Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

уголовное преследование наложилось на проблемы в семье. Трудно проходила беременность жены. Родители на старости лет надумали разводиться, причём скандально, с дележом имущества. Система не отторгала Савченко, однако упрямец, никого не слушая, уволился по собственному.

Судебная перспектива его дела выглядела туманной. Кораблёв утверждал обвинительное заключение с тяжёлым сердцем, руководствуясь чисто конъюнктурными соображениями. Думал: «Пусть немного область успокоится, а то вопли о саботаже достали. Хоть чего-то мы криво-косо запихнули в суд». В других районах ситуация с окончанием дел по милиционерам выглядела ещё более плачевной.

В отношении Птицына следователь вынес так называемое отсекающее постановление. Доказательств причастности начальника КМ к злоупотреблениям опера добыто не было.

Суд по Савченко тянулся несколько месяцев. Заседания по разным причинам откладывались. В итоге он был приговорён к символической условной мере наказания.

В ноябре помирились вожди ведомств. Условия заключения мира остались тайной за семью печатями. Ясно было одно: поставить МВД на колени не удалось. «Око государево», делая хорошую мину при плохой игре, взяло на себя самоубийственное обязательство. Теперь каждое постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, вынесенное участковым или опером, подлежало утверждению прокурором. Причём законность решения должна быть проверена в трехсуточный срок. Объём работы добавлялся колоссальный. В Остроге, например, количество проверочных материалов по году исчислялось тысячами. Милицейские руководители, освобождённые от необходимости думать и нести ответственность за процессуальные решения своих подчинённых, умыли руки. Зачем ломать уши, если у прокурора голова большая? Идиотская норма действовала до назначения нового Генпрокурора, который её немедленно отменил.

С Хоробрых разбирались долго. По факту развратных действий в отношении малолетней было возбуждено дело. Следствие вёл важняк областной прокуратуры, препарировавший происшествие до мельчайших составляющих. В показаниях девочки, первоначально казавшихся убедительными, обнаружились сомнительные моменты. Когда на опознании Андрея Леонидовича поставили в шеренгу со статистами, экипированными в спортивную форму, потерпевшая сказала: «Все дяденьки похожие». Ориентировалась она по одежде и фигуре, лица преступника не запомнила. По итогам совещания, в котором участвовали лучшие прокурорские умы, был сделан вывод о недостаточности оснований для предъявления обвинения. Уголовное преследование в отношении Хоробрых было прекращено. Дело осталось глухарём, который область благополучно спихнула в район.

Старпом по кадрам дважды предлагала Андрею Леонидовичу уйти по-хорошему, но он отказывался. О возвращении в Острог речи не шло, Хоробрых это понимал. В итоге он отправился в ссылку в отдалённый Клеверовский район на рядовую должность. Там, изнурённый борьбой за выживание, исхудавший до состояния скелета, Андрей Леонидович дорабатывает до минимальной пенсии. Попутно он строчит доносы на Бурова с Кораблёвым, тщась их разоблачением вернуть себе высочайшую милость. Так как обвинения в коррупции носят бездоказательный характер, кляузы не приносят результатов.

На освободившуюся должность заместителя Острожского межрайонного прокурора назначили Самандарова. Его кандидатуру поддержал Аркадьич, страшившийся приезда нового варяга, который может оказаться ещё сволочнее Органчика. Кораблёв высказал сомнения насчёт квалификации Рафы и его моральных качеств. В Сашиных опасениях явственно просматривалось нежелание видеть Самандарова на одном уровне с собой.

Евгений Николаевич Сомов созрел для ухода на пенсион. Запасной аэродром у товарища полковника был наготове. Савелий звал его возглавить службу безопасности лесокомбината, существовавшую пока на бумаге. Возможно, Евгений Николаевич уже подал бы рапорт, чтобы до конца года пройти ВВК и с первого января начать гражданскую жизнь. К спешке не располагала политическая ситуация. Сомов выжидал, когда Птицын, которого он видел своим преемником, оклемается после болезни. Вадим Львович на службу вышел, но трудился пока в щадящем режиме.

Между тем, в сивый затылок Сомова горячо дышал начальник МОБ. Коробов имел сильные позиции в областном управлении и собирался бодаться за власть до победного. Его назначение влекло смену вектора Острожской милиции с правоохранительного на коммерческий. Катаеву и дельцам, ему подобным, это было бы лучшим подарком.

3

После того, как Левандовский признал получение взятки у Мунтяна, надлежало выработать дальнейшую стратегию расследования. В кабинете прокурора для мозгового штурма собрались Кораблёв, Самандаров (тогда ещё старший следователь) и Яковлев. На повестке стоял один вопрос: тащить дальше большое дело, в котором прорисовывается организованная группа мздоимцев-архитекторов, или дробить его на несколько компактных.

Пришли к выводу, что второй вариант предпочтительнее.

— Три года получит Левандовский или пять — разница не принципиальная, — обосновывал свою точку зрения Кораблёв. — Он не маньяк, чтоб его пожизненно изолировать. Доходной должности Юлианыч лишится, обратно на неё с судимостью не вернётся. Чего ещё надо? А супер-дело мы год будем расследовать. Замучаемся сроки продлевать.

Самандаров вставил пару реплик поперёк, но они носили скорее эмоциональный характер.

Яковлев, как представитель оперативной службы, не возражал:

— У меня реализация закончилась уголовным делом. Если выявление второго эпизода мне отдадите, буду признателен.

— А кому же ещё давать, как не родному ФСБ?! — хохотнул Аркадьич, пребывавший в хорошем настроении. — Нам такие палки в зачёт не идут.

Определившись с главным, вопросы тактики доверили следователю. Рафа выделил из уголовного дела всё, что не относилось к эпизоду Мунтяна и засел за окончательную редакцию обвинения.

Адвокат Сизов, обнадёженный положительной динамикой, вознамерился ещё больше облегчить участь своего клиента.

— По-моему, Рафаил Ильич, здесь классическая первая часть двести девяностой. Ну, какие у нас незаконные действия? Вменяйте первую часть, тогда мы всё признаем и согласимся на особый порядок.

Разница в санкциях простой и квалифицированной взятки была ощутимой. Одно дело, когда наказание в виде лишения свободы «до пяти лет», и совсем другой коленкор, если «от трёх до семи».

— Вы и так всё признаете, — раздражённо буркнул следователь, уставясь в монитор компьютера. — Расширение границ земельного участка многоквартирного дома прошло без ведома жителей. Вот вам и незаконные действия!

— Может, тогда отпустите нас под залог?

— Ваша наглость, Ростислав Андреевич, не знает границ. Не мешайте работать.

Состроив гримасу несправедливо обиженного, адвокат ретировался.

Самандаров пока был не в курсе, что отыскался предмет преступления. Вернее, его огрызок в виде двухсот долларов.

Яковлев ломал голову, как выкруживать с «Осой». Палить агента нельзя. На этом железном правиле зиждется оперативная работа. Но объяснять, куда делись деньги, как-то надо.

Если вывозить, что их похитила гражданка Баканова А.И., не избежать возбуждения уголовного дела в отношении воровки. Тогда «Оса» отправится в свободное плавание. Как ни стращай её, чтобы помалкивала насчёт тайного сотрудничества, рот кляпом не заткнёшь. Нарисуется душеприказчик в лице адвоката. Бабы — существа неуправляемые. Велик риск, что Ангелина Ивановна начнёт болтать лишнее. Ещё хуже, куда-нибудь писать вздумает в надежде смягчить свою участь. А если в СМИ сольёт, тогда скандал разразится грандиозный…

Неделю Яковлев носил информацию в себе, потом, отчаявшись найти выход, адреснулся к Кораблёву.