'Канцелярская крыса' - Константин Сергеевич Соловьев

накладывался на порывы ветра, делающиеся все более нетерпеливыми и злыми. Гудели потревоженные ветром крыши, шипели мятые газеты, которые гнало по улицам, звенело в рамах оконное стекло. Возможно, это был голос самого острова, вплетающийся в его мысли.

Лицо Муана, обычно невыразительное и похожее на боевую маску полинезийского воина, делалось все более обескураженным и растерянным с приближением Герти. Он смотрел на хозяина так, точно видел перед собой не его тело, а потрепанную душу, вырвавшуюся из ада. В некотором смысле так оно и было.

- Как же я рад тебя видеть! – выдохнул Герти, едва удержавшись от того, чтобы обнять своего рослого референта, - Думал, уже и не свидимся…

- Ох, мистра! – Муан схватился за голову, - Вы целы?

- Если не считать дюжины синяков. И еще эта проклятая резь в горле… Никогда бы не подумал, что у пороха столь отвратительный вкус…

- Вам бы принять ванну и переодеться!

Мысль об этом согревала уставшие потроха, съежившиеся на своих местах. Горячая ванна, чистая одежда, бутыль хорошего бренди с сахаром и лимонным соком, полыхающий камин… Возможно, после этого даже буря за окном не будет казаться ему столь зловещей. Возможно, ему даже удастся уснуть этой ночью…

«Торопись, Уинтерблоссом».

- Поймай мне кэб!

- Сейчас, мистра!

Им приходилось кричать, чтобы услышать друг друга и Герти с тревогой посматривал в небо, ожидая, что его вот-вот расколет пополам первой молнией. На Новый Бангор надвигалась гроза, самая страшная и, в то же время, самая величественная из всех, что Герти приходилось видеть за двадцать с лишком лет. Ничего подобного нельзя было вообразить в похожем на кисель небе Лондона. Гроза, которая приближалась к городу, впитала в себя ярость тропических штормов. И Герти едва не захлебывался от ужаса и восхищения, наблюдая за тем, как она обкладывает город своими черными свинцовыми волнами.

Им улыбнулась удача. Муан обнаружил старенький парокэб, несущийся по улице, и стремительно шагнул ему навстречу. Локомобиль разразился негодующими гудками клаксона – судя по всему, даже обещание щедрых чаевых не заставило бы кэбмэна в такую погоду принимать пассажиров. Но Муан умел выглядеть красноречивым. Ему стоило лишь сжать руку в кулак, размерами более напоминающий какой-нибудь крупный тропический фрукт, чтобы парокэб покорно остановился.

- Внутрь, мистра!

Герти забрался на пассажирское место, и вовремя. Не успел он захлопнуть за собой дверцу, как в небесах грохнуло, точно там, за тучами,разорвался снаряд тяжелой мортиры, и по крыше, точно тяжелые шрапнельные пули, забарабанили дождевые капли. Так сильно, что казалось удивительным, что они не оставляют вмятин на тонкой железной поверхности.

- Адская погода, - пробормотал Герти, вымученно улыбаясь, - Никогда подобного не видел. А ведь с утра не было ни облачка…

Кэбмэн ничего ему не ответил, он сердито косился на незваных пассажиров и явно не собирался вдаваться в беседу, пусть даже на столь привлекательную тему.

- Это еще не гроза, мистра, - вздохнул Муан, с трудом втиснувшийся на соседнее место, - Это духи кастрюлями на небе гремят. Настоящее представление позже будет. Ох, плохая ночь, злая ночь…

- Будет еще хуже? – не поверил Герти.

- Много хуже, - заверил Муан, - На острове три месяца грозы не было. Если уж сейчас собралось… Плохая ночь. Кэбмэн, в Редруф!

- Стой… Не надо в Редруф.

- Разве вы не собираетесь домой?

- Нет. Рано нам домой, Муан, рано… Сегодня особенная ночь.

Муан уставился на него с непонимающим видом. Ему пришлось повидать своего хозяина во многих видах, но сейчас, казалось, он пытается понять, не повредился ли тот в уме.

«Может и так, - мысленно ответил ему Герти, - Только я чувствую это. Не просто гроза ждала своего часа три месяца. Что-то еще, что скопилось в городе. Я не знаю, какое отношение имеет к этому Гиена, но что-то подсказывает мне, что-то этим вечером случится…»

- Так куда ехать? – недовольным тоном поинтересовался кэбмэн.

- Прямо езжай! Куда глаза глядят, - приказал ему Герти, - Там разберемся!

Кэбмэн исторг из себя звенящую связку маорийских ругательств, в которых для уха Герти разборчивыми были лишь отдельные элементы вроде «сумасшедших джентльменов» и «канцелярских крыс». Последнее его даже не удивило. Видимо, правду говорят про кэбмэнов – видят любого человека насквозь без всяких оптических приборов или рентгеновского излучения…

- Понимаешь, Муан, у меня есть ощущение… - сбивчиво попытался объяснить Герти, - Что-то, связанное с Гиеной. Для нее этот вечер тоже будет особенным. Она что-то готовит. Мне кажется, я знаю, что. Этим вечером она вновь выйдет на охоту. Снова покажется на улицах. Отличный вечер для охоты, а? Все прячутся по домам, но кто-то не успеет… Гиена ни за что не пропустит такую возможность. Это время ее пиршества, ее триумфа. Это как обед под аккомпанемент изысканного оркестра, понимаешь?

- Понимаю только то, что странное дело вы затеяли, мистра, - неохотно заметил Муан, ежась от ветра, - Не кататься же нам теперь всю ночь по улицам?

Он был прав, Герти и сам понимал это. Лучшие специалисты Канцелярии и полиции искали Бангорскую Гиену по всему городу. Глупо надеяться, что он отыщет ее случайно, раскатывая на парокэбе по Новому Бангору. Но у него было что-то, чего не было ни у полиции, ни у крыс мистера Шарпера.

Что?..

- Мы с ней связаны, - убежденно заговорил он, - Я не знаю, как, не знаю, почему, но связаны. Я и Гиена. Точнее, я и Изгарь, несчастный угольщик, возомнивший себя Уинтерблоссомом.

Муана было непросто удивить.

- Угольщик? Уинтерблоссом?

Герти даже не обратил на него внимания. Сейчас ему нужен был не собеседник, а фон. На этом фоне, как на шахматной доске, он пытался выстроить подобно фигурам собственные мысли. Получалось плохо, фигур было откровенно мало и, как он ни перебирал варианты, рисовалось лишь жалкое подобие тех шахматных этюдов, что публикуются в газетах и где белые непременно должны дать мат в три хода.

- Что-то случилось в тот день, когда я прибыл в Новый Бангор, - бормотал Герти, не замечая ни удивленного взгляда Муана, ни хлещущих струй дождя вокруг, - Что-то, что может объяснить только сам Новый Бангор. Какая-то реакция… Я прибыл на остров потому, что услышал зов. Остров сам звал меня. Но Изгарь – угольщик, а значит, родился тут. Почему он возомнил себя