Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности - Генри Каттнер

– Ну, может быть…

– Никаких "может быть"! Ты думаешь, я лично хожу ко всем полудуркам-изобретателям, которые что-то для меня делают? Если бы мне не прожужжали уши, что ты, мол, лучший в этом деле, ты бы давно уже сидел!

"Изобретатель"?

– Дело в том, – осторожно начал Гэллегер, – что я был болен…

– Брехня! – отмахнулся Хоппер. – Ты был пьян хуже свиньи. А я не плачу за пьянство. Может, ты забыл, что эта тысяча только аванс, а будет еще девять?

– Э-э… нет. Гмм… девять тысяч?

– Плюс премия за быстрое выполнение заказа. Ты еще можешь ее получить. Прошло всего две недели, ты очень вовремя вышел из запоя. Я уже присмотрел несколько заводов, а мои люди ищут по всей стране хорошие зрительные залы. Это годится для небольших аппаратов, Гэллегер? Постоянный доход будет от них, а не от крупных залов.

– Грррммффф, – поперхнулся Гэллегер. – Но…

– Это у тебя? Я уже еду посмотреть.

– Подождите! Я бы хотел еще кое-что дополнить…

– Мне нужна только идея, – сказал Хоппер. – Если она хороша, все остальное – мелочи. Я позвоню Тренчу, пусть отзовет иск. Сейчас приеду.

И он выключил связь.

Гэллегер взревел, требуя еще пива.

– И бритву, – добавил он, когда Нарцисс выходил из комнаты. – Хочу перерезать себе горло.

– Это еще зачем? – спросил робот.

– Чтобы развлечь тебя, зачем же еще? Давай, наконец, пиво!

Нарцисс принес банку.

– Не понимаю, что тебя так беспокоит, – заметил он. Не лучше ли забыться в экстазе, созерцая мою красоту.

– Бритва лучше, – угрюмо ответил Гэллегер. – Гораздо лучше. У меня трое клиентов, из которых двоих к вообще не помню, и все заказали у меня что-то, чего я тоже не помню. Ха!

Нарцисс задумался.

– Попробуй индуктивный метод, – предложил он. – Эта машина…

– Ну, что "эта машина"?

– Когда ты получаешь заказ, то обычно напиваешься до такого состояния, в котором твое подсознание одерживает верх над сознанием и само делает все что нужно. А потом ты трезвеешь. Вероятно, и сейчас было то же самое. Ты сделал машину или нет?

– Ну, сделал, – согласился Гэллегер. – Только для кого? Я даже не знаю, на что она.

– Ты можешь включить ее и проверить.

– Верно… Что-то я поглупел сегодня.

– Ты всегда глупый, – убежденно сказал Нарцисс. – И уродливый. Чем дольше я созерцаю свою красоту, тем большую жалость испытываю к людям.

– Заткнись! – рявкнул Гэллегер, но тут же успокоился, понимая, что спорить с роботом бессмысленно.

Подойдя к таинственной машине, он еще раз оглядел ее. Никаких новых идей не возникло.

У машины был переключатель, который Гэллегер и переключил. Зазвучала песенка о больнице Святого Джекоба: "…я увидел свою дражайшую на мраморном столе…"

– Все ясно, – сказал Гэллегер, снова накаляясь. Кто-то заказал мне граммофон.

– Минуточку, – Нарцисс вытянул руку. – Выгляни в окно.

– Ну, и что там?

Гэллегер перегнулся через подоконник, да так и застыл. Ничего подобного он не ожидал. Пучок трубок, отходящих от машины, оказался невероятно эластичным. Трубки вытянулись до самого дна ямы, метров на десять, и двигались, как пылесосы на лугу. Они мелькали с такой скоростью, что Гэллегер видел лишь смазанные контуры. Выглядело это так, словно Медуза Горгона, страдающая пляской Святого Витта, заразила ею своих змей.

– Смотри, как носятся, – задумчиво сказал Нарцисс, всей своей тяжестью налегая на Гэллегера. – Вот потому и дыра. Они пожирают землю.

– Верно, – согласился конструктор, отодвигаясь от робота. – Вот только зачем? Земля… гмм. Сырье. – Он взглянул на машину, которая как раз выводила:

"…есть ли где-нибудь на свете

другой такой жеребец…"

– Собранная земля попадает в бывшее помойное ведро, рассуждал Гэллегер, внимательно глядя на машину. – А что потом? Бомбардировка электронами? Протоны, нейтроны, позитроны… жаль, не знаю, что это такое, – жалобно закончил он.

– Позитрон – это…

– Ничего не говори, – попросил Гэллегер. – Ни к чему мне лишние семантические трудности. Я хорошо знаю, что такое позитрон, только не увязываю этого с названием. Я постиг только его сущность, неизреченную, так сказать.

– Но можно выразить его протяженность, – заметил Нарцисс.

– Это не для меня. Как сказал Шалтай-Болтай, это еще вопрос, кто здесь хозяин. В моем случае это слова. От этих чертовых словечек у меня мурашки по коже бегают. Я просто не улавливаю их значения.

– Ну и глупо, – сказал робот. – "Позитрон" – слово со вполне ясным значением.

– Возможно, для тебя. А для меня в этом смысла не больше, чем в шайке парней с рыбьими хвостами и зелеными усами. Вот почему я никогда не мог понять, что творит мое подсознание. Приходится использовать символическую логику, а символы… В общем, заткнись! – потребовал вдруг Гэллегер. – Чего это ради я буду спорить с тобой о семантике?

– Ты сам начал, – сказал Нарцисс.

Гэллегер одарил робота неприязненным взглядом и вновь повернулся к загадочной машине, продолжавшей пожирать землю и петь о больнице Святого Джекоба.

– Интересно, почему она играет именно эту песню?

– Но ведь ты всегда поешь ее в пьяном виде, разве не так? Особенно в ванной.

– Мне это ничего не говорит, – буркнул Гэллегер и начал изучать машину.

Устройство работало гладко, быстро, выделяя большое количество тепла и слегка дымя. Гэллегер нашел отверстие для смазки, схватил старую масленку и капнул из нее. Дым исчез, а вместе с ним пропал слабый запах паленого.

– Из нее ничего не выходит, – сказал Гэллегер после долгой паузы.

– А там? – показал робот.

Гэллегер осмотрел быстро вращающийся диск с канавкой. Сразу за ним на гладкой поверхности трубки виднелось небольшое круглое отверстие. Однако не было заметно, чтобы из трубки что-то выходило.

– Передвинь выключатель, – сказал Гэллегер, и Нарцисс выполнил распоряжение. Отверстие закрылось – диск остановился. Тут же все прекратилось. Музыка стихла, щупальца, протянутые за окно, перестали мельтешить и сократились до своей прежней длины.

– Гмм, конечного продукта явно нет, – отметил Гэллегер. – Машина пожирает землю и целиком усваивает ее. Это не имеет смысла.

– Не имеет смысла?

– Естественно. В земле присутствуют различные элементы: кислород, азот… Под Нью-Йорком есть гранит, значит, есть и алюминий, натрий, кремний… много всякого. Ни один вид физических или химических реакций не объясняет такого эффекта.

– Значит, машина должна что-то производить?

– Разумеется, – сказал Гэллегер. – Я был бы гораздо спокойнее, если бы она что-то производила. Хотя бы грязь.

– А музыка? – обратил его внимание Нарцисс. – Конечно, если этот вой можно назвать музыкой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});