Олимпия Клевская - Александр Дюма

Прошел час, запели скрипки, и прибыл король; наконец появился и г-н де Майи, заняв свое место на театральной банкетке.

Баньер к этому времени уже минут десять сидел в своей гримерной.

Спектакль «Притворщица Агнесса» начался.

В противоположность бедному Баньеру, Олимпия была в ожидании успеха. Не желая того, она протянула обе руки Пекиньи; она выслушала комплименты, которыми ее осыпали; она на лету перехватила умоляющую улыбку Майи; она заранее знала, что каждый ее шаг, каждый жест, каждое слово вызовут блистательный эффект.

Играла она как артистка, достигшая полного совершенства. Ее безупречная красота вызывала восхищение, ее достоинство было поразительно.

Король сказал Пекиньи множество приятных слов об Олимпии, но тон этих его похвал тем не менее весьма успокоил и даже обнадежил Ришелье, который расположился позади кресла его величества.

Что касается г-на де Майи, то он не отрывал глаз от королевской ложи, и всякое новое выражение, мелькавшее на лице его величества, доставляло графу сердечную боль и повод для размышлений.

Спектакль закончился, как выражаются склонные к преувеличениям современные фразеры, шквалом аплодисментов, казавшихся тем более бурными на фоне провала Баньера.

Занавес опустился, и Олимпию, которой все уже предрекали ослепительную будущность, осыпали восторгами и похвалами.

Господин де Майи, поцеловав ей руки, тотчас поспешил обратно в залу, чтобы разузнать, каково мнение короля и нет ли интересных новостей.

К Олимпии г-н де Майи вошел, когда она, едва успев стереть румяна, поправляла волосы.

Парикмахерша, едва заметив графа, исчезла так быстро, что у него даже не было времени дать ей знак удалиться.

Надо сказать, что на лице Майи запечатлелись столь серьезные волнения, что эта посторонняя женщина с прозорливостью, присущей людям театра, мгновенно сообразила, что сейчас ее присутствие будет лишним.

Удивленная и встревоженная торжественным видом г-на де Майи, Олимпия собралась с духом.

Она догадалась, что разговор превратится в сражение.

Граф огляделся вокруг, подошел к двери, из которой только что вышла парикмахерша, проверил, плотно ли она закрыта, и, снова приблизившись к молодой женщине, следившей взглядом за этими его перемещениями, произнес:

— Олимпия, мы здесь одни, не правда ли? Вы сможете спокойно выслушать то, что я намерен вам сказать?

«О! Сейчас заговорит о Баньере! Он его видел! Ему все известно!» — подумала Олимпия.

— Я вас слушаю, господин граф, — сказала она.

— С благосклонностью, не так ли, дорогая Олимпия?

— Вы не можете сомневаться в этом, сударь.

— Олимпия, только что я ненадолго вас покинул. О, понимаю, вы этого даже не заметили. А я подходил к тем, кто во время представления окружали короля, и теперь возвращаюсь сюда с очень нерадостными мыслями. Вы сами сможете судить, прав ли я.

Актриса досадливо дернула плечом.

Но Майи успокоительным жестом руки так настоятельно попросил ее проявить немного терпения, что Олимпия притихла в ожидании.

— Позвольте мне поведать вам мою грустную повесть, — сказал Майи. — Как вы знаете, Олимпия, я женат.

— Это мне известно, — сухо ответила Олимпия, не понимая, зачем граф начинает разговор подобной фразой.

Но Майи продолжил, будто не заметив тона ее ответа:

— И вы знаете, что госпожа де Майи слывет довольно красивой женщиной.

— Да, действительно, слывет, — отвечала Олимпия еще более сухо.

— Так вот, Олимпия, король влюбился в мою жену, и кое-кто из моих друзей — у каждого найдутся друзья подобного рода — старается, чтобы эта склонность его величества к госпоже де Майи увенчалась успехом.

— Значит, госпожа де Майи не любит вас, сударь? — оживилась Олимпия, заметно заинтересованная подобным вступлением и в то же время с нетерпением ждущая, как обернется дело.

— Нет, — отвечал граф, — она меня не любит, вы верно говорите, Олимпия, однако это моя жена, и она носит мое имя.

— И что из этого следует? — с некоторым беспокойством спросила Олимпия.

— Подождите, прошу вас, не перебивайте…

— То есть, по-вашему…

— Вы, быть может, желали бы, чтобы этот разговор произошел у вас дома? Я бы тоже предпочел это, Олимпия, но его нельзя отложить.

— А-а! — протянула Олимпия, возвращаясь к своим первоначальным опасениям.

— Я продолжаю. Итак, король угрожает моей жене, вот он и велел назначить меня послом в Вену, о чем вам вчера говорил господин де Пекиньи.

— И все для того, чтобы удалить вас от вашей жены, не правда ли?

— Да, но я отказался.

— Поступок образцового супруга.

— Не спешите делать выводы относительно причин моего отказа, Олимпия.

— О Боже милостивый! Разумеется, вы отказались, деликатно оберегая брачные узы, связывающие вас с госпожой де Майи.

— Нет, Олимпия. Я отказался из любви к вам.

— Ах, сударь!

— Погодите, Олимпия, я вам предоставлю доказательства; но сначала поклянитесь, что вы будете отвечать мне с полнейшей искренностью.

— Бесполезно клясться вам в этом, сударь; если бы я и пожелала поступить иначе, я не смогла бы. Я никогда не обманывала.

— Хорошо. Итак, именно из любви к вам я отказываюсь от должности посла. Она разлучила бы меня с вами, Олимпия, а ведь король, не довольствуясь тем, что он угрожает моей жене, еще и посягает на мою возлюбленную!

Олимпия покачала головой.

— О, не отрицайте, Олимпия! Это доказано: мне только что сообщили, что король находит вас и прекрасной, и желанной, и в этот самый час плетутся заговоры, чтобы отнять у меня сразу и мою честь и мое счастье. Олимпия, я взываю к вашей порядочности… увы! Мне куда отраднее было бы сказать, что я взываю к вашей любви.

— Говорите, сударь, — холодно произнесла молодая женщина.

— Я прекрасно знаю, что вас не переполняет нежность ко мне, дорогая Олимпия, и если вы остаетесь мне верны, то лишь ваша честность и чистота будут тому причиной; но вам настолько хорошо известно, что я люблю вас больше всего на свете, вы имеете такие доказательства тому, что я не стану утомлять вас новыми заверениями. Теперь ваш черед говорить, и тем самым вы на всю жизнь решите мою судьбу, ведь, надо признаться, наша разлука, которую я легко принял год тому назад, ныне стала для меня немыслимой, она стала бы для меня смертельным ударом. Без вас, Олимпия, ничто в мире более не доставит мне радости. Поклянитесь мне, Олимпия, что вы никогда не будете принадлежать королю!

Олимпия встрепенулась.

— Поклянитесь в этом, — продолжал Майи, — и я сделаю для вас то, чего никогда ни один мужчина не совершал для своей возлюбленной: я перестану защищать мою жену от домогательств короля. Подражая тем арабам, которые, увозя награбленную добычу, бросают менее ценное добро, чтобы их преследователи задержались, когда станут собирать его, я оставлю королю мою жену и мою честь и буду счастлив сверх меры тем, что спасу вас, лишь бы вы хоть немного мне в том помогли. Мне предстоит выбрать одно из двух: либо вы едете со мной, тогда я принимаю должность посла, либо вы остаетесь, тогда я откажусь, чтобы быть с вами.