Фраер - Сергей Герман

— Сегодня смена хорошая. Ты вечером шизняк навестить не хочешь? Там вроде клиент твой прячется?

Дневальный изолятора с красной повязкой на рукаве открыл нам кнопкой железную дверь.

— Здорово, братела! — приветствует его Саня. — Бикса подмылась??

Шнырь изобразил улыбку краешком рта:

— Всё в лучшем виде, Санёк. Даже с мылом.

— Ну тогда готовь ей шлёмку с дыркой!

С лязгом — раскоцалась дверь. Клок испуганно вскочил с корточек.

— Вы чо, братва?

Он весь подобрался, сгорбился. Втянул голову в плечи. Зубы мелко стучали.

Саня зайдя к нему сзади, вытянул из штанов сетку, накинул её на шею бывшего шныря. Тот повалился на колени, захрипел, лицо налилось свекольной багровостью.

Жаркая волна ударила мне в голову. От возбуждения затряслись руки. Я ударил его тростью по голове. Клок упал на пол, кровь потекла по лбу. Я несколько раз поддел его голову ударом ботинка. Клок закатил глаза.

Саня спросил, — подох что ли?

Наклонился, прислушался к дыханию. — Да нет, живой. Петушить будешь? Или обоссым?

Злости у меня уже не было, ноги налились свинцом.

— Ладно Сань, пойдём. Я скотоложством не увлекаюсь.

* * *

Крысы живут стаями, помогают друг другу, защищают и при возможности, забирают с собой раненых. Но когда все опускается на уровень элементарного выживания, если они попадают в «неволю», где им угрожает опасность или голодная смерть, крысы также, как и люди, поедают друг дружку.

Советская власть применила этот метод на деле и занялась «перековкой» преступного мира, стараясь превратить в животных. Людей помещали в замкнутое пространство в и создавали им невыносимые условия содержания.

Выживали только самые сильнейшие и подлючие, которые в жизни уже не боялись ничего, ни ножа, ни нового срока.

* * *

Асредин завёл себе крысу. Это была не обычная помойная тварь с облезлым хвостом, а декоративная. Зверёк выглядел, как аристократ. У него была красивая, слегка шершавая на ощупь вьющаяся шерсть. Очень нахальные глазки — бусинки. Звали — Антон. Асредин звал его Тошка.

Крыса очень быстро привязалась к Асредину, и целыми днями сидела у него на шее или на плече. Это был очень чистоплотный зверек, любящий самостоятельно ухаживать за собой. Крысы вообще необычайно умны и сообразительны.

— Вот! — Говорил Асредин — закроют меня в БУР, а Тоша будет мне таскать грев.

— Ты смотри! — Подначивал его Дулинский, — чтобы твой крыс у меня пайку не крысанул, а то попадёте оба по беспределу!

Асредин не оставался в долгу. Многолетнее общение с лагерным миром сильно обогатило его лексику.

Несколько минут он очень настойчиво объяснял Дудинскому что будет с ним, его мамой, папой и всеми родственниками, если с головы его Тошки упадёт хоть один волосок.

* * *

Находясь за колючей проволокой, что-то происходит в зачерствелых зэковских сердцах. У многих откуда-то из ниоткуда появляется чувство сострадания и особенной нежности к беззащитным животным — кошкам, хомячкам, мышкам. Может быть, потому, что в них арестант видит существа ещё более незащищённые, чем он сам, чувствует родственную душу, которую он может обогреть и приласкать.

Странно, как жестокость и черствость уживаются в них с редкой сентиментальностью.

Казах по имени Томаз, которого все звали Камазом, откуда то притащил котёнка.

По ночам котёнок лежал на его широкой груди, громко мурлыча, а тот гладил его по головёнке чёрным от никотина указательным пальцем.

Спавший рядом Дулинский подпрыгивал среди ночи в постели.

— Мля, Камаз! Убери своего кота, пока я его не придушил! Мурчит как трактор, в натуре. Заснуть невозможно.

Камаз отвечал:

— Да пошёл ты козе в трещину! Будешь мне мозг дрочить!

Вспыхивала перебранка с воплями и матом, грозящая перерасти в рукопашную.

Просыпался дядя Слава. Садился в трусах на койке. Минуту вслушивался в нарастающие обороты. Потом рычал:

— Ну — ка, ша! Братва камышовая! Что за война в Крыму? Крови хотите? По мусорам и дубиналу соскучились?!

Потом Полтинник закуривал и укладываясь спать долго бурчал:

— Мля, что за арестант пошёл? Ночью на дальняк пойдешь, на спящие лица глянешь, и тошно становится! Не лица, не хари! Среди вас виноватых же нет, потому что скотина безмозглая ни за что не отвечает!

И напоследок, громко на весь барак обещал.

— Завтра дам каждому по майлу, режьте друга до опиздинения!

Камаз и Дуля замолкали. Было слышно, как на кровати Асредина пищит крыса.

Дядя Слава натянув провисшие на коленях треники и накинув телогрейку плетётся на дальняк. Барак снова засыпал.

Утром крыса и кошка ели из одной миски. Звери, в отличие от людей, в неволе не жрали друг друга.

* * *

Колесо мог часами рассказывать о жуликах и ворах прошлых лет.

— Знаешь как ломали людей?

Воров он называет только так — людьми.

— Сначала разговорами прощупывали: «Ты вор? У тебя блатная вера? А готов как Христос на жердине болтаться?

Развелось сейчас мастей — положенцы, смотрящие, стремящиеся, пацаны. Все блатные, а людей мало!

Колесо задумывался.

— Раньше всё было просто — вор, фраер. Мужик, сука. И всё. Пидоры не в счёт.

Я прощупывал Колесо.

— А я по твоему кто? Какой масти?

Он опустил глаза, словно пытаясь разгадать возникшую перед ним загадку.

— Ты не мужик, Лёха… Похитрее будешь и душок в тебе присутствует, как у злыдня. Но и не блатной…

Колесо пошамкал губами. Потрогал указательным пальцем фиксу с золотым напылением.

— Ноет сука! — Поморщился.

— Фраер ты, Лёха. Даже не фраер, а пока всего лишь фраеришка. Не простой, битый. Но человек с тебя получится, если не ссучишься.

Но только запомни, никогда не вздумай примерять на себя воровской крест.

Вором нельзя стать на время, поиграть в него тоже нельзя, вор — это навсегда. На всю жизнь. Но это не твоё.

* * *

Миша Колобок в полной мере обладал деловой хваткой и смекалкой арестанта, который пришёл в зону не на день, не на два, а решил там провести всю свою жизнь.

В нём неведомым образом ужились совершенно несопоставимые в лагере черты характера — порядочность знающего цену слова человека и невероятная предприимчивость. При всей своей нагловатости и склонности к проведению коммерческих операций он не обострял отношений с блатным миром, ни с мужиками, ни с козлами.

Он слишком буквально понимал учение первого патриарха чань — буддизма, известного под именем Дамо:

Если сидишь — сиди.

Если идешь — иди.

Главное — не мельтешись попусту.

И Колобок не мельтешил. Всё свободное время он посвящал каким то делам с маклерами, изготавливавшим для администрации выкидные и охотничьи ножи, мундштуки, резные шкатулки, называемым в зоне маклями. Колобок, что то покупал у них, выменивал, выкруживал, выигрывал в нарды, потом перепродавал.

По понятиям, нельзя было покупать и продавать продукты из зэковской столовой, потому что повар мясо для перепродажи не покупает в магазине, а крысит его от общего.

Но Колобок не получал посылок из дома и договорился покупать отоварку в столовой.

Деньги он передавал завхозу столовой, тоже зэку. С блатными был заключён компромисс и считалось, что на деньги эти за забором приобретаются продукты, которые потом завозятся в зону. Трений с блатным миром у Колобка не случалось.

Миша был из Москвы. Сел он по знаменитому делу Елисеевского гастронома.

Вернее не самому делу, но был к нему причастен. Заведующая одной из секций знаменитого гастронома была его любовницей.

Мы разминаемся чифиром. За окном серая тоскливая хмарь. Женька сидит рядом со мной. Виталик напротив. Рядом возвышается Колобок. Он грустно вздыхает и шумно тянет в себя чёрную живительную жидкость.

Женька спрашивает:

— Колобок, как ты по мокрому то устроился? Ты случаем не маньяк? А то мы тут с тобой чифирим вместе.

Мишку передёргивает:

— Какой маньяк! Представь себе. Суббота! Я слегка под шофе! Весь сексуально активный. Покупаю Вальке три белых гвоздики. Беру мотор. Представляю, что сейчас доведу её до оргазма и перехвачу у неё четвертак. А Вальке не до секса, у неё истерика, кричит — «Меня скоро посадят»!

Я с дури возьми и ляпни — «Тебя посадят, а ты не воруй».

Колобок переждал смех, сделал пару глотков. Передал кружку дальше.

— Та в крик! Мало того, что денег не дала, ещё и начала кричать, что я — «алкаш, импотент, тварь последняя». Я не выдержал оскорблений и врезал ей промеж глаз. Она упала. Только вышел из подъезда, тут эти демоны при погонах. И гребут меня вместе с гвоздиками.

Демонами оказалась группа муровцев, приехавшая арестовывать заведующую секцией.

В сознание она так и не пришла. Муровцы вызвали скорую, но она приехала и поехала обратно. Там уже была нужна труповозка.