Шрифт:
Интервал:
Закладка:
История отношения Обломова, с одной стороны, ко всему тому миру людей и вещей, который связывает его с обломовщиной, а с другой — история взаимоотношений героя со Штольцем и Ольгой составляют основу сюжетно — композиционного построения романа Гончарова. Романист главное свое внимание сосредоточил на изображении того, как дружба со Штольцем и особенно любовь к Ольге явились для Обломова испытанием всех его нравственных сил, проверкой его способности к возрождению для новой жизни. Испытание любовью и дружбой показало, что духовные силы Обломова находились в состоянии глубокого сна, пробуждение их лишь подтвердило это. Смысл всей этой драматической истории в жизни Обломова очень глубок. Она подтвердила силу обломовщины, гибельность ее для человека. Здесь индивидуальная судьба Ильи Ильича послужила раскрытию типического, способствовала обнаружению общественно — нравственного смысла обломовщины, являлась для писателя основанием к решительному ее осуждению.
Развитие указанной основной ситуации (конфликта) романа воплощено Гончаровым в оригинальную художественную систему, подсказанную самим предметом изображения. Вся первая часть романа посвящена лишь одному (неполному) обычному дню жизни Ильи Ильича. Жизнь эта ограничена пределами одной комнаты, где лежит и спит Обломов. Здесь вполне торжествует та неподвижность, которая составляет зерно романа. С точки зрения развития основного конфликта, в первой части романа сложилась «ситуация отсутствия ситуации».[806] В ней нет столкновений характеров в конкретном действии. Но эта «отрицательная» ситуация у Гончарова полна движения, многообразных красок, различных аспектов освещения предмета, она насыщена противоположными положениями и душевными состояниями, в которых комизм сливается с трагическим, беспечность — с внутренними мучениями и борьбой, сон и апатия — с пробуждением, с игрою чувства и воображения. Воспроизведение одного дня жизни Обломова обнаруживает весь его характер, всю его жизнь, дает историю целой жизни и в концентрированном виде раскрывает общий ее смысл.
Как же достигает Гончаров подобной поэтичности и обобщающей широты в изображении мелочной и сонной жизни Обломова в первой части романа? Гончаров — мастер точного и пластического воспроизведения предметов домашнего быта, всякого рода деталей, поз, взгляда, жеста, обстановки. Он, как и Гоголь, погружает свои сюжеты в густую ткань вещей, мелочных житейских привычек, поступков и помыслов. Но при всей этой связанности с будничными деталями жизни он, как и Гоголь, остается неизменно одухотворенным поэтом, умеющим в мелочах открывать общий смысл жизни, находить выражение в них характера героя и целого общественного уклада. Каждая мелочь в художественной системе Гончарова становится поэтически ощутимой. Она гармонически входит в ткань его романа, служит раскрытию идеи и характеров.
Отношения Обломова и Захара выражаются в повседневных пустяках, в бытовых мелочах и неизменно изображаются художиком комически. Но во всем этом раскрывается и индивидуальная сущность их характеров и обломовский тип их жизни. Обломов и Захар составляют единое целое, они дополняют друг друга, не могут жить отдельно один от другого и великолепно понимают друг друга. «Обломов с упреком поглядел на него, покачал головой и вздохнул, а Захар равнодушно поглядел на окно и тоже вздохнул. Барин, кажется, думал: „Ну, брат, ты еще больше Обломов, нежели я сам“, а Захар чуть ли не подумал: „Врешь! Ты только мастер говорить мудреные да жалкие слова, а до пыли и до паутины тебе и дела нет“» (IV, 15). Почему барин — помещик и крепостной слуга прониклись такой взаимностью, так тонко понимают друг друга, так похожи один на другого? Они оба принадлежат обломовскому укладу жизни. Но у Захара обломовское выступает с комическим достоинством, с непосредственной прозаической откровенностью и естественной наивностью. У Ильи Ильича же обломовское прикрыто, смягчено интеллигентностью, переживаниями, планами, мечтами, раздумьями, сомнениями. Всё это несколько вуалирует обломовскую сущность Ильи Ильича. Но опустившийся, неряшливый, ленивый и ничего не умеющий делать Захар служит зеркалом самого Обломова. В этом зеркале великолепно видно, чем в действительности, объективно (а не в собственном сознании) был Обломов.
Гончарова следовало бы назвать писателем с исключительной плотностью повествования. У него каждая деталь предельно насыщена содержанием. Опорными точками в освещении истории борьбы Обломова с самим собою и истории борьбы за Обломова, в изображении его сомнений и беспокойств художнику служат вещи, которые были бы малозначительны для иного уклада жизни, но характерны для жизненного обихода Ильи Ильича. Порой герой терялся в приливе житейских забот, лежал, ворочаясь с боку на бок (постоянно отмечаемый художником признак волнений Обломова), временами слышались его отрывистые восклицания: «Ах, боже мой! Трогает жизнь, везде достает» (18). И как бы желая спрятаться от нее, забыться, Обломов «кутался в халат» (19) или «завертывался в одеяло совсем с головой» (98). Но вот вновь пробуяедалась мысль, наступала минута самокритики, и Обломов «высвобождал голову из‑под одеяла» (100). Такую же роль для характеристики внутреннего состояния Обломова и переходов его от самодовольного спокойствия к осознанию своего ничтожества, бессилия перед жизнью играют сравнения себя с «другими» (не господами). Сначала они полны собственного достоинства, а затем из этих же сравнений герой делает унизительные для себя выводы (91–92, 99—100).
До приезда Штольца вспышки критического самосознания Обломова, изображенные в первой части романа, кончались ничем, его волнения не нарушали крепко установившегося обломовского порядка жизни. И это привычное состояние героя автор воплощает с помощью бытовой детали, с юмором освещающей сущность всего облика Ильи Ильича. «Туфли на нем были длинные, мягкие и широкие; когда он, не глядя, опускал ноги с постели на пол, то непременно попадал в них сразу» (8).
Первая часть романа завершается приездом Штольца. Во второй части романа, в отличие от первой, уже развертывается определенная ситуация, когда между сталкивающимися характерами обнаруживаются противоречия, но эти противоречия еще не осознаны самими действующими лицами. Штольц делает энергичную попытку пробудить в своем друге стремление к новой жизни. Это вносит смятение в самосознание Обломова, нарушает его обычные отношения с вещами. Та же самая деталь с надеванием туфель комически оттеняет пробуждение самосознания Обломова: «„Теперь или никогда!“„Быть или не быть!“», — по — гамлетовски рассуждает он. Илья Ильич «приподнялся было с кресла, но не попал сразу ногой в туфлю и сел опять» (193).
Еще большую, почти символическую роль приобретает в концепции всего романа восточный, «без малейшего намека на Европу» халат Обломова. Халат имел в его глазах «тьму неоцененных достоинств: он мягок, гибок; тело не чувствует его на себе; он, как послушный раб, покоряется самомалейшему движению тела» (8). В отношении Обломова к халату как бы художественно концентрируются два состояния героя и два периода в его жизни: страх перед действительностью, беспокойство за свою судьбу и безмятежное состояние; сон и пробуждение. Приезд Штольца, сближение Ильи Ильича с Ольгой изменяют весь жизненный его обиход. Обломов начинает возмущаться неопрятностью и глупостью Захара, паутиной и пылью в своей комнате, перед ним встает вопрос о необходимости «идти вперед». «Это значит, — в его представлении, — вдруг сбросить широкий халат не только с плеч, но и с души, с ума; вместе с пылью и паутиной со стен смести паутину с глаз и прозреть!» (193). И в дальнейшем ходе повествования, на каждом новом поворотном моменте в истории Обломова романист неизменно снова говорит о халате, об отношении к нему Ильи Ильича. Халат кажется Обломову противным, он забыт героем в момент, когда расцветала его любовь к Ольге (195–198). Но в сознании Ольги образ халата жил как символ того прошлого, из которого она решила вырвать Обломова, поборов власть этого прошлого своей любовью. Поэтому она то шутливо (250), то с тревогой за свою любовь напоминает Обломову о халате, о его магической власти, перед которой может оказаться бессильной ее любовь (266).
В третьей части романа наступает коллизия. Обломов и Ольга начинают осознавать возникающие между ними и всё более обостряющиеся противоречия. Поэма любви омрачается требованиями жизни, долгом, обязанностями, предъявляемыми настойчивой и принципиальной Ольгой. Неопределенное положение в любви Ольги Ильинской и Обломова («поэма остановилась») затянулось из‑за нерешительности героя, из‑за его неспособности решать практические вопросы. Он уже начинает тяготиться беспокойством, волнениями и тревогами любви (348). В третьей части романа нарастает внутреннее раздвоение Обломова. Его любовь к Ольге продолжается, но он инстинктивно тянется к Агафье Матвеевне, входит в ее обломовский быт, видит в нем для себя что‑то родное, успокаивающее. Здесь он мечтательно вспоминает о своей Обломовке, восхищается хозяйскими обломовскими пирогами и т. п. У Ольги же появляются первые признаки разочарования, сомнений и тоски. Она уныло провожает Илью, садится за фортепьяно, погружается в звуки. «Сердце у ней о чем‑то плакало, плакали и звуки» (313). И в эту минуту вновь появляется как бы мимолетно и невзначай образ халата. Романист сообщает, что на другой день (после печального объяснения с Ольгой) Обломов встал и надел свой сюртук, а не халат, с которым хозяин «простился давно» (313). Но это неожиданное упоминание о халате воскрешает прошлое Обломова и предсказывает историю его дальнейших отношений с Ольгой, всю его позднейшую судьбу. Продолжается добровольное погружение Обломова в быт Агафьи Матвеевны. Образ ее в чуствованиях Ильи Ильича как бы смешивается с образом Ольги. С блестящим комическим искусством романист показывает притягательную для Обломова силу обнаженных рук хозяйки. Возникающая чувственная любовь к ней начинает соперничать с поэтической любовью к Ольге. И в этот момент заката поэзии любви с каким‑то зловещим предзнаменованием опять мель кает образ халата. Хозяйка сообщает Обломову, что она «халат… достала из чулана», собирается его «починить и вымыть» (347).
- История русского романа. Том 2 - Коллектив авторов - Филология
- Мифы империи: Литература и власть в эпоху Екатерины II - Вера Проскурина - Филология
- Маленькие рыцари большой литературы - Сергей Щепотьев - Филология
- Читаем «закатный» роман Михаила Булгакова[статья] - Александр Княжицкий - Филология
- Приготовительная школа эстетики - Жан-Поль Рихтер - Филология
- «Жаль, что Вы далеко»: Письма Г.В. Адамовича И.В. Чиннову (1952-1972) - Георгий Адамович - Филология
- Гомер: «Илиада» и «Одиссея» - Альберто Мангель - Филология
- Расшифрованный Достоевский. Тайны романов о Христе. Преступление и наказание. Идиот. Бесы. Братья Карамазовы. - Борис Соколов - Филология
- Литра - Александр Киселёв - Филология
- Зачем мы пишем - Мередит Маран - Филология