Элантрис - Брендон Сандерсон

— О-о-о, — смущенно произнесла Шай, — мне очень жаль, благороднейший. Я назначена только с сегодняшнего утра.

Она покраснела, доставая из кармана небольшой лист плотной бумаги, помеченный печатью и подписью Гаотоны, отлично подделанные без использования воссоздания. Очень удобно, ведь он сам позволил ей помочь с охраной императора, обратившись за советом по улучшению.

Шай прошла внутрь без каких-либо дополнительных вопросов. Первые три комнаты императорских покоев были пусты, а за ними запертая дверь. Ей пришлось прибегнуть к воссозданию и поставить на дверь штамп, сделав ее трухлявой. Она воспользовалась той же печатью, которую применила к своей кровати. Клеймо долго не продержится, но этого и не надо: достаточно пары секунд, чтобы просто пнуть дверь ногой.

Внутри располагалась императорская спальня. То самое место, куда ее привели в день заключения сделки. В комнате не было никого, кроме лежащего на кровати императора. Он бодрствовал, но его взор оставался пустым.

В апартаментах все было по-прежнему. Тихо. И чересчур пахло чистотой. Слишком пусто, безжизненно, как нетронутый лист бумаги.

Шай подошла к краю кровати. Аршаван не смотрел на нее. Его глаза не двигались. Она положила руку ему на плечо. Красивое лицо, хотя он старше ее лет на пятнадцать. По меркам Великих — это не так много, они жили дольше остальных.

Волевое лицо, несмотря на долгое пребывание в постели. Золотые волосы, выступающий подбородок, нос с горбинкой. Великие не были похожи на других, особенно на народ Шай.

— Я знаю твою душу, — тихо промолвила Шай. — Даже лучше, чем ты сам.

Тревогу пока не подняли. Шай ожидала этого в любой момент, но все равно опустилась на колени возле кровати.

— Жаль, что я не знала тебя. Не твою душу, а тебя. Я читала о тебе; я видела твое сердце. Я создала твою душу заново, так хорошо, как только могла. Но это не то же самое, как быть знакомым с кем-то лично, правда?

Не крик ли донесся снаружи, из дальней части дворца?

— Я не прошу многого, — мягко продолжила Шай. — Просто живи. Просто будь. Я сделала, что могла. Пусть этого будет достаточно.

Глубоко вздохнув, она открыла шкатулку, достала знак сущности, нанесла чернила и закатала рукав его рубашки, обнажая плечо.

Шай немного помедлила и опустила печать. Та коснулась плоти и, как всегда, замерла на мгновение. Кожа и мышцы некоторое время сопротивлялись, но потом штамп погрузился еще на дюйм.

Шай повернула печать, окончательно ее закрепила и вытащила. Ярко-красная метка слабо вспыхнула.

Ашраван моргнул.

Шай поднялась и сделала шаг назад, когда он сел и огляделся. Про себя она считала секунды.

— Мои покои, — пробормотал Ашраван. — Что произошло? На нас напали. Я… я был ранен. О, Мать света. Куршина. Она мертва.

Его лицо затмила маска скорби, но через секунду Ашраван взял себя в руки. Он император. Он был темпераментным, но, за исключением приступов ярости, был в состоянии хорошо скрывать свои чувства. Он повернулся к ней, и его живые глаза, которые вновь видели, обратились на нее.

— Кто ты?

Этот вопрос скрутил узел у нее внутри, несмотря на то, что она его ожидала.

— Я своего рода хирург, — ответила Шай. — Вы были тяжело ранены. Я вас исцелила. Однако при этом воспользовалась тем… Что, в вашей культуре, считается немного противным.

— Ты запечатыватель. Ты… Воссоздатель?

— В некотором смысле, — ответила Шай. Он поверит в это, потому что хочет верить. — Это был сложный случай запечатывания. Каждое утро вам придется ставить печать и всегда держать при себе металлическую пластинку, в форме диска… они в шкатулке. Без всего этого, Ашраван, вы умрете.

— Отдай ее мне, — сказал он, протягивая руку к печати.

Она колебалась, хотя сама не знала почему.

— Отдай ее мне, — повторил он более властно.

Шай вложила печать ему в руку.

— Никому не говорите, что здесь произошло, — обратилась она к императору. — Ни страже, ни прислуге. Только ваши арбитры знают, что я сделала.

Крики снаружи становились все громче. Аршаван посмотрел в их сторону.

— Если никому нельзя знать об этом, то тебе лучше уходить. Убегай и никогда не возвращайся, — он перевел взгляд на печать. — Мне следовало бы убить тебя за то, что ты знаешь мой секрет.

Вот и эгоизм, который он приобрел за время своего пребывания во дворце. Да, с этим она угадала.

— Но вы так не поступите, — сказала Шай.

— Нет.

А это уже милосердие, погребенное где-то в глубине его души.

— Уходи, пока я не передумал.

Шай сделала шаг к двери, доставая свои карманные часы — прошла, как минимум, минута. Печать схватилась, хотя бы на некоторое время. Она обернулась и посмотрела на императора.

— Чего ты ждешь? — спросил он.

— Я просто хотела взглянуть, в последний раз, — ответила она.

Аршаван нахмурился. Шум был все ближе.

— Уходи, — сказал он, — пожалуйста.

Император словно знал, почему поднялся такой гвалт или, по крайней мере, догадывался.

— На этот раз постарайся быть лучше, — промолвила Шай. — Пожалуйста.

С этими словами она убежала.

Какое-то время она боролась с соблазном вложить в Ашравана стремление защитить ее. Но для этого не было никаких оснований, по крайней мере, с его точки зрения, а раз так, то и все воссоздание могло оказаться под угрозой. Кроме того, Шай не верила, что император в состоянии хоть сколько-нибудь помочь. До окончания траура ему не дозволено покидать свою комнату или говорить с кем-то еще помимо доверенных арбитров. В течение этого времени именно арбитры управляли империей.

На самом деле, они и так ею управляли. Нет, поспешная переработка души Аршавана, чтобы он хотел защитить ее, не сработала бы. Возле последней двери Шай подхватила свой поддельный горшок, подняла его и выбежала из двери. А затем громко ахнула, реагируя на доносящиеся крики:

— Это все из-за меня? — воскликнула Шай. — О, Ночи! Я же не хотела! Я знаю, что не должна его видеть, что к нему нельзя входить, я просто ошиблась дверью!

Охранники пристально посмотрели на нее. Один из них расслабленно проговорил:

— Ты здесь ни при чем. Иди к себе и не высовывайся.

Шай кротко поклонилась и поспешила прочь. Большинство стражников ее не знают, так что…

Она почувствовала резкую боль в боку и ахнула. Такую же, что приходилось испытывать каждое утро, когда Клеймящий опечатывал дверь.

Шай в панике ощупала свой бок. Разрез на блузке — там, где Зу полоснул ее мечом — прошел насквозь через темную нижнюю сорочку. Она осмотрела свои пальцы, на которых были капли крови. Просто царапина, ничего опасного. В суматохе она даже не заметила, что ранена.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});