Рассвет мертвых - Лана Райтерман

мне кажется, эта тема часто поднимается и разжевана до каши. Кто мы — животное или человек?

— Я пишу о другом. Это битва двух зол. Животное — это проклятие оборотня. Превращенного по своей воле для защиты рода, но озлобленного против врага. Чем добро лучше зла, если оно действует силой? Оборотни не могут быть на светлой стороне. Справа — это род мертвецов. Они сражаются против оборотней. Звери уничтожают их, потому что мертвые противопоставлены живому — им. Мертвецы тоже попадают в категорию зла, потому что убивают. Волк принес голод. Мертвец принес смерть. А человек — войну. Все они были людьми. Быть человеком, это ли не худшее проклятие?

Я повернулась к нему. Вальтер выглядел пораженным.

— Не нравится мне, как ты рассуждаешь.

— Тогда не мешайся, — ответила я ему и отвернулась.

Я рисовала до тех пор, пока не обнаружила себя дома. Легла спать и забылась до следующего дня. Дождавшись вечера, я шла в архив, садилась за рисование и опять забывалась. Сколько я могла жить такой жизнью, не замечая людей и забывая, как добралась домой? Иногда в архиве я обнаруживала еду. Значит, Вальтер заходил — беспокоиться. Сконцентрироваться не выходило. Дни пролетали, а я не могла зацепиться ни за один из них. На замену равнодушию приходили отчаяние и беспомощность. Я пыталась выплакаться, но не было слез. Жалеть себя тоже не получалось. Когда подходил Вальтер, я рычала на него и просила покоя. Он уходил, становилось тоскливо. Ролана и Роберту я давно не видела, а когда они приходили, не открывала им дверь. Я по-тихому всех ненавидела и готовилась взорваться. Мне было настолько плохо, что становилось тяжело. Чувства и воспоминания давили как груз, который тащить одной было невыносимо.

Я сильнее злилась, и картина выходила жестокой. Мазки кисти стали резкими. Рука рисовала грубо, чувствуя боль другой. Мертвец превратился в вампира, отрастив клыки.

Я не заметила, как закончилось лето, и наступила осень.

Злость ушла вместе с окончанием картины. Я сделала последний черный мазок и вздохнула с облегчением. Еще недавняя буря разрушала все на своем пути, вдруг осталась позади. Оказавшийся в центре шторма корабль вышел в спокойную воду. Люди поняли, что спаслись. Облака расступились, и выглянуло солнце. Такое нежное и любящее, что наслаждаешься, как оно ласкает своими лучами. И ветер из врага превращается в друга. Вот только он со всей ненавистью стремился уничтожить жизнь и неожиданно смилостивился. Стал мягким и ручным.

Вместе с солнцем оживляется все вокруг. Оно одаривает своим теплом и просто не остается иного выхода, как проснутся. Сквозь желтый свет увидеть, что не так плоха моя жизнь. Есть месту страху, от него никуда не деться. Есть разочарование — все мы учимся на своих ошибках. Но еще больше в наших душах занимает светлые чувства: прощение, радость, надежда и даже жалость. Я сожалела о своем поведении, грубо повела себя с Вальтером. Незаслуженно плохо отнеслась к нему.

Отчего-то бывает очень трудно сказать слова извинений. Я стыдилась подходить к нему и тем более оправдываться. Что происходило со мной последний месяц, я не знала. Шок ли это, апатия? Я боялась, что за это время Вальтеру от меня досталось.

Я пошла за ним, но не нашла в архиве. Осторожно со свечой в руке я поднялась по лестнице в библиотеку. С видом сорокалетнего затворника он склонился над книгой. Волосы выбились из ровного ряда и упали на лоб. Небрежно были закатаны рукава. Идеальный во всем Вальтер перестал следить за внешним видом. Я заметила рядом с ним еще несколько книг. Вальтер устало протер глаза и взглянул на меня.

— Ты пошла домой?

— Нет, я к тебе.

— Ко мне?

Он был удивлен и мне это не понравилось. Похоже, за месяц мы разучились общаться. Я не помнила его лица в последних воспоминаниях. Хотя за это время я многое успела позабыть. Даже то, что этому цветку нужно внимание. Я упустила его, но готова исправиться. Я улыбнулась, когда подошла к нему. Он тоже. Только по-прежнему выглядел состарившимся.

— Мне кажется, как будто прошло несколько лет. Ты успел постареть, пока меня не было.

— У меня те же ощущения. Я не только постарел, но и устал. Так сильно, что даже спать не хочется.

— Сколько ты здесь сидишь?

Я посмотрела на стопку книг. Английская проза девятнадцатого века.

— Надоело переписывать книги. Взялся за чтение. Перечитал несколько знакомых книг. Сегодня я побывал в старой Шотландии с ее идеальными героями и благородными разбойниками.

— Так вот о чем ты мечтаешь?

— Совсем нет.

— Тогда зачем тебе английские романы?

— Чем современнее писатель, тем меньше он уделяет чувств на описание. Легко представлять картину, когда она описана в мелких деталях и внимание уделено соответствующее. Наши же романы — это сухой сюжет, растянутый на большой объем страниц крупным шрифтом. Сплошная вода, словно попал в океан, и нет ни одного спасительного бревна. Не за что зацепиться и отдохнуть. Кажется, я сам очерствел, читая нынешние романы. Я узнал много нового, взамен забыв о старом. Забыл, какие чувства может вызвать даже одно слово.

— Например?

— Любое. Вставленное к месту слово заиграет новым смыслом. На улице гуляет ветер и тревожит покой деревьев. Слышишь, их ветки стучатся к нам через стены библиотеки? Я долго слушал, как они скребутся. Думал, так и проведу ночь в одиночестве с непогодой. Но кто-то сжалился надо мной. Ко мне пришла ты, а в руках свеча. Свет от нее горит ярче, чем от моей.

— Тебе кажется.

— Мерещиться ли мне? Комната ожила от твоего света. Ветер утих и непогода успокоилась. Знаешь, какое слово приходит мне на ум? Пришествие.

Я протянула ему руку, и он навстречу подал свою. Я даже забыла попросить у него прощения. Засмотрелась в его темные доверчивые глаза. Он и так все знал, без моих лишних слов. Они только оскорбили бы его.

— Сколько ты не спал, Вальтер? Посмотри на себя. Еще бледнее, чем прежде.

— Я не мог. Стоило отвлечься, как ты украдкой проскальзывала мимо меня и сбегала. Кругом шла голова от беспокойства из-за тебя. Сторожил днями и ночами, кабы чего не случилось. Ты могла сотворить с собой что угодно.

— Какой ты смешной. Идем. — Я потянула его к себе. — Идем за мной.

За руку я привела Вальтера в архивную комнату. Он остановился. Его глаза бегали по картине, цепляясь за светлые пятна на темном фоне. Просветы в небе, кровь, зубы и глаза против черного неба и страшных лиц. Вальтер зачарованно смотрел