Любовное кружево - Гермина Блэк

— Я уже выпила невероятное количество этого прекрасного чая, — заметила Оливия, — и съела так много всего, что просто растолстею!

— Видит Бог, — отозвался Дуброски, — а на меня ничего не действует! Кстати, чай для меня — самое главное. Обычно я не обедаю — терпеть не могу есть в спешке — и поздно ужинаю. Серж очень расстроится или решит, что я заболел, если я не оценю его искусство. Не уверен, найдется ли в Европе повар лучше, чем он.

Было совершенно неожиданно и забавно обнаружить в этой грозной личности столь человеческие черты (и, в частности, прожорливость), напоминающие школьника. Но параллельно, отдавая должное трудам Сержа, Дуброски рассказывал о вещах, более интересных для Оливии, — о том времени, когда сам был танцором, и о людях, с которыми встречался, — преимущественно из мира балета.

Оливия зачарованно слушала поток воспоминаний. А когда Дуброски стал рассказывать о различных балетах — о «Лебедином озере», «Жизели», «Спящей красавице» и прочих, которые она никогда не видела, — и сопоставлять трактовки великих балерин со своими собственными теориями — пришла уже в полное восхищение.

Но внезапно Дуброски остановился.

— Теперь я должен с вами попрощаться, — резко произнес он. — Завтра начинаются репетиции. На следующей неделе вы снова танцуете Кошку-принцессу. Не ждите новых ролей; главное — тренировки и еще раз тренировки. Думайте над новыми идеями. Возможно, они окажутся ошибочными — это не важно. Голова должна работать так же хорошо, как ноги.

Он проводил ее в холл и сам открыл дверь, нетерпеливо отмахнувшись от прислуги, бросившейся на помощь. Прощаясь, он задержал ее руку в своей и проговорил:

— До свидания, Оливия. У вас есть талант и ум — постарайтесь как следует их использовать, и мы увидим, что из этого получится.

Дверь захлопнулась у нее за спиной. Направляясь к лифту, Оливия чувствовала себя словно школьница, выдержавшая экзамен и заслужившая сдержанную, едва ли не вынужденную похвалу грозного учителя.

Иван Дуброски в задумчивости вернулся в свой кабинет. Устроившись на том же диване, он осмыслял то новое чувство волнения, которое поднималось в нем. В течение многих лет его переполняли ошеломляющие амбиции, связанные с желанием найти среди множества танцовщиц такую, которая могла бы вырасти в великую балерину, использовать ее потенциал и создать из нее артистку, которая могла бы сотворить чудо, невиданное во всей истории существования балета. И это было бы его создание, его открытие.

Мадам когда-то сказала Оливии: «Он настолько фанатичен, что я иногда думаю: в своем ли он уме; порой я чувствую себя с ним просто неуютно».

Если бы леди Мадлен, как женщина, обладающая развитой интуицией, могла сейчас прочитать мысли балетмейстера, ей бы стало более чем неуютно. Говоря, что у Оливии есть талант, он сознавал, что явно преуменьшает: эта девушка, обладающая почти такой же энергией и желанием работать, как у него самого, явилась для Дуброски волнующим открытием. Он уже не раз испытывал разочарование, обнаружив, что очередная протеже — по его меркам — слишком ленива и позволяет себе отвлекаться от основной работы на посторонние дела; кроме того, рано или поздно в их жизни появлялись мужчины. Эта же девушка не была влюблена ни во что, кроме своего Искусства. Так и должно быть всегда.

Если бы Оливия не знала заранее, каким жестоким наставником может быть Иван Дуброски, она бы уже давно полностью пала духом.

Каждый день по нескольку часов она репетировала, готовясь к второму спектаклю. Абсолютно измотанная, она возвращалась домой и думала — ну неужели она настолько тупа, как это могло показаться во время общения с балетмейстером.

— НЕТ, НЕТ! Я уже говорил вам — не так!..

На самом деле Дуброски ничего не говорил — просто в очередной раз менял свое представление о том, чего же хочет от нее добиться. Стефен Мэлфорд, ее партнер, имевший полное право считать, что являет собой не пустое место, уже возненавидел балетмейстера и даже не пытался скрыть свои чувства; после одной из вспыхнувших ссор он просто ушел со сцены и отказался от роли. Только благодаря мольбам Оливии и ее внутреннему такту, с которым она успокаивала бушующее море страстей, удалось убедить его не бросать ее в новый круг поистине ужасных мучений — начинать все заново с новым принцем.

— Вы слишком нежны для этих джунглей, дорогая, — говорил Мэлфорд. — Ни в коем случае не дайте им возможности разорвать вас на части. Вам следует знать, что они просто жаждут это сделать. Эта Линтон, например, если бы могла, с удовольствием перегрызла вам горло.

Оливия знала, что Лидия Линтон, одна из ведущих звезд труппы, чьи выступления критика всегда находила непогрешимыми, терпеть ее не может. Они вместе учились, и симпатичная рыжеволосая Лидия всегда возмущалась, когда в «любимчиках мадам», по ее мнению, оказывались другие девочки. Оливия же, на свою беду, была абсолютно чужда того, что называется профессиональной завистью, и искренне радовалась достижениям других. Ей никогда даже не приходило в голову, что успехи коллег были бы гораздо менее впечатляющими, если бы жестокий случай не отшвырнул ее саму на время от сцены.

Но, оказавшись здесь вновь, она никогда не забывала, благодаря кому это произошло. И с радостью ждала, когда наступит вечер пятницы, в которую Гиффорд пригласил ее с миссис Морнингтон на званый ужин. Встретившись с доктором в своей грим-уборной после премьеры, Оливия поняла, насколько же она скучает без него.

Его деловитость и сдержанность во время ее последнего визита на Уимпол-стрит поначалу расстроили Оливию, но потом она напомнила себе, что Гиффорд по профессии принадлежит к одной из самых нужных в мире категорий людей, а потому не может себе позволить тратить рабочее время на пустую болтовню.

В течение нескольких последующих недель, когда Гиффорд неоднократно уклонялся от приглашений посетить их дом, Оливия, даже полностью погруженная в свои дела, не раз задумывалась: не вычеркнул ли доктор Хардинг ее из своей памяти, как множество других своих бывших пациентов, каких бы успехов они потом ни добивались. А ей так хотелось поведать ему, на что она способна теперь, после его лечения! Не раз она уже была почти готова сама позвонить ему, но все время останавливала себя, уверенная, что он слишком занят, чтобы интересоваться ею. В последний раз это желание возникло, когда Иван Дуброски пригласил ее на главную роль в свой новый балет. Было бы большой несправедливостью, думала Оливия, лишить Гиффорда возможности увидеть окончательный результат его трудов, но — тут Оливия почувствовала неожиданный укол самолюбия — он ведь мог и отказаться, сославшись на занятость.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});