Имя России. Сталин - Сергей Кремлёв

В таком замечании Сталина видно не только хорошее знание истории литературы, но и тонкое понимание природы и методологии художественного творчества.

Впрочем, эти сталинские качества крупные мастера культуры отмечали не раз… Он умел не только понять суть произведения, но и дать точный творческий совет.

И это всегда был совет, а не приказ — хотя случалось и так, что тот, кто к нему не прислушивался, получал трёпку. Но и она не была барственным капризом — Сталин был жёсток (но не жесток!) с деятелями искусства тогда, когда они изображали жизнь политически неверно, — что, надо сказать, влекло за собой, как правило, и творческие просчёты.

В этом смысле характерен случай кинорежиссёра Александра Довженко и его фильма «Щорс». Лента украинского кинематографиста стала классической и того заслуживала. Но мало кто знает, что саму идею фильма об «украинском Чапаеве» подсказал Довженко Сталин.

Впервые Довженко встретился со Сталиным 14 апреля 1934 года в его кремлёвском кабинете. 5 ноября 1936 года в «Известиях» он вспоминал об этом так:

«Меня побудила обратиться непосредственно к товарищу Сталину сумма обстоятельств, сложившихся перед постановкой фильма «Аэроград». Мне было очень трудно. И я подумал: один раз в трудную минуту моей жизни художника я уже обращался письменно к товарищу Сталину, и он спас мне творческую жизнь и обеспечил дальнейшее творчество; несомненно, он поможет мне и теперь. И я не ошибся. Товарищ Сталин принял меня ровно через двадцать два часа после того, как письмо было опущено в почтовый ящик

Товарищ Сталин так тепло и хорошо, по-отечески представил меня товарищам Молотову, Ворошилову и Кирову, что мне показалось, будто он уже давно и хорошо меня знает. И мне стало легко…»

Однако надо сказать, что «Щорс» дался Довженко не очень-то легко, в том числе и потому, что Сталин весьма тщательно и критически изучил сценарий фильма и добивался от его автора максимально широкого политического взгляда на события. Тему о Щорсе Сталин предложил Довженко после «Аэрограда», но сказал:

— Мои слова ни к чему вас не обязывают. Вы — человек свободный. Хотите делать «Щорса» — делайте, но если у вас имеются иные планы — делайте другое. Не стесняйтесь. Я вызвал вас для того, чтобы вы это знали…

Довженко вспоминал:

«Иосиф Виссарионович сказал мне это тихо и уже без улыбки, но с какой-то особенной внимательностью и заботой. Среди трудов огромной государственной важности товарищ Сталин нашёл время вспомнить о художнике, проверить его душевное состояние, снять с него чувство хотя бы воображаемой несвободы (выделение моё. — С.К.) и предоставить ему полную свободу выбора…»

Вот такой вот «тиран»…

Этот же «тиран» стал инициатором разработки и принятия новой Конституции СССР. При этом, раздумывая над её обликом, он писал Лазарю Кагановичу:

«У меня такой предварительный план. Конституция должна состоять из (приблизительно) семи разделов: 1) Общественное устройство (о Советах, о социалистической собственности, о социалистическом хозяйстве и т. п.); 2) Государственное устройство (о союзных и автономных республиках, о союзе республик, о равенстве наций, рас и т. п.); 3) Органы высшей власти (ЦИК или заменяющий его орган, две палаты, их права, президиум, его права, СНК СССР и т. п.); 4) Органы управления (наркоматы и т. п.); 5) Органы суда: 6) Права и обязанности граждан (гражданские свободы, свобода союзов и обществ, церковь и т. п.); 7) Избирательная система…»

Характерно то, что Сталин прибавлял: «Я думаю, что нужно ввести референдум».

Принцип референдума в Конституцию ввели, и мнение Сталина о необходимости референдумов доказывало, что он не только не боялся возможности прямого совета власти с народом, но считал такую практику в будущем просто необходимой.

Сегодня в Конституции РФ пункт 3 Статьи 3 Главы 1 «Основы конституционного строя» тоже гласит:

«Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы…»

Однако насчёт «свободных выборов» нынешний «россиянский» «электорат» оскомину уже набил. Относительно же референдума могу сообщить, что действующего федерального закона о референдуме, определяющего его порядок, в «Россиянин» нет. А тот законопроект, который одно время рассматривали, начинается с того, что там перечисляются вопросы, которые на референдум выносить не разрешается.

Вот такая вот «свобода»!

Сталин же…

11 декабря 1937 года, накануне первых выборов в Верховный Совет СССР, он выступил на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа Москвы. На следующий день его речь была опубликована в «Правде», и для современного, сытого картинами «россиянских» предвыборных кампаний, читателя познакомиться с одним фрагментом этой речи будет, пожалуй, ещё более интересно, чем тогдашним слушателям и читателям Сталина.

Он говорил тогда так:

«Я хотел бы, товарищи, дать вам совет, совет кандидата в депутаты своим избирателям… Если взять капиталистические страны, то там между депутатами и избирателями существуют некоторые своеобразные, я бы сказал, довольно странные отношения. Пока идут выборы, депутаты заигрывают с избирателями, лебезят перед ними, клянутся в верности, дают кучу всяких обещаний. Выходит, что зависимость депутатов от избирателей полная. Как только выборы состоялись и кандидаты превратились в депутатов, отношения меняются в корне. Вместо зависимости от избирателей получается полная их независимость. На протяжении четырёх или пяти лет, то есть до новых выборов, депутат чувствует себя совершенно свободным, независимым от народа, от своих избирателей. Он может перейти из одного лагеря в другой, он может свернуть с правильной дороги на неправильную, он может запутаться в некоторых махинациях не совсем потребного характера, он может кувыркаться как ему угодно — он независим».

Не напоминает ли это уважаемому читателю нечто, знакомое до отвращения? Но это ещё не все! Сталин сказал и следующее:

«Можно ли считать такие отношения нормальными? Ни в коем случае, товарищи! Это обстоятельство учла наша Конституция, и она провела закон, в силу которого избиратели имеют право досрочно отозвать своих депутатов, если они начинают финтить, если они свёртывают с дороги, если они забывают о своей зависимости от народа, от избирателей».

Вот бы такой закон, да «электорату» «демократической» «Россиянин» — если уж на нынешних «народных избранников» нет товарища Сталина…

СТАЛИН на XVI съезде ВКП(б) говорил: «Мы отстали от передовых держав на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние за 10 лет, или нас сомнут».

XVI съезд — это 1930 год, это съезд «развёрнутого наступления социализма по всему фронту».

1930 год минус сто лет — это 1830 год… Чуть ли не наполеоновская эпоха… Может, Сталин тут перебрал через край?

Что ж, пусть читатель судит сам, учтя, что даже в Австрии промышленных рабочих было в сороковые годы девятнадцатого века больше, чем в Российской империи в наиболее «пиковом» для её экономики 1913 году.

В начале двадцатого века расходы по народному просвещению на душу населения в России были в двенадцать раз меньше, чем в Англии… Длина железных дорог на ту же душу — почти в пятнадцать раз меньше, чем в США.

Причём российские железные дороги в отличие от европейских были сплошь однопутными, а половина паровозов приходилась чуть ли не младшими братьями паровозу Черепановых (два из трёх были построены до 1880 года).

Уже знакомый нам В. Гурко докладывал на дворянском съезде уполномоченным объединённых дворянских обществ:

«Все без исключения страны опередили нас в несколько десятков раз. Годовая производительность одного жителя составляла в России в 1904 г. всего 58 руб., в то время как в Соединённых Штатах она достигла за пятнадцать лет до того 346 рублей».

Неглупый, хотя нередко и ограниченный, исследователь советской науки профессор Лорен Грэхэм из США писал:

«Революции 1917 г. произошли в стране, находившейся в критическом положении. В общем, Советский Союз был отсталой и слаборазвитой страной, для которой скорейшее решение основных экономических проблем было жизненно необходимым. Как это часто бывает в слаборазвитых странах, которые всё же располагают небольшим слоем высокообразованных специалистов, предыдущая научная традиция России имела преимущественно теоретический характер».

Грэхэм попал здесь, что называется, «в точку». В 1913 году российские вузы выпустили 2624 юриста, 236 священнослужителей и всего 65 инженеров связи, 208 инженеров путей сообщения, 166 горных инженеров, сотню строителей вместе с архитекторами.

И даже инженеров фабрично-заводского производства прибавилось в тогдашней России всего на 1277 человек.