В самый темный час - Питер Леранжис

– Прошу вас… не надо… это все не моя заслуга… – Изабель скромно качала головой, словно не помня себя от смущения. – Это наше общее дело. Наша миссия… стремление сотен душ – помочь миллионам!

Те немногие, кто еще оставался сидеть, вскочили и присоединились к буре аплодисментов. Вздумай сейчас ООН составлять список кандидатов на причисление к лику святых, Изабель Кабра стояла бы там первой.

Иан поглубже засунул руки в карманы и прикусил язык, чтобы не закричать.

Презентация закончилась. Народ выстроился в длинную очередь, чтобы обменяться Изабель хоть парой слов. Некоторые матери взяли с собой детей. Почти все присутствующие держали в руках недавно вышедшую книгу Изабель «Внимая листу банана: Спасем мир, по душе за раз».

Иан пристроился в хвост очереди. Казалось, ждать пришлось несколько часов, но вот наконец он очутился перед матерью. Глаза их встретились – впервые после брошенной два года назад перчатки.

– Иан, дорогой. Я ждала тебя.

Мальчик так и взвился. Гнев, потрясение и тоска схлестнулись у него в душе, стирая, уничтожая друг друга. Он с трудом обрел дар речи.

– Ты ждала меня?

– Ну да. Это был только вопрос времени – когда наконец ты уйдешь от тех… людей. – Изабелл избегала фамилии Кэхилл, точно чумы. – Итак, Иан, хочешь что-нибудь спросить? Или пришел к нам волонтером, решил приносить хоть кому-нибудь пользу?

– Пришел немного поболтать, мамочка, – с натянутой улыбкой произнес Иан. – Про твои отпускные планы. На всякий случай, а то вдруг ты задумываешь очередную поездку к дивной заводи под Нью-Йорком. Знаешь, фабрику ДеОсси можешь из планов вычеркивать. Хотя, конечно, оставшаяся там воронка наверняка привлекает внимание публики.

– Иан, милый, ты говоришь загадками, – покачала головой Изабель.

– Тогда отгадай еще одну: какое отношение «Айдворквандерс» имеет к Весперам?

Иан впился глазами в лицо матери. Изабель Кабра славилась умением сохранять бесстрастный вид – сама она хвалилась, будто бы полностью контролирует даже самый мелкий лицевой мускул. Но Иан хорошо ее знал. Два года разлуки не помешали ему заметить, как дрогнул и чуть поджался левый уголок ее губ.

Мальчик провел пальцем по лбу Изабель.

– Как странно, мама – у тебя на лбу испарина. А ведь в зале прохладно. Да, и кстати, твоя дочь пока еще жива, спасибо, что спросила. Хотя, похоже, голодает. Раз уж ты так заботишься о малыше Карлосе, уж верно захочешь и послушать про родную кровь и…

– Карлос мне как родной! – парировала Изабель, понижая голос до страстного шепота. – Меня бросили мои собственные дети, и моему миру пришел конец. Я оказалась в тюрьме, совсем как твоя сестра сейчас. И там многому научилась. Я открыла, что такое сострадание. Щедрость. Верность.

– Верность – чему, мама? – спросил Иан. – Во что ты веришь теперь?

Изабель нежно взяла его лицо в ладони.

– Задай этот вопрос себе самому, мой сынок, мой красавчик. Почему ты здесь? Почему ушел от своей новой семьи?

– Я от них не уходил!

– А они это понимают? Иан, взгляни в глаза действительности: они всего лишь терпят тебя, не более. Для них ты навсегда останешься чужаком. А теперь ты покинул их. Столь хрупкие узы не выдержат такого удара. Думаешь, тебя примут назад? – Изабель насмешливо расхохоталась, запрокидывая голову. – Мне верят, Иан. А кто верит тебе?

– Я… я… – Иан замялся.

– Следующий? – Изабель уже улыбалась человеку, что стоял в очереди после Иана.

Мальчик повернулся и двинулся к выходу, расталкивая локтями восторженную толпу, в которой никому не было до него дела.

За дверью покупатели осаждали столик, за которым сотрудники «Айдворквандерс» торговали всякой всячиной с логотипом фирмы. Пуговицы, наклейки на машину – по пятнадцать долларов штучка. «Каждая покупка поможет месяц прокормиться целой семье!» – выкликал продавец, демонстрируя наклейку с надписью: «Принеси в семью счастье – измени мир!»

Целая семья.

Поразительно! В пятнадцать долларов обходилась химчистка для шелкового итальянского галстука Иана. После отлучения от семейной кормушки мальчик поневоле начал хорошо разбираться в ценах. Семейное счастье – за такие мизерные деньги? Невообразимо. Впрочем, сейчас Иан вообще не мог представить себе счастливую семью.

Поджидая лифт, он смотрел в окно. Авиа-лайнер в небе начал снижаться, готовясь к посадке в аэропорту «Ла Гуардия». От здания ООН туда рукой подать.

Иан прикинул было, не написать ли в Эттлборо, где он, но передумал.

«Для них ты навсегда останешься чужаком».

Некоторые вещи лучше делать в одиночку.

Достав телефон, мальчик открыл интернет-страницу с подтверждением рейса обратно в Бостон – и выбрал в правом верхнем углу ссылку: «Изменить место назначения».

* * *

– Может, «лупа в ракетке» что-то значит по-персидски? – предположил Дэн, орудуя зубной щеткой во рту. – Игра? Как бадминтон, с ракеткой. Или какое-нибудь понятие улугбековских времен. Как тот вот древний грек, который изобрел шашлык и завопил «Эврика!». Ну знаешь, что-нибудь вроде: «Смотри, Абдулла! Тысячная звезда! Хей-хо! Лупа в ракетке!»

– Это сказал Архимед, – ответила Эми, на миг оторвавшись от груды бумаг. – Он открыл закон выталкивающей силы. Да, Дэн, и знаешь, что еще? Открытия Улугбека оказали влияние на многие поколения ученых, даже на Тихо Браге. Улугбек с невероятной точностью вычислил длину года и наклон земной оси. Но он ни за что в жизни не стал бы вопить: «Хей-хо, лупа в ракетке!»

– Ну ладно, ладно, я просто пытался выйти за рамки шаблона и мыслить шире, – примирительно заметил Дэн, сплевывая в раковину. – Ну знаешь, пару раз хорошенько треснуть по крепкому орешку своим мысленным пара-ллак… ну ты поняла, да?

– Если я прочту еще хоть одно слово касательно параллаксов, астрономических склонений, астролябий, секстантов, квадрантов и гномонов, то ей-ей закричу, – сказала Эми, протирая усталые глаза. К половине третьего ночи девочка проштудировала умаровские бумаги от корки до корки по меньшей мере два раза. Спору нет, Улугбек был гением. Но и у гениальности бывают пределы, а улугбековская гениальность никак не поможет спасти дядю Алистера.

– Погоди, – встрепенулся Дэн. – Ты сказала – гном-онов, а я-то думал, если гном-он, то в множественном числе будет гном-они.

– Нет такого слова – гном-они, – начала закипать Эми. – У тебя все в голове перемешалось. Давай уже либо помогай, либо ложись спать.

– Вот оно! – Зубная щетка Дэна со стуком упала в раковину. – Стоп! Сестрица, ты попала в самую суть!

– В суть чего? – опешила Эми.

– Ну ты сказала – все перемешалось, – отозвался Дэн. – А я до сих пор перемешивал не все. Веспи сказал – смешаем карты. Сказал, ему нужна лупа в ракетке.

– Ну и что? – не поняла Эми.

– Помнишь, я говорил, что это анаграмма? Может, я вовсе и не ошибался. Только я рассматривал это как две отдельные анаграммы – пытался отдельно составить что-нибудь из слова «лупа», а отдельно – из слова «ракетка». А что, если их надо перемешать вместе?

И он начал лихорадочно писать. Эми заглянула ему через плечо. Сперва на бумаге шло несколько совсем бессмысленных вариантов, а потом один вроде и осмысленный, но странный.

ПАУК В ТАРЕЛКЕ

Дэн разочарованно отодвинул листок и покачал головой.

– Нет, тоже ерунда какая-то получается. Это обсерватория, а не зоопарк или кафе. Ну-ка, попробуем так…

Но Эми уже не слушала, ее вдруг озарило.

– Шерлок, а ведь ты прав! Я только что читала: астролябии состоят из трех частей. Основная – тарелка, а уже на нее накладываются тимпан и паук. То есть паук в тарелке – это же она. Астролябия!

Глава 22

«Внимание! И. Кабра отменил рейс».

Разинув рот, Шинейд перечитывала текстовое сообщение на экране. Значит, Иан и правда летал в Нью-Йорк. А теперь передумал возвращаться.

Неудачное время для внутрисемейного кризиса.

Она послала Иану очередной запрос:

«Ты где?»

Ответ пришел буквально через секунду, все тот же, что и в прошлый раз:

«Вне зоны действия сети».

Девочка тяжело вздохнула и опустила голову на руки.

«Следовало этого ожидать», – подумала Шинейд.

Она работала с Ианом. Терпела его. Старалась видеть в нем лучшее, не забывать о презумпции невиновности. Помнить, что в нем тонна скрытых качеств. Беда только в том, что и они – одно другого хуже.

– Мррр? – подал голос Саладин, сидевший рядом на столе. На морде у него было написано: «Я же говорил».

– Наверняка есть какое-то объяснение, – сказала ему Шинейд.

Саладин демонстративно закашлялся, выплюнул комок шерсти и, гордо задрав нос, ушел прочь.

Без двадцати семь. С минуты на минуту появится Эван. Нельзя раскисать и думать о постороннем. Вообще-то Шинейд рассчитывала к этому времени разобраться с самой насущной проблемой.

Опознать ящерицу Нелли.

Снимок был расплывчатым и зернистым. Однако имеющиеся в Эттлборо программы способны были даже из самого нечеткого пятна вытянуть отчетливую картинку. Шинейд старательно подбирала параметры, чтобы определить вид ящерицы, сравнив по многим признакам – длине, расцветке, пропорциям, особенностям строения.