Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я прирос к этой яме больным местом: попробуй оторвать — будет смерть.
«— Да ты оглянись, где и с кем ты?
«— Знаю, чувствую… Ах, Андрей, всё я чувствую, всё понимаю: мне давно совестно жить на свете! Но не могу идти с тобой твоей дорогой, если б даже захотел… Может быть, в последний раз было еще возможно.
Теперь… (он опустил глаза и промолчал с минуту) теперь поздно… Иди и не останавливайся надо мной» (496).
Подчеркивание трагического момента в судьбе Обломова помогает автору усилить критику обломовщины, является формой ее отрицания. За трагическую гибель Обломова отвечает обломовщина. Это слово дважды мрачно звучит безнадежным приговором в устах Штольца, когда он вернулся с последнего свидания с Обломовым (498), и в эпилоге, когда он рассказал литератору историю жизни своего друга (507). Роман открывался полной комизма картиной жизни Обломова на Гороховой улице. Завершился же он потрясающей читателей встречей Штольца с нищим, бездомным и одиноким Захаром. Этот эпилог усиливает трагический колорит истории Обломова.
3Гончаров с исчерпывающей полнотой раскрыл и объяснил читателю сущность патриархальной Руси. Характер Обломова — подлинно поэтический характер. Органическая целостность и законченность, верность себе во всех многообразных обстоятельствах и положениях, единство пафоса, обладающего разнообразием внутреннего содержания и множеством внешних, предметных проявлений, — всё это придает высокую поэтичность характеру Обломова.
Гончаров прочитал то с юмором и иронией (особенно в тех случаях, когда речь у него идет об Обломовке, о ее влиянии, искажающем человека), то с грустью и сердечной болью (там, где речь идет о погибели хорошего в Обломове) отходную старой жизни и попытался с радостной надеждой противопоставить ей новую жизнь. С этим связан параллелизм в художественной структуре романа. Он построен по принципу изображения двух противоположных жизненных судеб: Обломова и Штольца. Получилось как бы два романа, соединенных воедино образом Ольги Ильинской. И написаны эти два романа по — разному. Там, где действует Обломов, видна полнота художественного воспроизведения, преобладает комизм, юмор в соединении с патетическим, а порою даже с романтическим и лирическим элементами. Здесь показана поэзия вещей и живой природы, трагикомическая зависимость характера от обстоятельств, фата лизм мироощущения и судьбы героя. И композиция обломовского романа своеобразна. Обломов движется по замкнутому кругу (сон — пробуждение — сон), что как бы подчеркивает его обреченность. Роман Штольца имеет иные краски, иной колорит. И этот роман не лишен, конечно, известных романтических элементов, своего лиризма. Достаточно вспомнить описание пробудившегося чувства любви Штольца к Ольге. Оно слилось с воспоминаниями о благоухающей комнате матери — мечтательницы, о задумчивых мотивах Герца и княжеской картинной галереи, с мыслями о женской красоте и героизме людей былых времен. Но в целом роман Штольца написан суше, в нем нет художественной полноты, он часто выливается в публицистическую декларацию и беглый рассказ о герое. Любовь Обломова к Ольге Ильинской развивается на фоне ликующего лета, цветущего парка, а ее кризис — на фоне осени и зимы. Фазисы поэтической любви как бы сливаются с фазисами в жизни природы. Такой поэтичности нет в романе Штольца, перипетии которого лишены не только бытового, но и пейзажного фона. Здесь постоянно ощущается рассудочное задание автора. Не случайно сам писатель не был доволен Штольцем: «…слаб, бледен — из него слишком голо выглядывает идея» (VIII, 80).
В первой части романа, посвященной Обломову, Штольц присутствует незримо, о нем упоминают, ждут его приезда, надеются на его помощь в решении затруднений Обломова, связанных с управлением имением. Завершается эта часть «Сном Обломова», в котором раскрыты обстоятельства, сформировавшие характер Ильи Ильича, и приездом Штольца. Вторая часть романа открывается рассказом о том, на какой почве, в каких условиях формировался характер Штольца. Этот рассказ невольно напрашивается на сопоставление с тем, как шло образование характера Обломова. В результате такого сопоставления перед читателем отчетливо предстают два противоположных характера, два жизненных пути.
«Сон Обломова» свидетельствует о глубокой связи Гончарова с принципами натуральной школы и является одним из вершинных ее достижений. Ощущаются здесь и результаты живого воздействия пропаганды Белинского, который, по мнению романиста, определил антикрепостническое направление русской беллетристики 40–х годов. Этому направлению остался верен и автор «Обломова». Великий критик широко пропагандировал идею общественной обусловленности человеческой личности. Он утверждал: «Создает человека природа, но развивает и образует его общество. Никакие обстоятельства жизни не спасут и не защитят человека от влияния общества, нигде не скрыться, никуда не уйти ему от него».[808] Гончаров с гениальной прозорливостью воспользовался этим реалистическим принципом в «Сне Обломова», как и в романе в целом.
Полная отчужденность от интересов большого мира, «первобытная лень», консерватизм во всем — таково обломовское бытие. «Забота о пище была первая и главная жизненная забота в Обломовке», — подчеркивает писатель (IV, 115). Отрыв от реальной жизни, власть сказки, чудесного, рабство ума и воображения в фантастическом вымысле, восприятие жизни как «вечного праздника» — таков внутренний мир обломовцев. Гончаров подчеркивает, что обломовцы не знали реальных забот, «многотрудной жизни», не знали, «зачем дана жизнь» (125). Их идеал жизни — «покой и бездействие» (126). Труд они «сносили… как наказание» (126). Весь пафос их существования сосредоточился в трех актах жизни (родины, свадьба, похороны), а в промежутках между ними они погружались в обычную апатию. Всякие иные заботы — перемены и новшества — обломовцы встречали с стоической неподвижностью. И поэтому ничто не могло нарушить однообразия их жизни, всесильной власти над ними традиционных норм жизни, обрядов и обычаев, от другого житья — бытия они с ужасом отвернулись бы.
В этой атмосфере паразитического и мертвого помещичьего мира воспитался Обломов. Главное в «Сне Обломова» — изображение тлетворного, гибельного влияния этого мира на физическое и духовное развитие Илюши Обломова. Мальчик превратился в лелеянный тепличный «экзотический цветок». И «так же, как последний под стеклом, он рос медленно и вяло. Ищущие проявления силы обращались внутрь и никли, увядая» (146). Романист постоянно показывает, как «пытливое внимание» одаренного мальчика не пропускает «ни одной мелочи, ни одной черты» в картине домашнего быта. Они «неизгладимо врезываются» в его душу. «Его мягкий ум» напитывается «живыми примерами и бессознательно чертит программу своей жизни по жизни, его окружающей» (ИЗ; см. также 115, 117, 125).
Совсем в иной обстановке и с иными результатами формировался характер Андрея Штольца. Природа оставалась та же: Верхлёво, где жил Штольц, было всего в пяти верстах от Обломовки. Но здесь были совсем иные человеческие отношения, понятия о жизни, об обязанностях человека, действовали другие интересы. Они‑то и образовали характер Андрея. Он получил, под влиянием отца, «трудовое, практическое воспитание» (160). Молодой Штольц входил в широкое и активное, творческое общение с жизнью, с людьми различных профессий. Со стороны матери шло другое, как бы романтическое влияние, интерес к высокому предназначению человека, к тонким потребностям духа, к поэзии и музыке. Стремление к равновесию практических и духовных интересов стало основной целью Андрея (167). Илья Обломов был лишен всякой сосредоточенности и какой‑либо настойчивости. Штольц «выше всего… ставил настойчивость в достижении целей» (170). В противоположность Обломову он «больше всего… боялся воображения», «боялся всякой мечты». «Мечте, загадочному, таинственному не было места в его душе». Критерием для него являлись «анализ опыта», «практическая истина» (168).
Завершая характеристику нравственного облика Штольца, Гончаров дает собственное итоговое рассуждение о необходимости появления на русской почве нового типа деятеля. До сих пор русские деятели выходили из той же Обломовки: «… лениво, вполглаза глядя вокруг, прикладывали руку к общественной машине и с дремотой двигали ее по обычной колее, ставя ногу в оставленный предшественником след. Но вот глаза очнулись от дремоты, послышались бойкие, широкие шаги, живые голоса… Сколько Штольцев должно явиться под русскими именами!» (171).
Следовательно, Гончаров предчувствовал необходимость появления нового типа русского деятеля. Тип этого деятеля, судя по высказываниям автора, представлялся ему в образе русского Штольца. Каково же реальное содержание его деятельности? Какова сущность общественного и нравственного облика этого героя Гончарова? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо образ Андрея Штольца рассмотреть в системе всего романа. Композиционная роль этого персонажа в авторской идейно — художественной концепции жизни очень велика и идеологически ответственна. Штольца необходимо не только противопоставлять Обломову, но и ставить рядом с Ольгой Ильинской. И в таком случае объективно обнаружится, что положительность Штольца относительна, она таит в себе глубокую ограниченность. Ольга Ильинская берет постепенно перевес над Штольцем, ставится объективным ходом развития сюжета на первый план, а Штольц многое теряет, отодвигается на второй план. Происходит знаменательное смещение в перспективе романа, в самой идейно — художественной концепции жизни.
- История русского романа. Том 2 - Коллектив авторов - Филология
- Мифы империи: Литература и власть в эпоху Екатерины II - Вера Проскурина - Филология
- Маленькие рыцари большой литературы - Сергей Щепотьев - Филология
- Читаем «закатный» роман Михаила Булгакова[статья] - Александр Княжицкий - Филология
- Приготовительная школа эстетики - Жан-Поль Рихтер - Филология
- «Жаль, что Вы далеко»: Письма Г.В. Адамовича И.В. Чиннову (1952-1972) - Георгий Адамович - Филология
- Гомер: «Илиада» и «Одиссея» - Альберто Мангель - Филология
- Расшифрованный Достоевский. Тайны романов о Христе. Преступление и наказание. Идиот. Бесы. Братья Карамазовы. - Борис Соколов - Филология
- Литра - Александр Киселёв - Филология
- Зачем мы пишем - Мередит Маран - Филология