Н.Ф. (ненаучные фантазии) - Вадим Астанин

- Понимаю, Алексей Петрович, - сказал журналист. - Вы тоже считаете их быдлом. Тупыми жвачными парнокопытными.

- Нет, Сева, я считаю их потребителями, у которых есть законные желания и интересы. Я уважаю их выбор и не пытаюсь их перевоспитать. Я даю им тот продукт, который им нравится и делаю этот продукт качественно. Я сам выдаю качественный продукт и требую, чтобы и мои подчинённые выдавали продукт соответствующего качества. Ты, Сева, мой подчинённый, поэтому я говорю тебе: «Нет, Сева, ты не будешь заниматься этой темой, потому что эта тема - не наш формат». Я доступно изъясняюсь, Сева?

- Вполне, Алексей Петрович.

- Адьё, вопрос закрыт. Иди работай.

Журналист остался. Главный редактор решил демонстративно не обращать на него внимания.

- Алексей Петрович, - прервал молчание журналист. - Мне нужен отпуск. За свой счёт. На семь дней. Вы обещали...

- Банально, Сева, да? примитивно! В стиле дешёвых сериалов! Мне отказали, но я решил не сдаваться! Дайте мне отпуск и я совершу, что задумал!

- Вы не откажете, Алексей Петрович.

- Да, Сева, не откажу. Не могу. Не имею права. Я ведь обещал. Семь дней. За свой счёт. Свободен.

- Спасибо, Алексей Петрович.

- Да, Сева. Ты мой должник. Ты мне должен. Но знай, то, что ты притащишь из этого, как его... Перепердищенска, я не напечатаю. И никто из умных людей не напечатает. А если ты вдруг тиснешь свой опус где-нибудь на Западе, или в каком-нибудь оппозиционном СМИ, или выложишь его в интернет, я тебя уволю... задним числом. Я солью тебя без сожалений и буду спать сном младенца. Помни об этом, Сева.

- Разрешите идти, Алексей Петрович?

- Проваливай, Сева, с глаз моих долой. Семь дней!..

- До свиданья...

Журналист удаляется. Главный редактор ждёт, когда за журналистом закроется дверь, затем достаёт из кармана пиджака мобильный телефон, набирает номер того, кого надо, звонит тому, кому надо и сообщает то, что надо.

- Очнулся, блин, - грозно бормочет главный редактор, - нажимая кнопку «отбой связи». - Правдоруб-правдоискатель. Иван Флягин жёлтой прессы...

Прежде, чем куда-то ехать, необходимо определиться, куда и на чём тебе придется добираться до конечного пункта твоего путешествия. Раньше, до появления интернета, этой цели служили географические карты и тематические атласы: автомобильных и железнодорожных сообщений. С тех пор поиск изрядно упростился. Хватает одного запроса, вбитого в строку интернет-поисковика, чтобы получить максимум полезной информации: узнать местоположение интересующей тебя местности, или населённого пункта, наметить маршрут движения и, пользуясь случаем, заказать билеты. За десять минут, проведенных у компьютера журналисту удалось выяснить следующее: Перепихонский район входит в состав H-ской области, примыкающей к Северному Уралу, территориально граничит с Перепердяевским и Закармановским районами, районным центром является город Перепихонск, основанный в 1495 году выходцами из пермской земли, название свое получил от слова «перепихнуть» и назван был так оттого, что первым насельникам его пришлось тащить свои пожитки по горам зимой «перепихнуться со скарбом через горы». Статус города дарован был Перепихонску именным указом императрицы Всея Руси Екатерины II в 1779 году. Численность населения составляет пятнадцать тысяч восемьсот двадцать человек, занятых в лесозаготовительной и лесоперерабатывающей отраслях, сфере торговли и бытового обслуживания, муниципального управления, налогообложения, пенсионного обеспечения, судопроизводства и правоохранительной деятельности. Попасть в город можно следующим образом - по железной дороге до станции Б-скъ и оттуда рейсовым автобусом.

Журналист собрался и поехал. Вокзал Б-скъа запомнился ему модернистской архитектурой и отсутствием общественных туалетов, стаями голубей и скульптурой рабочего-молотобойца на привокзальной площади. Монументальный крепыш, бугрящийся мускулами рук, плечей и обнажённого торса на щедром размахе пролетарского молота плющил бесформенную груду металла, по замыслу скульптора символизирующую агрессивные замыслы империалистической закулисы. Молотобоец был окрашен серебрянкой, его голова и плечи служили посадочной площадкой для голубей, голуби беспрерывно кружились над памятником, слетали, садились и блудливо поглядывали на мерзнущих в ожидании рейсового автобуса пассажиров. Автобус был советский, производства Львовского автобусного завода, старый, холодный и дребезжащий на кочках, рытвинах и ухабах. Печка работала на полную мощность, горячий воздух растекался по салону, но холодный бил из щелястого пола и сифонил из неплотно прикрытых раздвижных гармошек-дверей. Кондукторша, хватаясь за поручни, медленно передвигалась по салону, обилечивая пассажиров. Билет стоил сто пятьдесят рублей. Кондукторша, крупная баба, одетая в зелёную китайскую пуховую куртку, серую суконную юбку, вязаные тёплые колготы, зимние сапоги на толстой подошве с невысокими уродливыми каблуками тщательно считала передаваемые ей монеты и купюры, кидала выручку в коричневую кожаную сумочку, висящую у неё на груди. Взамен денег пассажиры получали разноцветные билетики, отрываемые кондукторшей от рулончиков, нанизанных на проволочный валик, прикреплённый к денежной сумке.

Журналист оплатил проезд и приник к окну. За окном проплывали унылые зимние пейзажи российской провинции. Леса сменялись полями, поля — заброшенными деревнями. В некоторых из них ещё теплилась жизнь, поднимался дым из печных труб, были протоптаны тропинки и очищены дорожки, кое-где встречались уложенные стога сена. Холод украдкой проникал сквозь городскую одежду, заставляя журналиста плотнее вжиматься в продавленное скрипучее сиденье. Убаюканный монотонной ездой, он провалился в вязкую темноту зыбкого полусна, полукошмара, чутко скользя по тонкой грани забытьём и бодрствованием, из которого был грубо вырван рычанием мощных двигателей. Журналист вскинул голову. По встречной полосе шла колонна серо-зелёных бронетранспортёров. На конической башне головной машины развевался трёхцветный государственный флаг.

- В Чечню, никак, отправляют родимых, - жалостливо предположил сзади женский голос.

- Какое, Чечня! - авторитетно заявил голос мужской. - В Чечне, тётя, мы лет двенадцать назад победили. В Дагестан они едут, тетя, в Дагестан.

- Врёшь ты всё, мил человек, - вмешался старческий голос, - едут ни совсем не в Дагестан, в Дагестане они уже были. Едут они в Абхазию.

- И вовсе не в Абхазию, - безапелляционно сказал женский голос, - а в Карачаево-Черкесию. У них командировка на полгода.

- Тебе-то об этом откуда известно, Марфа? - с подковыркой спросил мужской голос.

- Хе-хе, - ехидно ответил за Марфу старческий, - знамо откуда...

- Ну, ты, пердун старый, - сказал женский голос вполне впрочем беззлобно, - ври, ври, да не завирайся. Ты надо мной не стоял, свечку не держал.

- Ещё бы, Марфа, над тобой стоят, - хохотнул мужчина, - на тебе обычно лежат...

- Кто это на мне лежит обычно? Ты, что ли, Сергеич? Или этот, что ли, старый хрыч?

- Старый конь, как говориться, - начал было старческий голос.

- И ничего не портит, - закончила за него Марфа.

- Оно, конечно, - сказал сбитый с толку старческий голос.

- Вот и молчи, - отрубила Марфа.

- Сиди тихо, Михал Ерофеич, дыши ровно, - подвёл итог спонтанной возникшей дискуссии мужской голос.

Чудеса начинались за дорожным знаком, сообщавшим, что до города Перепихонска осталось семьсот метров. Шоссе перегораживал самодельный шлагбаум, изготовленный из вкопанных в землю брёвен, строительного бруса и ступиц от грузового автомобиля в качестве противовеса. Горел костёр. У костра грелись четверо солдат в длинных кавалерийских шинелях, косматых папахах с нашитыми наискось красными лентами. Солдаты живописно опирались на длинные винтовки с примкнутыми трёхгранными штыками. На ремнях, стягивавших шинели, висели кожаные патронные и брезентовые гранатные сумки. В некотором отдалении от костра находился строительный балок, увенчанный алым революционным стягом. Автобус, скрипя тормозами, грузно просел на нос и остановился. Шофёр открыл переднюю дверцу. Двое солдат поднялись в салон. От них пахло махоркой, портупейной кожей, мокрым шинельным сукном.

- Граждане проезжающие! - зычно провозгласил солдат, - приготовьте документы для проверки!

Журналист схватился за портмоне, вытаскивая паспорт и редакционное удостоверение.

Солдат раскрыл удостоверение.

- Петряй, - сказал солдат, зачитав вслух название газеты, - дуй за командиром, у нас тут пресса с Большой земли.

Петряй выскочил из салона и побежал к балку, путаясь в полах шинели. Из балка показался командир. Был он одет по-революционному элегантно: начищенные до блеска кавалерийские сапоги, темно-зелёные галифе, серая бекеша с чёрной мерлушковой отторочкой, защитного цвета офицерская фуражка с красной звездой на околыше. На правом боку рыжая кобура, в ней — револьвер «наган». Командир поправил фуражку, надел перчатки и, не спеша направился к автобусу.