Тройная игра - Фридрих Незнанский

Он был в тот момент в самой настоящей панике и, не зная, что делать, готов был уже бежать за помощью к шефу. Но, успокоившись немного, никуда не пошел, а принялся крепко думать, как выйти из этой смертельной для него ситуации. У сына, конечно, и в мыслях не было советоваться с ним, когда ввязывался в смертельно опасную авантюру с наркотиками, и вот теперь, чтобы остаться в живых, чтобы выбраться из капкана, в который загнало его любимое чадо, он должен был во что бы то ни стало найти выход из так внезапно сложившейся ситуации.

Главное, он уже давно догадывался о чем-то похожем. Сначала Толик начал тратить столько, сколько никогда бы не смог себе позволить, будучи всего лишь директором набирающей силы фирмы: он выстроил себе крепкий коттедж с бассейном, с крытым садом, начал чуть ли не каждый месяц менять машины, мало того, хвастливо пообещал отцу, что, когда тот выйдет на пенсию, сможет ухаживать за своим виноградником на вилле на Лазурном берегу, которую он вот-вот купит. Заинтересованный этим неизвестно откуда свалившимся на сына богатством, Суконцев пустил по следу губоповских ищеек, и довольно скоро выяснилось, что с некоторых пор Толик вообще лишь числится директором, а заправляет там, в «Сардинах», некто Исмаилов, чеченец из того самого тейпа, который выдвигал своего кандидата на предыдущих президентских выборах… Он попытался поговорить с сыном, даже отбил костяшки пальцев, неудачно съездив ему по челюсти, но сынок — спасибо хоть сдачи не дал, — сказал ему, держась за скулу и хлюпая разбитым носом:

— Не лезь, батя, в мои дела! И тебе, и мне лучше будет!

Сказал так, что генерал поверил: да, действительно так лучше будет всем — делать вид, что ничего не происходит. Ответил лишь:

— В кого ты только такой пентюх уродился! Ведь ко мне же прибежишь, случись что… Ну ладно, смотри, чтоб эти твои чернож… тебя по крупной не подставили, слышь, Тошка! Меня ведь тоже подставляешь.

Они тогда выпили, помирились, но тревога за сына с тех пор жила где-то в глубине души сама по себе. А тут вот такой случай… А что, если использовать его для того, чтобы, наоборот, отвести беду от Толика, а заодно и кое-какие свои проблемы решить? Ведь эта сука Грант возит практически тот же самый товар, в точно таких же фурах… А? Он спешно вызвал к себе Толика.

От греха подальше встретились на «нейтральной почве», в кафе на Якиманке. Генерал уже сидел за столиком, когда появился Толик — он еще и опаздывал, мерзавец! Отец из-за него с работы ушел, в любой момент может потребоваться начальству, а он… Суконцев окинул сына придирчивым отеческим взглядом. Ведь вот не даст господь — и ничем не поправишь: и одежда-то на нем была хрен знает какая дорогая, фирменная — всякие там Версаче да Дольче, а штаны сидят так, будто он в них навалил, пардон, да так и носит с собой еще теплое это самое… Тьфу!

Толик же, в свою очередь, весело посмотрел на костистое, как всегда озабоченное лицо отца.

— Похудел, что ли, батя? — спросил он не без юмора. Это была старая черная шутка, но на этот раз папаша на нее даже не среагировал.

— Похудеешь тут с тобой, — буркнул он и сказал, протягивая ему ксерокопию того самого интерполовского бюллетеня: — На ознакомься, а я пока чего-нибудь закажу…

Через минуту на Толика было страшно смотреть.

— На запей кофейком, — издевательски сказал папаша, придвигая ему принесенный из-за стойки кофе.

— И чего… чего теперь делать-то, б-батя? — спросил Толик, стуча зубами о чашку.

— Чего делать, чего делать! — передразнил генерал. — Задрать штаны да бегать! Говорил я тебе, мудаку!.. Чего делать… Не надо было ввязываться в это говно, вот чего. А ты мне что тогда сказал? Папа, не лезь, а то тебе хуже будет. Говорил? Ну вот, теперь мне лучше стало…

— Я не так вовсе говорил… Ну прости, ладно… дурак был…Ты лучше скажи, чего мне сейчас-то делать?

— А что тут сделаешь? Это ж Интерпол, что им с того, что ты мой сын. Я для них, как и весь наш ГУБОП, — тьфу! Наплевать и растереть…

По мере того как животный страх овладевал Толиком, он все сильнее менялся в лице. Суконцев, не самый храбрый на свете человек, был неприятно поражен этими изменениями. Раньше ему доводилось видеть людей, приговоренных к высшей мере; со многими из них происходила именно такая вот метаморфоза, когда им объявляли о дне казни. «Не обделался бы и вправду», — подумал он и как можно строже прикрикнул на сына, чтобы привести его в чувство:

— А ну прекрати трястись! Смотреть противно. Давай отвечай, да потолковее… Соберись, соберись… Твои чернож… — они у тебя для чего?

— Они? Они — охрана… ну сопровождают грузы… Еще наличку за рубеж возят…

— У вас что — расчет наличными? — поинтересовался отец, но тут же махнул рукой, остановил сам себя — не о том, мол, спрашиваю. — Хорошо, а вот эти твои фуры, ну которые с мебелью, тоже чеченцы сопровождают?

— Ну да! Они, конечно. Хорошая охрана, надежная. На них за все это время ни разу не напали. Как увидят, что чеченцы, сразу пас…

— А не увидят? — усмехнулся генерал.

— Пока такого не было, — буркнул понемногу приходящий в себя Толик.

— А у старого друга твоего, у Разумовского, у него кто охраняет? Ты ж, наверно, должен знать…

Сын немного подумал, видно, изо всех сил стараясь сконцентрироваться на деле, обхватил лицо ладонями, помял его, мучительно сосредотачиваясь — у старшего ощущение было такое, будто сын не до конца понял смысл его вопроса.

— Если как раньше?.. Раньше у него солнцевские охраняли. У него все солнцевское — и фура, и возчики, и охрана… А чего, пап, какая у тебя идея-то? — не выдержал Толик, все еще не зная, может ли он надеяться хоть на что-то в этой жизни, нет ли…

— Ты погоди, погоди, не сбивай ненужными вопросами, все скажу, ничего не утаю, — остановил его генерал, который действительно все уже продумал едва ли не до мелочей. — Значит, — размышлял он вслух, — твои фуры и фуры Разумовского идут примерно из одного места и примерно одним маршрутом, так?

— Ну вообще-то… Только мои выходят на день раньше, это я от итальяшек знаю…

— Уже хорошо. Где твои чеченцы груз прячут? Контрабанду эту? — Хоть они и сидели в шумном кафе, Суконцев-старший не хотел рисковать лишний раз, называть вещи своими именами — контрабанда, и все. Докажи потом что-нибудь… — Где тайник, знаешь? Или просто в кузове везут, среди упаковок с основным грузом?

— Это я уточню, если надо. Не знаю…

— Ладно, оставим это пока. Теперь ты вот что мне обрисуй… Фуры по дороге вскрыть можно? И вот еще что: с ними связь-то хоть есть?

— Связь есть — это точно, спутниковые телефоны сам оплачивал. Вскрыть можно, конечно… Но там же ведь пломбы. Со снятой пломбой фуру ни за что не растаможить… А тогда и назад товар не увезешь. Одни, блин, убытки… Не знаю, может, кто так и делает, у меня до такого пока не доходило…

— Да? — язвительно спросил Суконцев-отец. — А жаль! А то бы знал уже все, что надо, на взрослого человека был бы похож! — Заметив, как болезненно дернулся сын, сказал более-менее добродушно: — Ладно, не куксись. Шучу. — И продолжил совсем другим, деловым, даже безразличным тоном: — Значит, так. Ты узнаешь все насчет своих фур: где они сейчас, можно ли связаться, если можно — пусть под каким-нибудь предлогом встанут, желательно в Косово, ну, к примеру, где-нибудь в районе Косовской Митровицы — поломка или что-нибудь вроде того… Самое крайнее — в Сербии, не доезжая венгерской границы, понял? В Суботице, что ли. Да так, чтобы не в чистом поле, а на какой-нибудь стоянке дальнобойщиков, чтобы в куче, чтобы не очень привлекать к себе внимание…И обязательно узнай у своих черных, где тайник, можешь даже объяснить им, для чего. И молись, Тоша, чтобы тайник был где-нибудь снаружи — в бензобаке, под поликом, только не в кузове. И чтобы твои чеченцы в дурь не поперли, стрелять не начали.

— Чего будет-то, пап? Так толком ничего и не сказал, а ведь обещал! Ну пап…

— Чего канючишь! Не в детсадик ходишь, взрослый мужик уже! Я слышал, даже замочил уже кого-то, проявил героизм, дурак безмозглый! Чего молчишь? Совестно? Или страшно?

— Страшно, пап… Какой по этой статье срок, а?..

— Типун тебе на язык!.. Ладно, не дрейфь. Может, еще и прорвемся, зря, что ли, у тебя отец на таком посту сидит?! Но учти: если прорвемся, как я задумал, — пятьдесят, а то и семьдесят процентов мои, если засыплемся — меня даже не упоминай, я ни при чем, понял? И не вздумай меня спросить, за что семьдесят процентов или почему именно семьдесят. Не спрашивай, если сам не понимаешь. За компенсацию морального ущерба, понял? Я генерал-майор милиции — и помогаю, выходит, наркоторговцам и убийцам. Да-да, убийцам, хотя речь идет по крайней мере об одном убийце, и этот убийца — мой сын… Мудила…

«Ни хрена себе аппетит! — думал Суконцев-младший. — Ладно, папаня, ругайся. Ты помоги только вот сейчас выпутаться, а там мы с тобой разберемся, кто подонок, а кто еще кто, папочка… гребаный…» А вслух спросил: