Слесарь. Трилогия (СИ) - Белов Иннокентий

Не дать звездюлей.

Вести так себя нельзя, все должны быть обилечены, согласно купленным местам.

Поэтому умнику в лоб прилетела та же пятка древка, отправив и его отдохнуть на утреннем солнышке. Строй баб и девок незримо вздохнул, и остался стоять.

Я не спеша прошелся перед ними, выбрал помоложе и получше, благо выбор был очень простой, такая девка была в единственном количестве и выдернул ее из общего строя, пустив идти впереди меня. После всех сараюшек и развалюшек, на местной площади виднелся единственный дом, который был достоин принять великого воина. Как я понял, это и был дом самого старика или кого‑то из его сыновей, лежавших на той же площади.

Еще раз я оглядел всех присутствующих тяжелым взглядом и наглядно, ребром ладони по шее, показал, что шутки кончились и следующие виноватые будут беспощадно убиты и выпотрошены на радость паре собак, вертевшихся в стороне.

Почувствовав себя настоящим татаро‑монголом, я закинул топтавшуюся на пороге девку внутрь дома и закрыл за собой дверь.

В доме пахло подгоревшей кашей, было весьма неуютно, но я не стал мяться и стесняться, скинул чью‑то постель на земляной пол, поставил копье, скинул рюкзак со спины и выглянул за дверь. Бабы хлопотали, помогая подняться пострадавшим, старик отдавал указания парнишкам, а доверенные для переноски мои вещи так и валялись в пыли, упавшие вместе с неудавшимися грабителями. Я подскочил к деду, замахнувшись на его белый затылок, показывая, что сейчас выдам леща и грозно гыкнув на него, в итоге показав, согнувшемуся в поклоне старику, на вещи и на дверь, мол, быстро все доставить в дом.

Бабы, получившие новые указания, комично бросили потрепанных мужиков, один из которых не удержался без поддержки и сел на землю обратно, похватали мои плащи, мешок и прочее и потащили в дом, куда следом зашел и я. Посмотрел, как все выбили и аккуратно сложили на скамью и уставились на меня, ожидая новых указаний. Но я махнул на дверь и, не обращая внимания на них, подошел к девке, тоже стоявшей в ожидании, запустил ей руку за пазуху и смачно перелапал ее всю, оценив для себя состояние наложницы, как вполне подходящее для начала совместной жизни.

Рыкнул на зазевавшихся баб, вытаращившихся на такое непотребство, и смотревших на выбранную мной девку, кто – с сочувствием, кто – со злорадством. Пестрая, видно, палитра отношений в этом поселении, настоящем срезе человеческого общества.

Чья эта девка, жена или невеста, меня, как могучего воина, приведшего живыми двоих покусившихся на меня мужиков и сделавшего поселению бесценный подарок, оставив их в живых и, даже, не сделав увечными, не должно было интересовать меня ни в какой малейшей степени. Все поселение было счастливо, что, оказавшийся вполне живым и сильным чужеземец из‑за гор, вместо пары жизней провинившихся мужиков или даже всех жизней, взял в пользование одну из баб, которая не особо то и пострадает от этого, а, может, даже и приобретет чего, после интимного общения с сильным чужеземцем.

Именно так и обрисовал Учитель местные понятия и виру за проступки, грозящие жизни и здоровью путника, то есть, меня. То, что в горных поселениях это в порядке вещей – ограбить или убить изнеможденного переходом через горы гостя, я узнал первым делом. Загнанные в горы, находящиеся на стадии выживания, люди не могли позволить себе гостеприимство по отношению к чужим. А возможность что‑то поиметь быстро приводила, не особо стойких морально, к нападению и избиению толпой беззащитного человека.

Учитель добросовестно и подробно расписал мои первые шаги в Сатуме, но, он, конечно, не мог представить, с какой нечеловеческой скоростью я могу учить чужой язык, а я ему не стал рассказывать. Сам он предлагал мне добраться до его друзей в одном из городков около столицы, назваться их родственником, и учить язык, общаясь только с ними и не выходя из дома несколько месяцев

Довольно скучная жизнь мне предназначалась в его глазах, но это он объяснил и так достаточно сложной жизнью для местных жителей, страдавших от гнета аристократов и, так же, банального грабежа и рэкета организованных преступных банд. Две эти общественно‑прикладные организации поделили весь мир Сатума на свои зоны влияния, частенько конкурируя, воюя и снова договариваясь между собой, кто кого именно стрижет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Поэтому, появиться на улице, не зная языка – было по мнению Учителя, почти самоубийством для чужеземца. Язык корли – основной объединяющий для всех трех стран, но только в Сатуме он был главным и единственным языком, и жители страны не испытывали желания учить языки своих соседей, в Теруме и Коляндии свои языки изучали наравне с корли, который считался языком наиболее развитой страны, хотя и с сомнительными нравственными устоями.

Терум характеризовался самой приятной для жизни страной, с развитыми феодальными отношениями и неплохими нравственными принципами, достаточно богатой и состоящей из десятка сильных графств.

Коляндии досталась не очень богатая, уже северная земля, как и у нас и поэтому страна стала королевством, чтобы выжить в неблагоприятных условиях. Бюджет и армия всего королевства были сравнимы с бюджетом и армией зажиточного графства в Теруме, ибо изначально, именно парой графств оно и было. На таких, всем известных условиях, речи о вооруженном захвате куска соседних земель уже не шло, но, наличие неплохих рудников по добыче меди и железа давало надежду королям Коляндии рано или поздно прикупить одно из графств и расширить свою территорию.

Через территорию Терума постоянно шли обозы с металлом, которые выплавлялся на землях королевства, обратно везли продукты и оборудование для добычи, производимое в развитом Сатуме. Графы Терума брали умеренный налог за разрешение на перевозки по своим землям, на эти деньги ремонтировали дороги и пополняли свой бюджет.

Все эти и остальные знания рассказал мне Учитель, хотя и очень сжато, ведь он думал только о том, чтобы дать мне возможность найти его друзей и пожить у них довольно долгое время, вписываясь в новую жизнь и обрастая знанием языка и всех условностей, весьма важных в Сатуме.

Я же хотел совсем другого, поэтому провел почти неделю в первом попавшемся селении, уча местные слова и пытаясь начать, хоть немного, разговаривать на корли. Заодно я начал сексуальное образование моей наложницы, довольно неграмотной в этом плане, зато безропотной и очень старающейся спасти жизни тех мужиков. которые попали в список покусившихся на жизнь могучего воина. Я даже не стал узнавать ее имя, сначала называя ее просто: – Эй! А потом присвоил ей свое, став называть Изаурой, на что она охотно откликалась.

И сначала жестами, потом уже и словами, показывал, что я хочу от нее и старосты поселения. А хотел я только жрать, тешить свою плоть, все, как и пристало мне, настоящему воину. Из странного было то, что я заставлял девку называть мне все, что я видел перед собой, до последнего предмета на кухне и выводил на прогулки, чтобы узнать новые слова, глядя вокруг.

Еда в поселении показалась мне очень скромной, особенно в первый раз, пока я не пригрозил старику, показав деревянную тарелку с какой‑то жидкой хренью, которую принесла мне девка, что переломаю ноги и ему и его внуку и для начала вывалил все содержимое тарелки ему на голову и тщательно протер об волосы. После этого мне варили что‑то похожее на картошку, добавляли какое‑то масло, пекли хлеб и еще приносили местный творог. Во время прогулок я видел, что в поселении есть несколько коз, лихо скачущих по горным тропкам, есть и разработанные поля, на узких полосках подходящей земли, засаженные или пустые после сбора урожая. В экономику проживания в горах и выживания опять же здесь, я, особо не вникал, зато проводил на площади пару тренировок в день, вспоминая уроки Кроса по работе с копьем и хорошо нагружая тело. Как следует пропотев, я заставлял Изауру лить мне воду на плечи и спину, потом уединялся с ней в доме и заставлял ее изучать новые предметы, а все поселение слушать, как проходит обучение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})