Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь - Терри Биссон

— После нашествия огня и льда нам остался такой Бог, — сказал отец.

В отпущении грехов нуждался Барло, о чем рассказал Темпус в надежде положить конец его мастурбации. Чернозуб объяснил, что он не имеет права кому-либо отпускать грехи, да и в любом случае отпущение грехов не окажет того воздействия, который жаждет увидеть Темпус. Тот оставался неколебим: Чернозуба не опустят, пока он не совершит обряда.

— Но после этого вы тут же отпустите меня? — вопросил он. Темпус серьезно кивнул и перекрестил сердце. Нимми на мгновение прикрыл глаза, пытаясь вспомнить скромный запас латыни.

— Labores semper tecum, — сказал он нежнейшим голосом, который только смог у себя обнаружить. — Igni etiam aqua interdictus tu. Semper cuper capitem tuum feces descendant avium.[10]

— Аминь, — эхом откликнулся Темпус на это проклятие.

Нимми встал и вышел. В данный момент он не испытывал особого стыда или боязни вечных мук за то, что произнес грозную формулу отлучения от церкви с призванием на голову отщепенца вечного дождя из птичьего помета, но вид калеки, который продолжал скрести мошонку, еще долго преследовал его.

Чиир Хонган уже спал. Чернозуб как-то протиснулся мимо Вушина и устроился в карете третьим. Он испытывал облегчение, что все сложилось таким образом и ему удалось сбежать от семейства горбуна. Если уж ему довелось спать в холодной карете, он предпочитает соседство Кочевника. Хотя в эти ночные часы он уже не испытывал страха перед человеком, убившим сотни других людей, брат Топор продолжал присутствовать в его снах. Порой ему снилось, что он сам выступает в роли палача, по указанию Ханнегана отрубая головы огромным мечом, но этой ночью в карете ему привиделось, что он Понтий Пилат, а палач Вушин стоит рядом с ним в роли центуриона Марка, лицом к человеку, считающему, что он принесет Кочевникам царство Божье.

В те дни появление королей Кочевников было обычным делом. Во время своей успешной карьеры на юге Тексаса-Иудеи он распял не одного, а четырех из них. Первое распятие на кресте было самым тяжелым для него, да и грустным. Чернозуб-Пилат чувствовал себя мальчиком, убивающим своего первого оленя. Поскольку претендент на царство был совершенно безобиден, ситуация усугублялась сомнениями со стороны жены. Первого он хотел освободить. Проще было казнить следующего, со всей неуклонностью доказав, что королей назначает Тексарк, а не племенные боги. Он задавал осужденным тот же самый вопрос. Первый не хотел или не мог ответить и просто стоял и смотрел на него. Второй обреченный к распятию был более разговорчив.

— Что есть истина? — спросил Чернозуб.

— Истина — суть всех правдивых слов, — сказал второй король Кочевников. — Ложь — суть всех лживых слов. И если ничего не говорить, то нет ни лжи, ни истины. Я предлагаю вашему величеству свое молчание.

— Распять его, — сказал Пилат, — да понадежнее. И на этот раз без оплошностей. Заведите ему руки и ноги за крест и свяжите. Так, как предписано в учебнике для прокураторов Тексарка. Вам, новичкам, это неясно. А стоит знать, почему. Ладно, я вам объясню, в чем дело.

Приколачивание рук позади креста отвечает техническим принципам и правильной правительственной политике, потому что, когда вы приколачиваете руки спереди, висящая на гвоздях плоть рвется под весом тела, разве что вы еще дополнительно приколотите и предплечья. А вот когда вы заводите руки за верхушку креста и связываете их там, вес висящего тела приходится на поперечину, а гвозди всего лишь удерживают руки на месте. Таким образом, когда приходит время идти домой после работы, вы сможете надежнее перебить ему кости. И делайте это, как полагается в Тексарке, ребята; Тексарк вечен. И на этот раз не тратьте времени, приводя приговор в исполнение.

— Да здравствует Ханнеган! — сказал Марк-Топор.

— Да здравствует Тексарк! Следующий.

После этого Понтий почувствовал себя куда лучше. Готовый проснуться, он понимал, что все это ему снится, но не мешал сну продолжаться. Глупые объяснения того типа относительно истины скорее всего не имели ничего общего с молчанием первого короля Кочевников, но они властно напоминали, что молчание тоже может быть политикой и вызывали у Пилата неприятные воспоминания о насмешливом взгляде первого приговоренного, в котором, казалось, крылись не глубокие философские мысли, а бесконечное, глубоко личное сочувствие: «Я, кто смотрит на тебя, смотрящего на меня, который смотрит на меня…» Его жена Эдрия была испугана этим взглядом. В нем было что-то чувственное и тем самым глубоко оскорбительное по отношению к тем, чьей обязанностью было избавляться от этих отвратительных отбросов.

— Что есть истина? — спросил Пилат у третьего короля Кочевников.

— Она не для твоего рыла, тексаркская свинья!

По поводу этого Чернозуб-Пилат не испытывал никаких сожалений.

Он проснулся, думая об Эдрии и об их предполагаемом любовном свидании на сеновале. Шутка. Подремывая, он сонно вспоминал обсуждение. Брат Гимпус доказывал, что отрешенность от сексуальной страсти есть суть целомудрия и что такая отрешенность возможна и без воздержания. Брат Гимпус был пойман нагим в обществе уродливой вдовы, которая утверждала, что каждую среду платит ему. «Покойся с миром», — прошептал Чернозуб, уткнувшись в подушку.

Глава 6

«Имея в виду потребности самых слабых собратьев, мы тем не менее считаем, что капли вина в день достаточно каждому».

Устав ордена св. Бенедикта, глава 40.

Чиир Хонган еще спал, когда Чернозуб пришел в себя, окончательно проснувшись от топота копыт, остановившихся рядом с каретой. Затем он услышал, как кто-то тихо разговаривает на языке Кузнечиков. Разговор шел о коровах Шарда в стойле рядом с амбаром, но что-то взволновало говоривших и снова раздался стук копыт, сопровождаемый криками Эдрии.

Монах выбрался из-под накидки и выглянул из кареты. В слабом утреннем свете еще кружились редкие хлопья снега. Он увидел трех всадников, явно Кочевников. Двое из них на весу держали за руки отбивающуюся девушку. Шард еще издалека разразился проклятьями в их адрес, а горбун выскочил со своим мушкетом. Чернозуб повернулся, чтобы разбудить Хонгана, но тот уже накидывал на себя волчью шкуру и надевал шлем с небольшими рогами и металлической окантовкой. Обычно он носил его, только когда был в седле. Чернозуб запустил руку глубоко под обшивку и нащупал оружие Красного Дьякона. Девушка не нашла его.

Чиир Хонган выпрыгнул с другой стороны и, обойдя карету, показался перед всадниками, изрыгая проклятья на наречии Диких Собак с Высоких равнин.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});