Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой - Борис Соколов

Если социал-демократии будет противопоставлено учение более правдивое, но проводимое с такой же силой и скотской грубостью, это учение победит, хотя и после тяжелой борьбы...

Мне стало совершенно ясно самое учение социал-демократии, а также технические средства, при помощи которого она его проводит.

Я хорошо понял тот бесстыдный идейный террор, который эта партия применяет против буржуазии, неспособный противостоять ему ни физически, ни морально. По данному знаку начинается настоящая канонада лжи и клеветы против того противника, который в данный момент кажется социал-демократии более опасным, и это продолжается до тех пор, пока у стороны, подвергшейся нападению, не выдерживают нервы, и, чтобы получить передышку, она приносит в жертву то или другое лицо, наиболее ненавистное социал-демократии.

Глупцы! Никакой передышки они все равно не получат!»

В отличие от социал-демократов и даже от коммунистов нацистам удалось довольно быстро найти популистские лозунги, объединявшие широкие слои германского населения. Они были просты: «Долой оковы Версаля, безработицу и еврейских плутократов! Да здравствует вечное величие германской расы!» Слова социал-демократов о социальном партнерстве в период острого экономического кризиса звучали не слишком убедительно. А коммунисты обещали спасение в грядущем земном рае только пролетариям и батракам, но не лавочникам или зажиточным крестьянам.

Как утверждал Гитлер, «миллионы рабочих сначала были внутренне враждебны социал-демократической партии, но их сопротивление было побеждено тем, порой совершенно безумным поведением буржуазных партий, которое выражалось в полном и безусловном отказе пойти навстречу какому бы то ни было социальному требованию. В конце концов, этот отказ пойти на какое бы то ни было улучшение условий труда, принять меры против травматизма на производстве, ограничить детский труд, создать условия защиты женщин в те месяцы, когда она носит под сердцем будущего «сына отечества», — все это только помогало социал-демократии, которая с благодарностью регистрировала каждый такой отказ и пользовалась этими настроениями имущих классов, чтобы загонять массы в социал-демократический капкан».

Гитлер подчеркивал: «Глубочайшие интересы народа и государства требуют недопущения того, чтобы народные массы попадали в руки плохих, невежественных и просто беспечных «воспитателей». Обязанностью государства было бы взять на себя контроль за этим воспитанием и систематически бороться против злоупотреблений печати. Государство должно следить особенно внимательно за газетами, ибо влияние газет на людей является самым сильным и глубоким хотя бы уже потому, что газеты говорят с читателем изо дня в день. Именно равномерность пропаганды и постоянное повторение одного и того же оказывают исключительное влияние на читателей. Вот почему в этой области более, чем в какой-либо другой, государство имело бы право применять абсолютно все средства, ведущие к цели. Никакие крики относительно так называемой свободы печати не должны были бы останавливать государство, которое просто обязано обеспечить нации столь необходимую ей здоровую умственную пищу. Здоровое государство должно во что бы то ни стало взять в свои руки это орудие народного воспитания и по-настоящему поставить печать на службу своей нации».

Гитлер одним из первых в мире понял, что настроениями народа можно целенаправленно манипулировать, и это — верный путь к власти. Здесь фюрер творчески развил опыт социал-демократов и коммунистов. Он признавался: «В пропаганде вообще я видел инструмент, которым марксистско-социалистические организации пользуются мастерски. Я давно уже убедился, что правильное применение этого оружия является настоящим искусством и что буржуазные партии почти не умеют пользоваться этим оружием. Только христианско-социальное движение, в особенности в эпоху Лютера, еще умело с некоторой виртуозностью пользоваться средствами пропаганды, чем и обеспечивались некоторые его успехи».

Следует признать, что в искусстве пропаганды фюрер стал подлинным виртуозом, далеко превзойдя своих учителей. А национал-социалистическое движение обрело форму религиозного движения, иными словами, стало гражданской религией. После прихода нацистов к власти для оболванивания германского народа и его моральной подготовки к войне было создано имперское министерство пропаганды. Еще в книге «Моя борьба» Гитлер писал: «То, что мы постоянно обозначаем словами «общественное мнение», только в очень небольшой части покоится на результатах собственного опыта или знания. По большей же части так называемое «общественное мнение» является результатом так называемой «просветительской работы».

Религиозная потребность сама по себе глубоко заложена в душе человека, но выбор определенной религии есть результат воспитания. Политическое же мнение массы является только результатом обработки ее души и ее разума — обработки, которая зачастую ведется с совершенно невероятной настойчивостью.

Наибольшая часть политического воспитания, которое в этом случае очень хорошо обозначается словом «пропаганда», падает на прессу. В первую очередь именно она ведет эту «просветительскую работу» (в 30-е годы наряду с прессой все больше используется радио; недаром многие речи Гитлера были рассчитаны на то, чтобы оказывать гипнотический эффект на миллионы радиослушателей. — Б. С). Она в этом смысле представляет собой как бы школу для взрослых. Беда лишь в том, что «преподавание» в данном случае находится не в руках государства, а в руках очень низменных сил». Гитлер также подчеркивал, что пропаганда должна учитывать особенности различных слоев населения, охватывая все формы человеческого мышления: «Пропаганда вечно должна обращаться только к массе. Для интеллигенции или для тех, кого ныне называют интеллигенцией, нужна не пропаганда, а научные знания... Задача пропаганды заключается не в том, чтобы дать научное образование отдельным индивидуумам, а в том, чтобы воздействовать на массу, сделать доступными ее пониманию отдельные важные, хотя и немногочисленные факты, событии, нужды, о которых масса до сих пор не имела и понятия».

Гитлер также отмечал, что вину за прошедшую мировую войну следует возлагать на страны Антанты, не признавая и малейшей доли германской вины, ибо только такой тезис будет иметь безусловный успех у большинства населения Рейха. Он писал: «Огромной принципиальной ошибкой было ставить вопрос о виновниках войны так, что виновата-де не одна Германия, но также и другие страны. Нет, мы должны были неустанно пропагандировать ту мысль, что вина лежит всецело и исключительно на противниках. Это надо было делать даже в том случае, если бы это и не соответствовало действительности. А между тем Германия и на самом деле не была виновата в том, что война началась...

Народные чувства не сложны, они очень просты и однообразны. Тут нет места для особенно тонкой дифференциации. Народ говорит «да» или «нет»; он любит или ненавидит. Правда или ложь! Прав или не прав! Народ рассуждает прямолинейно. У него нет половинчатости».

В дальнейшем, придя к власти, нацисты достигли тотального огосударствления средств массовой информации, сделав их орудием управления политическим сознанием людей. В последний период своего существования при Гитлере Германская империя включилась в механизм самых современных политических технологий, которые только и могли поддерживать волю масс вести совершенно безнадежную для Рейха войну.

Развивая мысли Гитлера, министр пропаганды Геббельс утверждал: «Пропаганда сама по себе не обладает каким-то набором фундаментальных методов. Она имеет одно-единственное предназначение: завоевание масс. И всякий метод, не способствующий осуществлению данного предназначения, плох... Методы пропаганды приходят из повседневной политической борьбы».

Роль СМИ в Австрии и Германии в первой четверти XX века, как изобразил ее Гитлер в книге «Моя борьба», очень напоминает функцию телевидения в России в конце XX — начале XXI века. Фюрер отмечал: «Прессе удавалось в течение каких-нибудь нескольких недель вытащить на свет божий никому не известные детали, имена, каким-то волшебством заставить широкие массы связать с этим именем невероятные надежды — словом, создать этим именам такую популярность, которая никогда и не снилась людям действительно крупным. Имена, которые всего какой-нибудь месяц назад еще никто не знал или знал только понаслышке, получали громадную известность. В то же время старые, испытанные деятели разных областей государственной и общественной жизни как бы совершенно умирали для общественного мнения, или их засыпали таким количеством гнуснейших клевет, что имена их в кратчайший срок становились символом неслыханной низости и мошенничества. Надо видеть эту низкую еврейскую манеру — сразу же как по мановению волшебной палочки начинают поливать честного человека грязью из сотен и тысяч ведер; нет той самой клеветы, которая не обрушилась бы на голову такой ни в чем не повинной жертвы; надо ближе познакомиться с таким методом покушения на политическую честь противника, чтобы убедиться в том, насколько опасны эти негодяи прессы. Для этих разбойников печати нет ничего такого, что не годилось бы как средство для их грязной цели».