Н.Ф. (ненаучные фантазии) - Вадим Астанин

- Есть вероятность, что послание отправил сумасшедший, - начал анализировать журналист, задним умом (штамп) понимая, что выглядит достаточно глупо, - не может быть, чтобы в центре нашего богоспасаемого отечества (общее место, махровый литературный штамп) случился государственный переворот и никто этого не просто не заметил, а вообще не обратил на сей воистину вопиющий факт (штамп) сколько-нибудь пристального внимания. Или, что гораздо опаснее, - спонтанно сформулировал журналист, - знал и скрывает информацию, целенаправленно вводя широкие слои населения в заблуждение относительно незыблемости укреплённой стабильности и крепости построенной вертикали власти в ходе неуклонного вставания с колен и второго первого шестилетнего срока президента.

- Для кого опаснее? - сразу же откликнулся внутренний голос. - Для тех, кто не знает? Для тех, кто скрывает? Для страны? Для народа? Или для тебя, молодого, здорового, удачливого, высокооплачиваемого репортёра с положительной кредитной историей и перспективой карьерного роста? Что тебе до какой-то ПССР, возникшей в каком-то занюханном Мухосранске? У тебя Лариса, Наташа, Валерия, Новый Год в Пхукете, Рождество в Иерусалиме и Старый Новый год в Праге с кратковременной прогулкой по Елисейским Полям в Париже на следующий день.

- Не в Мухосранске, - поправил журналист свой внутренний голос объективности ради, - в Перепихонске.

- Да какая, чёрт, разница, - раздражённо ответствовал внутренний голос, - В Мухосранске ли, в Перепердобске ли, либо в Перекидай-Задрищенске. Речь не о названиях, речь о твоей незапятнанной будущности.

- Будущность - это важно, - согласился с внутренним голосом журналист - это серьёзно, это ответственно. Большая квартира в десять-двенадцать комнат, или большой дом в пригороде, усадьба, коттедж, дворец в два-три этажа, бассейн во дворе и бассейн на первом этаже, красавица жена, красавица любовница, счастливые детишки, два мальчика и девочка, заботливая няня, две машины, твоя и жены, джип “субурбан” и седан “крайслер 300C”, должность главного редактора и место в совете директоров медиа-холдинга, обеспеченное весомым пакетом акций...

- Мне кажется, или ты по-настоящему решил испортить собственную жизнь? Ради чего? Ради истины? Ради так называемого журналистского долга доносить до людей правду, какой бы неприглядной она не была? Не смешите мои тапочки! - насмешливо воскликнул внутренний голос.

- Мои тапочки, - поправил его журналист. - У тебя ни ног, ни стоп, ни пяток.

- Ладно, путь будут твои, - виртуально поморщился внутренний голос, - хотя, если вдуматься в этимологический смысл предложения, твои тапочки настолько же твои, насколько и мои. Потому что, я твой внутренний голос, твой, позволь специально отметить, акцентировать, пропедалировать и напомнить. Для тех, кто в бронепоезде, повторяю! «Я твой внутренний голос, не внутренний голос Сидорова, Пупкина или, упаси Господи, какого-нибудь Через-Забор-Ногу-Задерищенко». Тебе что, не хватает денег? Ты устал от общения со звёздами? Селебрити больше тебя не зажигают? А все эти пати, журфиксы, салоны, презентации, шведские столы и жаркие минуты секса на шведских столах. Среди лобстеров, чёрной икры, балыка и шанхайских экзотических сладостей?

- Разве подобное было? - несколько лицемерно удивился журналист.

- Было! - мстительно подтвердил внутренний голос. После этого пришлось полгода ждать результата анализов на СПИД.

- Да, да, вспомнил, - признал смущённый журналист, - но это была ошибка!

- Ошибкой было не предохраняться, - смилостивился внутренний голос, - а так «ошибка» сама по себе была весьма и весьма недурна.

- Недурна? - слегка обиделся журналист, - вообще-то она...

- Тс-с-с! - прошипел внутренний голос. - Не надо имён и фамилий!

- Ну, вот, опять, - укоризненно отметил журналист, - опять страхи, опять фигуры умолчания, опять секреты, опять включается внутренний цензор. Устал, надоело! Хочется набрать в лёгкие воздух, закрыть глаза и проорать на весь мир: «Смотрите! А король-то ГОЛЫЙ!»

- Чтобы затем впасть в полную безвестность и ничтожество? Благодарю покорно! С внутренним цензором мы как-нибудь договоримся. Уплотнимся, наладим диалог, найдём точки соприкосновения, достигнем взаимопонимания, устроим консенсус, выгодный для обоих сторон. А чувством собственного достоинства можно чуть-чуть поступиться, ради прекрасного будущего.

- Консенсус... - журналиста явственно скривило, - консенсус... коитус... Коитус, не консенсус. Коитус равным не бывает. Надоело вечно быть под кем-то.

- Что-с делать, таковы правила игры, - лицемерно вздохнул внутренний голос.

- Гешефтмахер, - укорил свой внутренний голос журналист, - банальный, примитивный, м-м-м... скучный приспособленец.

- До этой минуты мой, нет, наш конформизм тебя не оскорблял, никак не задевал, полностью устраивал и, не погрешу против истины, даже нравился!

- Не покривлю против истины, - язвительно повторил за внутренним голосом журналист, - мне и сейчас мой конформизм не доставляет особых неудобств. Он меня кормит, поит, одевает и позволяет регулярно заниматься сексом с чумовыми девчонками (жаргонизм).

- Тогда зачем?! - патетически вскричал внутренний голос, - зачем ты жаждешь обломать весь кайф!?

- Зачем? - журналист дёрнул себя за мочку левого уха (почесал лоб, нервически потёр переносицу) и не найдя достойного ответа, брякнул с ходу. - А затем!

- Глубокомысленная фраза, - издевательски расхохотался внутренний голос, - бездна смысла и полная бессмыслица. Вот так, своими, можно сказать, натруженными руками, самолично и без всякого принуждения разрушать любовно отстроенное здание!

- К чертям! - безоглядно отрезАл пути к отступлению журналист, - Надоело! Пресмыкаться, изворачиваться, проскальзывать, лебезить, отмалчиваться, терпеть, выслушивать глупые шутки, пустые разговоры. Унылый бесконечный трёп. Бабы, бабки. Бабки, бабы.

- И что взамен?

- Не знаю, - честно сознался журналист, - но жить так больше не могу!

- Давно ли? - сострадательно поинтересовался внутренний голос.

- Вот с этой прямо минуты, - сказал, как отрезал (штамп) журналист.

- Делай, что хочешь, - внезапно сдался внутренний голос. - Но помни! - возопил он, исчезая, - Я тебя предупреждал!

-Не забуду, - холодеющими от отчаянной смелости губами прошептал журналист, направляясь к главному редактору.

- Не прощу, - далёким эхом отозвался внутренний голос, погружаясь в глубины журналистского подсознания.

Главный редактор был человеком добрым, мягким, терпеливым, вежливым, интеллигентным. Суровая действительность, в которой ему приходилось жить, требовала от него совершенно иных качеств: он должен был быть злым, жёстким, беспринципным, строгим, грубым, нетерпимым. Главный редактор подчинялся суровой необходимости текущего момента, поэтому его не любили, боялись, избегали, ненавидели и за глаза называли тираном. На тирана главный редактор не обижался. Имея два высших гуманитарных образования, он неплохо разбирался в античной истории и знал, что тирания - не самая худшая форма правления. К тому же, не всякий тиран — тиран. Попадались и среди тиранов личности незаурядные. Обидней было то, что на банальном «тиране» злые и завистливые языки не останавливались, припечатывая главного редактора унизительными эпитетами в широком диапазоне: от «козла» обычного до «….юка» вонючего, тем самым (штамп) причиняя главному редактору неимоверные боль и нравственные страдания.

Главный редактор умел скрывать свои слабости. В частности, он не любил отказывать приятным людям, и никогда не отказывал им, если приятные люди, кроме самой приятности, обладали существенным административным, либо финансовым ресурсом. Остальным приятным людям он отказывал резко и безапелляционно, подобно хирургу, который втайне сострадая несчастному пациенту, вынужден отсекать у него поражённую некрозом конечность. Журналист был приятным человеком и главный редактор собирался ему отказать.

- Не наш формат, - сказал главный редактор и значительно посмотрел на журналиста.

- Как же не наш, - не согласился журналист. - Абсолютно наш. Сенсация и разоблачение. Бомба!

- Бесспорно, бомба, - не стал спорить главный редактор. - Только шарахнет она не там, вдали за рекой, а здесь, в нашем окопе. - И похлопал раскрытой ладонью себе по шее. - Нам нужен этот геморрой? Нам этот геморрой не нужен.

- Я хотел бы заняться темой, - заупрямился журналист.

- Сева, - сказал главный редактор, - я тебя не узнаю! Тебе чего-то не хватает? Ты, часом, не заболел?

- Сам удивляюсь, - ответил журналист. - И всё-таки, Алексей Петрович...

- Ну, посуди сам, - главный редактор начал говорить ласково, как обыкновенно разговаривают с душевнобольными, - наша газета рассчитана на целевую аудиторию, которую политика не интересует никоим образом. Некоторые, особо продвинутые господа, именуют её быдлом, пиплом, анчоусами. Эти люди, Сева, наши с тобой сограждане, являются становым хребтом нашего с тобой государства. Они — его плоть, кровь и фундамент. Они, Сева, трудятся, не покладая рук, они создают прибавочный продукт, они пашут, сеют, собирают, они воспитывают, учат, служат, защищают. Рожают, между прочим, тоже они. В то же время их мысли незатейливы, желания их просты. Им не требуется свобода как таковая, Сева, они не нуждаются в демократии, гласности, свобода слова их ни разу не волнует. Они хотят жить, Сева, жить сейчас, дышать полной грудью, но не так, как пытаются дышать демократы, либералы и законченные либертианцы. Им нужна хорошая работа, хорошая зарплата, дешёвые кредиты, они мечтают о своей квартире, а лучше о своём коттедже, они желают отдыхать за границей, раз, а лучше два раза в год, они хотят иметь машину, а лучше две машины на семью, они мечтают выучить своих детей, дать им высшее образование, удачно женить, или выдать замуж, они мечтают о внуках и обеспеченной старости. Они хотят потреблять, Сева, потреблять и развлекаться. Создавать им условия для непрерывного потребления - забота государства, а наша с тобой забота, Сева, - их развлекать. Раз-вле-кать! Понимаешь!?