Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До Шлетринга они не добрались. Примерно на полпути, в сорока минутах плавания вдоль шхер, отделявших Фрейю от Фрейяхавет, они обнаружили первое за все это время жилище. Красивое? Примитивная хижина, так органично сливавшаяся с горой, что они бы в жизни не увидели ее, когда б перед ней не скакал, призывно размахивая руками, какой-то человек.
— Жертва кораблекрушения, — предположила Кари.
Он затушил мотор, лодка легла на левый борт и сбавила ход. Пока лодка неспешно дрейфовала к берегу, их вдруг озарило: да это же просто рай в миниатюре. Хижина была встроена в небольшую расщелину в скале, перед ней — собственные пляж и бухточка с ноготок. Справа, у небольшого мыса, служившего причалом, привязана лодка. А призывно махавший им человек стоял в рубахе у мольберта и рисовал. Менее всего они ожидали увидеть в этих богом забытых шхерах такую проплешинку умиротворенности и цивилизованности. Хозяин пригласил под влиянием внезапного порыва, но был рад им.
— Добро пожаловать на Свартнаккен! — он произнес это так, что у них сложилось впечатление, будто он поджидал именно их.
Живописца звали Сигурд С. Нурдванг. Тогда, четыре с половиной года назад, ему не было еще и шестидесяти. Позднее они выяснили, что вообще-то он южанин, а в Трондхейм переехал потому, что, как и многих, его приворожило неповторимое освещение города у фьорда. Внешностью он напомнил Мартенсу Турольфа Эльстера; художник все время откидывал со лба серебряную прядь.
— Не подумайте, что я живу здесь круглый год. У меня прекрасная холостяцкая берлога в Трондхейме. А здесь я провожу шесть-восемь недель, но неизменно каждое лето.
Без церемоний Нурдванг сервировал на причале кофе и подал к нему свежие кексы, испеченные им в печке. Как он убивает время здесь?
— Наоборот, проблема, как его растянуть подольше. Когда позволяет погода, люблю постоять за мольбертом: чаще здесь, а иногда перетаскиваю его куда-нибудь на холмы. В хижине вечно то одно требует ремонта, то другое. Здесь всегда разыгрывается аппетит. Когда на улице темнеет, я перебираюсь в дом, читаю и пишу. Короче, я здесь живу!
Последняя фраза поразила Мартенса.
— Но все же тут довольно одиноко?
— Как раз напротив, молодой человек. Подумайте только, это же привилегия — иметь природу в своем безраздельном распоряжении. Иногда хочется убраться подальше ото всех людей, какими бы они ни были милыми. Здесь даже лодки редко проходят. Только птицы, рыбы, камни и море.
Он одолжил им бинокль и поименно перечислил все до одного острова вплоть до горизонта на северо-восток, с той стороны залива Фрейяхавет. Он провел их по своему личному Эдему, называвшемуся Свартнаккен, и показал все, большие и маленькие, тайны. «Эту бухту мы называем Свинячей, потому что пять лет назад здесь вынесло на берег дохлого поросенка». Они не знали, как реагировать, Кари подмигнула гиду. Непонятно было, почему художник Нурдванг, не устававший расписывать несравненные прелести отшельнической жизни, пригласил их к себе и пожертвовал ради них устоявшимся распорядком островного бытия. Он с энтузиазмом учил Аниту, которой только исполнилось десять, названиям растений, изредка встречавшихся в обращенных на север трещинах.
— Колокольчик, — говорила Анита.
— Campanula rotundifolia, — поправлял он. — А вот тот желтенький относится к многочисленному семейству ястребинок. Другими словами, Hieracium.
Анита передернула плечами, ей больше нравилось наблюдать за нравами обитателей мелких озер-лужиц.
Свартнаккен был лишь крошечной вздыбленностью среди многих практически перетекавших друг в друга холмов, которые море и ветер обтесали до гладкости. Вместе они образовывали мини-архипелаг, на котором безраздельно царствовал живописец Сигурд С. Нурдванг. Высочайшая точка Свартнаккена отстояла от поверхности моря едва ли на восемь-десять метров, с нее Нурдванг указал им тощий силуэт Шлетрингского маяка на юго-западе. На большой шхере в противоположном направлении торчал беленый прожектор-маяк, каких тысячи расставлено по побережью. Канал с островной части холмов назывался, по словам Нурдванга, Хьервогсюнд, там же отсвечивала одна или две крыши домов. Это ближайшие соседи — до них каких-нибудь полтора километра, но единственная возможность добраться туда — по крайне ненадежному каналу.
Художник и естествоиспытатель потряс их своими глубочайшими познаниями и по части местного животного мира, и по части традиций и истории Фрейи. Он рассказывал о буйстве стихии в 1899 году, о рыбацком счастье и неудачном лове, о верованиях и пророках, о том, как торф режут и как жгут. У него тоже было несколько брикетов торфа на случай, если не найдется никаких дров на топку.
— Может, вам интересно посмотреть, как старый холостяк оборудовал свою берлогу?
Хижина была обращена к бухточке каменной стеной, но в остальном была построена из деревянных щитов и досок. Крохотная, три на пять метров. И все же хозяин умудрился выгородить что-то вроде кухни, поставить печь, стол, табуретку, хороший стул, кровать, разложить свои художнические причиндалы и повесить несколько книжных полок. Отхожее место и дровяной сарай имели вход снаружи, где к дому был приделан неприметный скат. Единственное окно, обращенное на восток, пропускало мало света, потому что край скалы загораживал дом. Поэтому тут было невозможно рисовать, и если на улице лил дождь или буйствовал ветер, Нурдванг читал или писал при свете керосиновой лампы. Транзистор и еженедельные поездки в Титран оставались его единственными способами общения с внешним миром, но как раз так он любил проводить лето. Их он зазвал к себе в порядке редчайшего исключения: «Кексы так удались сегодня, что мне захотелось с кем-нибудь ими поделиться».
С первой секунды Мортена Мартенса начала снедать зависть к этому человеку. Едва он увидел этот островок, как мальчишеская мечта овладела им с прежней страстью. Фантазия рисовала, как в ревущие штормовые ночи он спокойно и безмятежно посапывает за каменной стеной.
Словно прочитав его мысли, Нурдванг сказал:
— Зимой здесь слишком холодно. Дом далеко не такой теплый и основательный, каким кажется. Даже летом по вечерам часто приходится топить. Я как-то попробовал приехать сюда на несколько дней в апреле, но замерз. Зато никаких непрошеных гостей. До сих пор никто не наведывался в мое отсутствие.
— Она строилась как приют для забедовавших рыбаков?
— Что-то в этом роде. Я ее купил за двести крон тринадцать лет назад. Крыша была как решето. Зато никто не может потребовать снести ее, потому что построена еще при царе Горохе, задолго до всех законов о сохранности прибрежной зоны.
Тем живописным июльским днем они провели на острове несколько часов. Нурдванг даже угостил их обедом — свежайшей сайрой, которую он отправил на сковородку непосредственно с крючка. Только поздно вечером они снова залезли в лодку и взяли курс на Квистен.
Он до сих пор помнит, как эксцентричный, но милый художник махал им на прощанье с порога своего дома. Господи, до чего счастливый человек! И какое примитивно простое, но надежное убежище!
Они тогда договорились встретиться в городе, но из этого ничего не вышло. Неизъяснимое сродство, которое Мартенс ощущал с островным отшельником, забылось в текучке городских будней. Но прошлым мартом — десять месяцев тому назад — судьба свела их вновь. Нурдванг заказал в АО «ТРЁНДЕР-ПРИНТ» каталог-брошюру для небольшой передвижной выставки. Грегерсен поручил задание Мартенсу, и, конечно, тот не мог не спросить, как дела на Свартнаккене. Художник, шевелюра которого слегка поредела, и стала еще более серебряно-белой, ответил, что собирается на остров летом.
Мортен Мартенс отродясь не верил в знамения судьбы, но как раз в тот март он приходил в себя после развода и делал первые наметки плана. И с тех пор мысль о хижине, скрытой на необитаемом островке в устье фьорда, засела у него в мозгу.
Как только потеплеет, пора. Там он сможет скрываться и две недели, и четыре, сколько потребуется, чтоб его перестали искать.
Во вторник 26 января он сказал Грегерсену, что скверно себя чувствует и просит отпустить его домой.
— Надеюсь, ты не собираешься разболеться всерьез, а, Мортен?
— Да нет… — не так-то легко врать Грегерсону в глаза, а нужно. Чаще и чаще он выставлял напоказ верные симптомы. То просидел несколько дней за монтажным столиком, тупо глядя перед собой. Стал сдавать некачественную работу. Конечно, они заметили, что с ним что-то не так!
Он позвонил в полицейский участок из автомата в центре. Решил не рисковать лишний раз понапрасну. Но на том конце женский голос с самой естественной в мире интонацией сообщил, что паспорт господина Гюлльхауга готов.
В качестве гримерной он использовал старое место — туалет библиотеки Научных обществ. Вырядившись по всем правилам — борода, очки, шапка, — он толкнул стеклянную дверь полицейского участка и прошел к паспортному столу. Никаких подозрительных взглядов.
- Высокие отношения - Михаил Рагимов - Боевик / Периодические издания / Социально-психологическая
- Южный коридор - Дон Пендлтон - Боевик
- Молчание солдат - Сергей Самаров - Боевик
- Сальто назад (СИ) - Рогов Борис Григорьевич - Боевик
- Свинцовая бойня - Александр Тамоников - Боевик
- А отличники сдохли первыми – 3: снова в школу (ч.3) - Рик Рентон - Боевик / Космоопера / Прочие приключения
- Саван на понедельник - Дон Пендлтон - Боевик
- Рейнджер из Колорадо - Дон Пендлтон - Боевик
- Кошмар в Нью-Йорке - Дон Пендлтон - Боевик
- Побег - Джерри Эхерн - Боевик