День мертвых тел - Николай Иванович Леонов

на работе своей сопьюсь. Ты видел, что во дворе происходит?

— Нет, а что там?

— Столпотворение вавилонское. Церберы Полонского у дверей стоят, не пускают никого. У него ведь каждая минута расписана. Если он на нас столько времени потратил, значит, не явился куда-то по расписанию. Куда пропал? Вот и нашли. Там камер больше, чем людей, как выходить будем — не знаю. Мне Мохов голову отвинтит, если узнает, что я в его дело нос сую.

— А ты Мохову скажи знаешь что…

Что именно сказать Мохову, Гуров договорить не успел, потом что из-за двери показался Аджей. С шипением «Посидите вы там минуты две!» запер дверь, не позволяя выйти следом что-то драматично вещавшей ему девушке-менеджеру. Витя и ему предложил пачку. Аджей с видимым наслаждением закурил и с полминуты просто стоял с закрытыми глазами. Потом открыл их и снова стал очень деловым.

— Как выходить будем, придумали уже?

Полковник и старлей переглянулись и, с похожим выражением лица, сдержали смех. Заговорил Сизый:

— Я думаю, Максимовым лица спрятать. Они, журналисты, все равно раскопают, что к чему, так хоть не сразу на людей такое внимание обрушится. Пока они будут снимать их и тебя, в общей толпе выйдет Лев и будет уже никому не интересен. Мы с Толиком можем выйти, когда станет тихо. Кстати, Аджей, — Витя кивнул в сторону двери. — Это было сильно.

— Хороший план. Я в клинику позвоню частную, под Владимир. И сразу отсюда их повезут в аэропорт, теть Тосе тоже адаптация на пару недель не повредит. А там березки, тишина, покой. Она как вернется, и ремонт уже закончим здесь, и фест, в городе станет спокойнее, — внезапно Аджей скривил красивое лицо, будто что-то в сказанном ему не понравилось. — Не надо про это. Сделал и сделал. Мог и сделал. Вы бы тоже сделали, если бы деньги были. А то мне ваш Толик уже высказал, что я ангел и где мое место. Я от него сюда и сбежал. Предпочитаю сам решать, где мне место.

Из-за двери донеслось молящее:

— Аджей, время!

— Да иду я!

Небожитель несолидно забычковал сигарету об подошву и кивнул.

— Спасибо, мужики. Я живых людей с этой работой раз в год вижу. И то через стекло.

Пока Гуров соображал, за что именно их благодарят, Витя все так же безмятежно произнес:

— А ты Леву с собой на следующее мероприятие возьми. Вот тебе и будет более чем живой человек. Серьезный, книжку пишет. Покажешь ему, чем живет богема и как творцу бывает одиноко в свете софитов.

В глазах художника отразилось непонимание, и на площадке повисло озадаченное молчание. Потом он рассмеялся:

— Пожалуй, я так и сделаю. — Аджей посмотрел на Гурова, и взгляд его снова стал напряженным, цепким. — Пропуск тебе Оксана сделает, чтобы след в след не ходить, так ты получишь больше свободы. Ночь планируется бурная, если устанешь, сможешь уехать домой, а потом вернуться. Согласен, Лева?

— Согласен. Только, пожалуйста, Лев.

— Договорились. Назовешь меня ангелом — я тебе морду набью.

Один из телохранителей Аджея дал Гурову свой пиджак. Он снял кепку, очки пришлись как нельзя к месту. Вещей Антонина собрала всего ничего. Ключ от квартиры оставила человеку, имени которого не знала. Все самое ценное, что было в жизни, она увозила с собой — сына и надежду. Ее и Олега посадили в одну из машин персонала, Гуров, вслед за Аджеем, нырнул в шоколадную «Вольво», назвать такой автомобиль коричневым не поворачивался язык. Машина ехала очень медленно, рассекая толпу, как акула плотный косяк мелкой рыбешки.

С ними, на переднее сиденье, села та самая девушка, которую Аджей не выпустил из квартиры Максимовых, когда выходил курить. Она оказалась Оксаной и, спросив у Гурова фамилию и отчество, выписала ему пропуск. Попросила снять очки и улыбнуться для снимка. Осведомилась, какого цвета ленточку Гуров предпочитает, ведь носить пропуск полагается постоянно и желательно на шее. Разложив прямо на коленях хитрые японские игрушки, при виде которых Крячко бы впал в жеребячий восторг, распечатала фото. Заполнила карточку, соединила все вместе и сделала Гурова обладателем заветного билета, по-видимому, в рай. Полковник испытал странное чувство — за упакованный в прозрачный пластик кусочек картона, что он бесцельно крутил в руках, восемьдесят процентов людей, находящихся сейчас в Онейске, отдали бы все деньги, что у них есть, и, не задумываясь, взяли кредит, если бы не хватило.

Аджей, качая головой, смотрел на часы. Потом, не обращая ни на кого внимания, сменил футболку на точно такую же, но свежую. Спросил у Оксаны:

— Как?

Та критично изучила его в зеркало заднего вида и удовлетворенно сообщила:

— Ангелоподобно. Тебе бы поспать. Но времени нет, поэтому пей энергетик, он под сиденьем, и выходи в эфир. До палаточного городка у тебя четырнадцать звонков по горячей линии.

Пока Аджей, вытянув шею, чтобы не капнуть на одежду, пил энергетик из яркой банки, Гуров прикинул про себя время, которое проводят в ожидании люди на горячей линии связи со своим идолом. И никто не жалуется… Когда Аджей поставил на колени ноутбук, открыл его и поправил волосы, Гуров впервые за все время в машине открыл рот.

— Аджей, почему ты ответил мне сразу? Из таких историй, как рассказал я оператору, наверное, две трети твоего потока состоит. Чем я выделился? Почему ты приехал?

Они пропустили в общении этап, когда было уместно говорить на «вы». Нового знакомого подобная вольность, похоже, не смущала, или у него не было времени, чтобы обращать внимание на подобное.

— Ты голос свой слышал, Лев? Твое сообщение, мягко говоря, выделялось из общей массы того, что я получаю каждый час. А потом ты меня отчитал. И у меня, как говорят психотерапевты, сработала подсознательная тоска по детству. Смешно?

— Нет, если честно.

— Вот и мне не смешно, и ностальгией по детству я не страдаю. Ты мне не нравишься, Гуров Лев Иванович. Я не люблю журналистов. Но я, видишь ли, очень плохо разбираюсь в людях. И опыт подсказывает, что, если ты мне не нравишься, значит, со стопроцентной гарантией, окажешься незаменимо полезным. Не знаю еще, почему и в чем, но — бесишь. Значит, мне нельзя тебя потерять. Хочешь, вздремни, пока едем, ночь и правда будет долгой, а я на том свете высплюсь. Теперь помолчи, пожалуйста, у меня эфир.

Эфир и правда начался. На улице было темно, машина ехала плавно, и движение в ней почти не чувствовалось. Оксана выключила свет и направила на Аджея белый луч специальной лампы, закрепленной на сиденье.