Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

но он хотел бы объехать Радовиш стороной, потому что там его знают и штиптары могут разведать, куда он направился. Он очень точно описал вас. Вот только одет ты по-другому и едешь не на вороном скакуне. Нам велено было ничего не рассказывать тебе, если ты подъедешь к нашему дому и примешься расспрашивать о Мубареке. За это молчание он нас благословил. Потом мы отправились в путь. Когда рассвело, я узнал вьючную лошадь. Это была лошадь нашего свояка. Поначалу-то я подумал, что ошибаюсь, поэтому ничего им не сказал.

— Лошади этих людей выглядели очень уставшими?

— Разумеется! Когда они стояли возле дома, то обливались потом; пена капала у них с губ.

— Понятное дело. Если они приехали сюда спозаранку, значит, скакали очень быстро. Всю ночь ехать по такой дороге! Лошади наверняка выбились из сил. Рассказывай дальше!

— Все они ехали верхом, я же шел пешком. Однако я все время был впереди их. Я слышал обрывки их разговора, хотя говорили они вполголоса. Я догадался, что поначалу у них было только четыре лошади. У каждого была с собой поклажа. Потом, неподалеку от деревушки, — знаешь, где дорога идет по мосту, — они наткнулись на двух всадников; те подсказали им, что у моего свояка за домом стоят две лошади, а под навесом висит вьючное седло.

Я начал догадываться, о каком свояке идет речь, и перебил юношу:

— Я тоже проезжал мимо той деревушки и видел там только один дом с навесом. Под ним, как помнится мне, висело седло. Это был постоялый двор; он находился слева от моста.

— Это он, это он!

— Стало быть, его хозяин твой свояк?

— Да, он муж моей недавно умершей сестры.

— Я заезжал к нему.

— Так ты его видел, говорил с ним?

— Да. Значит, они обокрали этого беднягу. Когда я там был, лошадь паслась за домом.

— Это другая лошадь. Их было две. Было у него и два седла, одно для езды, а другое для перевозки грузов.

— А они ничего не рассказывали о двух всадниках, с которыми повстречались?

— Говорили что-то, но я не очень-то разобрался. Все повторяли про каких-то пегих[1178], но это же не люди, а лошади!

— В данном случае те и другие, люди и лошади.

— Эти пегие хотели на кого-то напасть и убить.

— Они хотели убить нас.

— Вас, господин? Почему?

— Из мести. Эти «пегие» и есть два штиптара, живущие лишь воровством. Им дали такую кличку, потому что они ездят на пегих лошадях.

— Верно, все так и есть! А эти штиптары разве не подкараулили вас?

— Как же, подстерегли!

— Так вы же здесь! Вы скрылись от них?

— Мне помогла хитрость — вот почему я переоделся. Я встретил их у твоего свояка и провел с ними несколько часов. Теперь-то они знают, что я обманул их и разыскивают нас.

— Они могут приехать и сюда?

— Возможно.

— Если они будут расспрашивать о вас, дать им ответ?

— Я не хочу принуждать тебя ко лжи. Скажи им, что мы были здесь, а потом поехали в Радовиш. А вот о том, что мы сейчас говорим, не нужно ничего сообщать.

— Нет, господин, они не узнают об этом ни слова.

— Так, продолжай рассказ.

— Еще я подслушал, что они взяли у моего свояка седло и лошадь, чтобы сложить на нее поклажу. Конечно, подробнее я не мог ничего разузнать, ведь говорили они негромко и к тому же порой я подолгу не мог ничего расслышать. Впрочем, из того, что я узнал, я понял, что Мубарек — вор и разбойник, каких еще поискать надо. Все лучшее из похищенных ими вещей было навьючено на лошадь. Все прочее, что недорого стоило и занимало много места, он сжег вместе со своей избушкой. Больше всего эти беглецы радовались тому, что им вовремя повстречались «пегие». Они были уверены, что их преследователи, то есть вы, как я теперь узнал, обречены на смерть.

— К счастью, они сильно заблуждались. Им от нас не отделаться, мы преследуем их по пятам.

— Ах, если бы я мог поехать с вами!

— Зачем? — спросил я.

— Они обокрали моего свояка; они обманули меня, не заплатив бакшиш.

— Да, это большая обида! Ты собираешься дойти с нами пешком до Ташкея?

— А хоть и дальше.

— А далеко до Ташкея?

— Нам понадобилось пять часов.

— И куда они поехали потом?

— Они хотели спуститься в долину Брегальницы. Больше я ничего не знаю.

— Что ж, я могу поразмыслить, куда они направились. Кстати, ты разве не настаивал на том, чтобы тебе выплатили бакшиш?

— Конечно, настаивал! Но они сообразили, что дальше Ташкея меня брать не стоит, ведь там я могу найти подмогу и их заставят заплатить мне за то, что я довел их. Поэтому посреди леса они остановились и сказали, что мои услуги им больше не нужны. Я попросил бакшиш, но они рассмеялись. Я рассердился и потребовал отдать лошадь моего свояка. Тогда они соскочили с коней. Двое набросились на меня и схватили, а третий отхлестал меня плеткой. Мне пришлось смириться, ведь я был намного слабее их. Господин, меня никто ни разу не бил. Двенадцать часов я бежал изо всех сил. Моя спина саднит от побоев. Я на целый день забросил свою работу; мой язык горит от голода. Вместо того чтобы принести домой тридцать пиастров, я остался без единой монеты. Чем мне теперь питаться? Что я дам отцу и детям, если у самого ничего нет? Если бы я остался дома, то пошел бы в Радовиш и продал там несколько корзин. Этого нам хватило бы на еду.

— Успокойся! — попросил его отец. — Этот шериф, который, к сожалению, вовсе не шериф, подарил мне пять пиастров. Ты можешь пойти в Радовиш и купить хлеб.

— Господин, благодарю тебя! — промолвил корзинщик. — Я считал тебя дурным человеком, а ты добр к нам. Мне хочется оказать тебе услугу, и я сумею это сделать.

Не успел я ответить, как вмешался Халеф. Он повернулся в седле и отстегнул мои высокие сапоги, которые выглядели такими гладкими и округлыми, словно внутри них все еще оставались мои ноги.

Во время разговора подошли дети корзинщика; они несли с собой срезанные прутья ивы.

— Ну, мал мала меньше, вы голодны? — спросил я их.

Детишки постарше закивали, а самая маленькая начала плакать. В Турции, как у нас, если спросишь двухлетнюю девочку об аппетите, сразу заметишь слезы.

— Ну, выноси-ка корзину! — скомандовал маленький хаджи отцу этой голодной оравы. — Но не слишком крохотную.

— Для чего? — осведомился молодой