь, по-моему, он переработал.

– Мы все переработали, – бесстрастно произнесла Полина. – Ему-то чего орать? Он и так на всем готовеньком. Это я кручусь как пчелка, а он только сытой рожей торгует и претензии высказывает. Тоже мне звезда – подумаешь!

– Нет, ну все-таки у него харизма!.. – миролюбиво протянул Кобылкин. – Медийное лицо, как говорится.

– Так лицо или харизма? – с неожиданной ненавистью спросила Полина.

Злыми глазами она смотрела в ту сторону, куда ушел Романов. Слава Кобылкин засмеялся.

– Ты, Полинка, тоже сегодня как будто озверину выпила! – сказал он. – Что мне с вами со всеми делать прикажешь? Я ведь, между прочим, вместе с вами в командировке был. И тоже устал. Ты, давай, звони, а то холодно! Домой хочу!

– Это хорошо, когда домой хочется, – с прежними интонациями откликнулась Полина. – Мне вот совсем не хочется. Не ждет меня там никто, понимаешь? Пустые стены. Даже тараканов нет.

Она опять принялась с остервенением давить на кнопки телефона. Но потом вдруг сунула телефон в карман куртки, вскинула на плечо походную сумку на длинной ручке и, не сказав Кобылкину ни слова, очень быстро пошла куда-то.

– Э, постой! – закричал Слава. – Вы что, все чокнулись сегодня, что ли? Ты куда?

– Я на электричку, – не оборачиваясь, крикнула в ответ Полина.

– А я как же? – с отчаянием завопил Славик.

– Как хочешь, – безжалостно отозвалась Полина.

– Ну дурдом! – потрясенно сказал Славик и принялся озабоченно оглядываться по сторонам. – Этот-то где? Может, не уехал еще? Может, прошел бзик? Неохота одному добираться. Где же он?

Но Романов в это время был уже далеко. Он очень быстро и очень удачно взял такси и теперь мчался в направлении Москвы, перебирая в уме все неприятности, свалившиеся на него за последнее время. Будучи чрезмерно возбужден, Сергей Константинович, конечно же, преувеличивал размер своих несчастий и, что еще хуже, не заметил, что настоящая беда подкралась к нему сама и подкралась так близко, что трудно было не ощутить ее смертельное ледяное дыхание. Сергей Константинович, однако, ничего не замечал. Он тупо смотрел на проносящиеся за окном такси пейзажи – серые деревья, грязный снег, черные строения, – пейзажи столь же унылые, сколь и привычные. Они не могли вырвать Романова из раздумий. Он устал, перенервничал, был обижен на весь свет, и как всякий эгоистический человек, был расположен лелеять эту обиду, находя в этом единственное утешение. Масла в огонь подливала мысль о скорой встрече с женой, которая наверняка опять не упустит возможности наступить на его любимую мозоль, и сейчас эта мысль просто страшила Сергея Константиновича. Он жаждал тишины, сочувствия и покоя.

– Знаете, – вдруг сказал он таксисту. – Я передумал. Мы не поедем по этому адресу. Домой я отправлюсь попозже, а сейчас давайте... Постойте, куда мы вообще едем? Я прекрасно знаю дорогу. Вы что, новичок или меня принимаете за идиота, любезный? Что происходит? Немедленно остановите машину!

Действительно, такси мчалось теперь вдали от оживленной трассы, и за окном проносились какие-то сиротливые, занесенные снегом просторы с чахлыми голыми березками среди сугробов. Увлеченный своими переживаниями, Сергей Константинович и не заметил, как они свернули с основной дороги и двинулись каким-то непонятным маршрутом. Он даже не мог сразу сообразить, куда ведет дорога, по которой они ехали. Перспектива блужданий на задворках его сейчас совершенно не прельщала, и Романов так взбеленился, что был готов разорвать бестолкового таксиста на куски. Но привычка загонять себя в рамки цивилизованности еще сдерживала его.

– Вы что, меня не слышите? – с легким раздражением сказал он. – Машину остановите. Я не собираюсь оплачивать ваши дерзкие фантазии. Мне известен более короткий путь. Поворачивайте!

Водитель, действительно, притормозил и как бы нехотя обернулся. Сергей Константинович, до сих пор не присматривавшийся к своему спутнику, увидел перед собой маловыразительное, но хорошо очерченное лицо, кожа которого отдавала легкой желтизной и была покрыта трехдневной щетиной. Легкая кожаная кепка, более подходящая для осеннего времени, прикрывала коротко стриженную макушку. Глаза вызывали странное ощущение – их взгляд одновременно обжигал и леденил душу. Это было так странно, что Романов на мгновение растерялся. Испугаться он, пожалуй, не успел – он еще не вполне вернулся в реальность. До последнего момента таксист был для него совершенно абстрактной фигурой, не имеющей ни лица, ни других характерных для реального человека черт. И вдруг этот таксист словно вломился из небытия. Это было похоже на кадр из фильма ужасов. И то, что предпринял таксист, тоже было ужасно, хотя Сергей Константинович плохо понял, что произошло.

В руке у таксиста что-то сверкнуло и беззвучно ударило Сергея Константиновича по черепу. Шапку он в машине снял, поэтому ударило его сильно, так, словно на голову ему упала балка. Сергей Константинович успел только услышать, как клацнули его зубы, и провалился в бездонную черную яму.

Сознание возвращалось к нему медленно, проблесками. Он видел перед глазами какой-то туманный свет, слышал странный размеренный шум, похожий на шум водопада, и снова проваливался в черноту и бесчувствие. Потом свет стал настолько ярок, что до боли начал резать глаза, и боль эта растекалась по всей голове, разрывала пополам череп. От этой боли хотелось кричать, но что-то плотное и липкое намертво сковало Романову рот. Когда он достаточно для того, чтобы соображать, пришел в себя, то понял – рот ему заклеили скотчем.

Одновременно кто-то основательно поработал над его конечностями. Сергей Константинович был связан веревками по рукам и ногам так, что едва мог пошевелиться. Хотя шевелиться ему расхотелось очень быстро – малейшее движение отзывалось дикой болью в черепной коробке. Кровь в висках пульсировала толчками, словно пробивалась через какую-то трудно преодолимую преграду.

Одним словом, Романову было сейчас очень плохо. Если бы кто-то сказал ему, что он с минуты на минуту должен умереть, Сергей Константинович поверил бы в это, не задумываясь. Но это было понимание на уровне рефлекса. Истинное положение дел Сергей Константинович оценил только с посторонней помощью. И опять это было вмешательство таксиста.

Романов постепенно приходил в себя, задыхаясь и сражаясь с пульсирующей болью, которая будто растекалась из головы по всему телу. Он ни о чем не думал и ничего не анализировал, хотя факт насилия над ним был неоспорим. Но сейчас Романову было важнее всего усмирить боль. Эта задача была совершенно фантастической, но Романову больше ничего не хотелось.

И тут рядом появился человек. Вначале послышались звуки его негромких шагов – постукивание подошв по звонкому каменному полу. Потом едва заметная тень упала сверху на Романова, и он понял, что уже не один. Подсознательно человек все равно ждет помощи от сородича, и Сергей Константинович не был исключением. Не будь у него кляпа во рту, он немедленно взмолился бы о снисхождении, надеясь получить его. Таково было, так сказать, первое движение его души. Но единственное, что он мог, это слегка повернуть голову и посмотреть на человека, стоявшего над ним.

Человек стоял напротив света. Узкая щель в бетоне, расположенная под потолком, была полна этого света, белого, морозного, как бы не имеющего никакого отношения к солнечному. Теперь Романов начал различать приметы помещения, в котором он находился. Присутствие человека словно оживило их, и они стали проступать из тумана, прежде заволакивавшего глаза Сергея Константиновича.

Это была узкая бетонная коробка с низким потолком, явно то ли новостройка, то ли, наоборот, предназначенная под снос. Никаких архитектурных излишеств, зато масса каких-то бесформенных кусков бетона, обрезков металла, арматуры и прочего строительного мусора. Голый дверной проем, прикрытый снаружи толстой покоробленной деревоплитой. Голый цементный пол, покрытый слоем пыли.

Все это Романов рассмотрел в полминуты и сосредоточился на человеке, который, в свою очередь, задумчиво разглядывал его. Еще полминуты у Романова ушло на то, чтобы сообразить – человек, стоящий рядом, таксист, который буквально навязался ему в аэропорту. Правда, уговаривать Сергея Константиновича особенно и не нужно было: он торопился уехать подальше от своих спутников, доказать им что-то – вот и доказал. Этот человек, несомненно, маньяк. Завез его куда-то, оглушил, связал... Теперь остался последний акт – убийство. Жить, судя по всему, осталось немного, а умирать уж очень не хочется...