Отечественная война 1812 г. Сборник документов и материалов - Евгений Тарле

Мы были в одно время весьма неприятно удивлены несколькими продольными неприятельскими выстрелами с правой стороны нашей батареи. Причина тому была перегнувшаяся линия нашего левого фланга по взятии французами Семеновских флешей, так что огонь французских батарей, направленный на нашу центральную батарею, названную Расвскою (бывшую предметом возобновлявшихся усилий неприятеля овладеть ею), начал досягать до нас. Мы подвинулись поэтому вперед, но вскоре увидели перед собою ряды неприятельской кавалерии. Это была кавалерия Латур-Мобура. Эта тяжелая туча, грозившая разгромом, разбилась о штыки наших гвардейских полков Измайловского и Литовского и была потом разгромлена нашими гвардейскими батареями его высочества и гр. Аракчеева, и отчасти 1-ю легкою ротою. Наполеон мечтал тогда, конечно, о Маренго и о Келлермане, но он имел дело не с австрийцами, и скоро последовало разочарование: большая часть знаменитой его кавалерии полегла на этом месте и не могла уже потом поправиться. Кавалерийская атака была повторена и нашла ту же участь. Явившаяся теперь перед нами кавалерия предприняла третью попытку. Отброшенная опять кареями наших гвардейских полков, она обернула на нас[8] и, заслонив собою действие своей артиллерии, дала возможность нашей батарее несколько вздохнуть и оправиться. Тогда кирасирский полк двинулся для удержания атаки. Haш батарейный командир, увидев движение кирасиров, взял на передки, рысью выехал несколько вперед и, переменив фронт, ожидал приближения неприятеля без выстрела. Орудия были заряжены картечью; цель состояла в том, чтобы подпустить неприятеля на близкое расстояние, сильным огнем расстроить противника и тем подготовить верный успех нашим кирасирам. Неприятель смело шел малою рысью прямо на грозно ожидавшую его батарею. Но в то время, когда неприятельская кавалерия была не далее 150 саженей от батареи, на которой уже наносились пальники, кавалерия эта развернулась на две стороны и показала скрытую за нею легкую конную батарею, снявшуюся уже с передков. Одновременно с обеих сторон разразились выстрелы. Неминуемая сумятица не могла не произойти временно на батарее при столь близкой посылке картечи: несколько людей и лошадей выбыло из строя. Но, имея дело с кавалериею, у нас уже были приготовлены картузы для следующего выстрела, и я успел еще послать картечь из моего флангового орудия. Это был мой последний салют неприятелю… Я вдруг почувствовал электрическое сотрясение, упал возле орудия и увидел, что моя левая нога раздроблена вдребезги…

Я был уже под ножом почтенного штаб-доктора Измайловского полка Каменецкого на перевязочном пункте, когда происходила опять ужасная резня на центральной батарее Раевского. Но я остановлюсь на время, чтобы сказать несколько слов о духе, который оживлял наших солдат. Мой добрый друг и тогда начальник, Афанасий Столыпин, которому я послал сказать, что фланговые орудия остаются без офицера, подъехал ко мне и, погоревав надо мною, послал отыскивать ратников; но их вблизи не нашлось. Меня понесли на шинели; мы встретили подбитое орудие, влекомое на раненых хромых лошадях, и меня кое-как уложили на него; при мне остался поддерживавший меня бомбардир Козлов. Медленно подвигались мы, провожаемые ядрами; наконец, достигли желаемого места возле какого-то сарая, перед которым вся лужайка была занята сидевшими и лежавшими ранеными, терпеливо ожидавшими когда дойдет до них очередь. Доктора, с засученными рукавами, выпачканные кровью, подбегали то к одному, то к другому. Меня положили перед Каменецким, который тогда отнимал руку у гренадера, сидевшего на камне. Я обернулся к Козлову: «Останься, мой друг, при мне, пока прибудут из обоза мои люди». «Я попрошу, ваше благородие, — отвечал он, — чтобы здесь покамест вас поберегли, а мне позвольте вернуться на батарею: людей много бьет, всякий человек теперь там нужен». — «Христос с тобою, друг мой, — сказал я ему, — если я останусь жив, ты не останешься без награды»…

Р. А., 1881, '№ 3, стр. 192–200.

56

1812 г. сентября 19. — Из донесения П. П. Коновницына М. Я. Кутузову об отдельных эпизодах Бородинского боя.

… Пехотные полки 3-й дивизии — Черниговский, Муромский, Ревельский и Селенгинский — потребованы (еще прежде сего) на левый фланг 2-й армии, в подкрепление ген. кн. Багратиона, куда прибыв, были употреблены тотчас к завладению важной высоты, занимаемой неприятелем. Сие было исполнено с совершенным успехом. Сказанные полки, презирая всю жестокость неприятельского огня, пошли на штыки и с словом: «ура!», опрокинув превосходного неприятеля, привели в крайнее замешательство его колонны и заняли высоту, с самого начала сражения упорно защищаемую. Послав донести о. том ген. кн. Багратиону > получил я прискорбное известие, что он ранен, и повеление принять вместо его команду. Вскоре после сего в подкрепление левого фланга и центра, но требованию моему, прибыла часть войск от 2-го корпуса и лейб-гвардии, с коими полки дивизии, мне вверенной, беспрерывным ружейным огнем и продолжали отражать неприятеля. Между тем прибыл ген. Дохтуров и я поступил под его начальство.

Сие происходило до 1 часа пополудни; тогда неприятель, усиля свои фронты новыми подкреплениями, сделал на полки 3-й дивизии и близ их стоявшие сильную кавалерийскую атаку, которая при всей стремительности своей осталась вовсе неудачною. Удар выдержан был с отчаянным мужеством и стоил неприятелю страшной потери. Другая его атака, повторенная на те же полки и на батарею подполковника Таубе, имела также последствием сильнейший урон, умноженный еще действием нашей кавалерии, подоспевшей на помощь пехоте,

Я не могу с довольною похвалою отозваться вашей светлости о примерной неустрашимости, оказанной в сей день полками лейб-гвардии Литовским и Измайловским. Прибывши на левый фланг, непоколебимо выдержали они наисильнейший огонь неприятельской артиллерии, осыпаемые картечами ряды их, несмотря на потерю, пребывали в наилучшем устройстве, и все чины от первого до последнего один пред другим являли рвение свое умереть прежде, нежели уступить неприятелю. Три большие кавалерийские атаки неприятельских кирасир и конных гренадер на оба полка сии отражены были с невероятным успехом, ибо, несмотря что карей, устроенные оными полками, были совсем окружены, неприятель с крайним уроном был прогнан огнем и штыками. 3-й баталион Измайловского полка и полк Литовский, кои в особенности имели ввиду прикрывать бывшую правее их батарею, исполнили сие во все время как нельзя лучше, уничтожая совершенно все покушения на оную. Одним словом, полки Измайловский и Литовский, в достопамятном сражении 26 августа, покрыли себя в виду всей армии неоспоримою славою. Сие ставлю себе за счастье, что предоставлено свидетельствовать подвиги их пред вашею светлостью…

Материалы, т. XVIII, стр. 92–93.

57

1812 г. сентября 27. — Из рапорта Ф. П. Уварова М. И. Кутузову о диверсии 1-го кавалерийского корпуса в Бородинском бою.

В день время сражения, на поздние времена незабвенного— 26 августа 1812 г., вашей светлостью был послан с 1-м кавалерийским корпусом перейти, речку и атаковать неприятельский левый фланг с тем, чтобы оттянуть его силы, которые столь сильно стремились атаковать 2-ю нашу армию, находившуюся на левом фланге позицию (sic!). Получив такое повеление, перешел речку, повел атаку на неприятеля елисаветградскими гусарами и лейб-гвардии казаками, подкрепляя лейб-гвардии полками Драгунским, Уланским и Гусарским и нежинскими драгунами, несмотря на невыгодное местоположение, ибо нужно было переходить чрез глубокий овраг и речку и, поднявшись, тотчас встретить неприятеля. На левой же стороне деревня, а на правой — лес был занят неприятельскою пехотою, но, невзирая на оное, атака была учинена в виду всей армии с неожиданным успехом. По встрече неприятель был опрокинут, батарея едва успела уйти, из которой 2 орудия были отбиты елисаветградскими гусарами, ежели бы не таковое невыгодное место, то были бы увезены непременно. Неприятель был преследываем с большим уроном и потому вынужден был подлинно взять часть сил с тех пунктов, в которых атаковали столь сильно нашу позицию. За сим неприятель, получив на сей пункт таковое подкрепление, старавшись всячески меня вытеснить с занятого тогда мною места, употребляя на сие кавалерию и пехоту и поставя на высотах батареи, но сколько ни усиливался, в том не успел. Тотчас увидев я, что пехота неприятельская, стремившаяся перейти речку и напасть на оставшую нашу пехоту на правом фланге позиции, я решился и эту атаковать гусарами, хотя, должно признаться, что по невыгодному месту для кавалерии совершенного успеху сия атака не имела, но, однако, намерения неприятеля были опровергнуты, и сия пехота неприятеля во все продолжение времени оставалась без действия. За сим, получив повеление, как от вашей светлости, так и от военного министра ген. — от-инф. Барклая де-Толли, ежели не буду в силах сопротивляться неприятелю, так отступить и перейти за реку, но как еще видел средство держаться на том месте, давая вид неприятелю моими движениями, будто бы предпринимаю его еще атаковать, да держался, несмотря на превосходное число неприятеля до тех пор, пока уже ген. — от. инф. Барклай де-Толли решительно приказал перейти опять на позицию…