Одиссея Варяга - Александр Чернов

И учитель у нашего фотографа хорош! Николай Николаевич Апостоли. Эх, а ведь до сих пор тоже в лейтенантах ходит. Надо поправлять это дело. Кстати, сейчас он вроде бы на "Сисое" к нам идет с Чухниным, доживем до Артура, непременно познакомлюсь. Альбом его фотографий наших кораблей надо издать непременно! Для популяризации флота это просто необходимо… И еще Макаров обещал мне какой-то персональный сюрприз в последней телеграмме. Что бы это могло быть? Хотя, собственно говоря и не столь важно, ведь это дело все равно без нас пройдет. Нам не судьба. Нужно протаскивать в Артур Чухнина с гвардией. Сразу в двух местах не очутишься. Крейсера пока не летают. Поэтому придется нам со Стемманом класть голову в пасть тигру, сиречь Камимуре… Да, кстати…"

– Господа, пока мы тут втроем, хочу обсудить один деликатный момент…

– Конечно, Всеволод Федорович, мы все внимание.

– Есть у меня одна проблема… Личная. Приехал… Вернее сбежал из Питера, на мою голову, сын. С парой таких же как он юных обормотов отправился воевать японцев. Этих я довольно удачно пристроил – одного к Дабичу, другого к Арнаутову. А мое сокровище вцепилось мертвой хваткой… Хочу на "Варяга" и все тут… Каюсь, дал я слабину. Взял. Кстати, не стыдно: сигналит отменно, зрение прекрасное, по силуэтам кого хочешь чуть не лучше меня узнает. Заставил его серьезным делом заняться – и что? Минер мой теперь в нем души не чает. Так что и руки из того места вроде растут. В другом беда. Во-первых, неудобно как-то, знаете ли становится. Чувствую, кое кто косится: семейственность… Во-вторых, признаюсь честно, дело нам на "Варяге" скоро очень рискованное предстоит…

– Всеволод Федорович, а если я, пользуясь старшинством, попрошу Вас отдать мне вопрос определения места дальнейшей службы гардемарина Руднева? Ведь в данный момент "Варяг" в моем оперативном подчинении, – с улыбкой перебил Руднева Безобразов.

– То я вынужден буду согласиться, Петр Алексеевич!

– Коли так, то знаю я, что у контр-адмирала Беклемишева, на "Наварине", кое-какие вакансии имеются. Да и штаб у него не в штате. Что скажете, Николай Александрович?

– Выпускайте приказ. Я возражать не стану. Присылайте отпрыска прямо завтра с утра, Всеволод Федорович. Посмотрим, чему Ваш минер так радовался…

Так за разговорами и размышлениями незаметно пролетели минут сорок, когда сверху раздалась усиленная рупором команда командира крейсера: "Все наверх! К встрече с правого борта!"…

За стройным стлуэтом "Варяга", заходящего в тень Горы с отдалением от острова мили в две, плавно скользил грозный "Баян" под флагом командующего Российским императорским флотом в Тихом океане. Следом за ним на коротком интервале маленький, изящный, ощутимо сдерживающий свою прыть и норов, "Новик". Команды всех кораблей, и пришедших и встречающих, были выстроены по борту в "первом сроке". На мостиках офицеры. Петрович вглядывался в бинокль:

– Смотрите, господа, Степан Осипович на крышу ходовой рубки поднимается!

– Точно, давайте и мы пройдем повыше. Генрих Фаддевич! Командуйте встречу! – Обратился Безобразов к командиру крейсера каперангу Цивинскому, – Да, и будьте добры, распорядитесь, чтобы стол накрывали, думаю, что командующий сам к нам соберется, на провах званного гостя!

Следующие минут десять могучее русское "Ура" гремело не смолкая. Три крейсера прошли вдоль линии стоящих на якорях кораблей: "Памяти Азова", "Боготыря", "Аскольда", "Наварина", "Николая", "Океана", "Ангары", "Лены" и "Алмаза" развернулись, и вновь пройдя вдоль их колонны начали становиться на якорь. Макаров передал, что сам едет на "Азов", и предложил всем командирам прибыть туда же…

Командующий, поднявшийся на борт "Азова" вместе с контр-адмиралом Моласом и кавторангом Русиным, был как всегда бодр и энергичен. Быстро но сердечно поздоровавшись с встречающими его адмиралами и офицерами, Макаров в сопровождении только командира крейсера, Безобразова и флагманского механика второй эскадры Политовского, которого он особо попросил сопроводить его, прошел вдоль строя команды, тепло поприветствовал всех, ненадолго задержался около сверхсрочников, коротко хохотнув поздоровался с кем-то из них особо тепло, а со старщим боцманом, как позже выяснилось давним знакомым по "Ермаку", даже расцеловался по-русски.

После чего Степан Осипович, провожаемый очередным взрывом матросского "Ура", быстро осмотрел расположение новых шестидюймовок, по пути обсуждая что-то с флагманским механиком. Поднявшись на бак к погонному орудию, чтобы, видимо, лично убедиться в удобстве углов обстрела, поинтересовался у Цивинского как быстро спускают и поднимают на борт минные катера, удобно ли с ними работать, а затем зашагал обратно к парадному трапу, на который уже поднимались командиры кораблей и прибывшие с ними офицеры.

А Петрович смотрел. Смотрел на лица. На лица матросов и унтерофицеров крейсера, светящиеся тем особым, недоступным глазу и ощутимым только душей, необъяснимым внутренним энергетическим свечением, которое снисходит лишь на чело воинов, приветствующих своего любимого вождя. Вождя, за которым они готовы идти в самое пекло и не считая порвать в клочья столько врагов, сколько их всего окажется на пути…

Макаров и был таким вождем. Прозорливым, расчетливым и смелым. В которого не просто верят, которого боготворят воины. Да, эта схватка с Японией пока складывалась для нас трудно и не во всем удачно. Да, были и потери от собственной неподготовленности, и что греха таить, даже от трусости, если вспомнить гибель "Боярина" или едва не утопленную в проходе "Победу". Что и говорить, во многие русские души вполз червь сомнения и недоумения: как такое возможно, чтобы громадная Империя имеющая флот в три раза больше японского, не говоря уж о преимуществе в количестве штыков, девять месяцев с трудом сдерживает натиск небольшого азиатского островного государства, о котором еще четверть века назад говорили как о какой-то восточной экзотике и не более того. Но чтобы с Японией всерьез воевать?! Увольте! Это же битва таракана с тапком!

Макаров был одним из первых русских адмиралов, оценивших потенциал и замах японцев, поддержанных Владычицей морей. Он прекрасно осознал, что на Дальнем востоке эта страна начала, с благословения англичан, сумасшедшими темпами превращаться в такое же их буферное государство, противостоящее российской имперской экспансии, как и Турция на Востоке ближнем.

Тщательное изучение хода и итогов японо-китайской войны, особенностей самурайской военной психологии, дали Степану Осиповичу возможность накануне столкновения детально предвидеть внезапность первого удара японских миноносцев по судам нашей эскадры на внешнем рейде Артура. Увы, его предупреждающая телеграмма осталась "без последствий". Если не считать таковыми подрыв "Цесаревича", "Ретвизана" и "Паллады", организацией ремонта которых ему пришлось в первую очередь и заниматься по прибытии в Порт-Артур. Не самая благодарная работа для флотоводца…

Но уже первый, по правде говоря неудачный, бой у Бидзыво, утвердил авторитет Макарова окончательно. А уж второй бой там же, когда Того был первый раз побит, потеряв броненосец, крейсер и около десятка минных судов, сделали Степана Осиповича для флота подлинным народным героем, сродни Суворову, Ушакову или Нахимову. Именно это и видел сейчас Петрович в устремленных на Макарова обожающих матросских глазах. Видел, и понимал, что и он сам, и все адмиралы и офицеры, стоящие сейчас на палубе "Азова" разделяют это чувство.

Кто-то назовет это массовым психозом, кто-то слепой верой в вождя… Культом личности, в конце концов. И доля правды будет, наверное, в рассуждениях и тех и других. Но сути явления они так и не прочувствуют. Не поймут, что это именно тот уникальный случай, когда высшая форма человеческой любви, любви к своей Родине, фокусируется на одном человеке – на ее ГЛАВНОМ защитнике и заступнике. И любви этой удостаиваются либо великие полководцы, либо великие народные лидеры, не только умные, расчетливые и удачливые, но и личное свое "Я", ставящие позади своего сыновнего долга по отношению к Отечеству, и от того знающие ценность каждой русской жизни, которой они распоряжаются: солдатской, матросской или офицерской, ибо жизни сынов и дочерей и есть высшая ценность для Родины…

Оторвал Петровича от возвышенных рассуждений обещанный сюрприз комфлота: в подваливающем к трапу "Азова" катере с "Новика" Руднев узрел три весьма колоритных и известных на флоте фигуры. Во-первых, каперанга фон Эссена. Во-вторых… кавторанга Василия Балка. И в-третьих, что в общем сюрпризом уже не было, еще одного Балка при таких же погонах. "Так, если мы имеем здесь этих троих, то это уже "шампунь, бальзам и ополаскиватель в одном флаконе", и как пить дать без геройств, в том числе и сухопутных, не обойдется. Что же там они еще такое удумали, Господи?"