Записки партизана - Петр Игнатов

«Переодевайся — и сейчас же со мной в плавни!» — сказал я Бережному.

«Нет, я поеду в Анапу», — спокойно ответил он.

«Неужели ты не понимаешь: игра кончена».

«Нет, игра не кончена, Николай. Козырей у них маловато. На одних подозрениях далеко не уедешь и одними догадками господина Штейна из седла не вышибешь — слишком я важная персона. Но, слов нет, игра стала опасной».

«Неужели ты не боишься?»

«А ты разве видел совсем бесстрашных людей? Я не видел… И я не верю рассказам о том, что человек, впервые попавший под орудийный или минометный обстрел, под пулеметные очереди, впервые услыхавший над головой рев пикировщиков, не испытывал страха. Это ложь, рисовка. Не верю я также и тому, что человек может родиться трусом и самой природой ему уже никогда не дано побороть страх. Чушь. Храбрым может быть каждый. Только одному удается быстро справиться со страхом, а другому эта победа дается трудно. Вот и все… Не знаю, к какой категории людей меня следует причислить, но я могу тебе сознаться: когда я в этом проклятом мундире явился к коменданту хутора Чакан, я трусил. Так трусил, что даже мурашки по спине пошли. Но… ведь я коммунист, Николай… И потом еще — мое сердце переполнено ненавистью, и эта ненависть убила страх. И уж не я дрожал перед комендантом, а комендант передо мной. То же самое было и здесь, в Варениковской. То же будет и в Анапе. И даже еще больше, чем здесь… Я знаю, риск велик. В Анапе мне волей-неволей придется иметь дело с высшими немецкими офицерами, с представителями гестапо — с опытными фашистскими ищейками. Вне всяких сомнений, там уже известно мое поведение в Варениковской. Оно, безусловно, должно вызвать некоторые подозрения и уж во всяком случае известную настороженность. К тому же первая недостаточно правильно составленная мною немецкая фраза, плохая осведомленность в фашистских делах могут привести к провалу. В Анапу часто приходят пароходы из Крыма. В любую минуту я могу встретить немецкого офицера, который лично знал настоящего Штейна, и встреча эта будет не из приятных… Я прекрасно вижу весь риск, но твердо знаю и другое: ненависть поборет страх, и трусом я не буду. Ты думаешь, что я очертя голову пру на рожон? Нет, вовсе нет! Я все продумал и хочу повторить тот же трюк, который так помог мне в Чакане: ты должен организовать покушение на мою персону по дороге в Анапу, и я явлюсь в город разгневанным. Как я заметил, немцы перестают соображать что-либо, когда гневается высшее начальство».

Вот что говорил мне Бережной в ту ночь, — закончил свой рассказ Николай. — Мы с ним долго сидели, обсуждая детали покушения. На прощанье он просил меня заняться комендантом Варениковской. «Любопытные немцы нам ни к чему», — сказал он мне.

Через день представитель гаулейтера Крыма под сильной охраной отбыл из Варениковской в Анапу, сказав коменданту, что чувствует себя плохо и хочет показаться опытным анапским врачам.

Помню, я был взволнован рассказом Николая. Я очень ясно представил себе Бережного — этого спокойного, замкнутого в себе человека, надевшего вражескую личину и окруженного врагами. Сотни глаз следили за каждым его движением, за каждым словом. Какое нужно было иметь мужество и твердое сердце, чтобы не дрогнуть, не споткнуться на тяжелом пути, которым он шел!..

Глава III

Дубинец со своим взводом пробрался, наконец, после долгих скитаний к окрестностям Анапы. Здесь, со стороны станицы Раевской, тянулась цепь небольших горушек. Крутыми обрывами подходили они к морю и полого спускались в степь. Их склоны были покрыты садами и виноградниками, и Дубинцу казалось очень заманчивым именно здесь, в этой гущине садов, спрятать свой взвод.

Но немцы зорко охраняли береговую линию: на хуторах, в сторожках стояли немецкие караулы, и Дубинец спрятал своих ребят в высокой густой траве, что буйно росла на отрогах горушек, — там, где кончались сады и начиналась степь. Партизаны вырыли себе норы за камнями и тщательно замаскировались.

Дубинец ушел в Анапу. В городе у него было много друзей: семьи товарищей, с которыми он когда-то ходил по Черному морю, его однокашники по школе, соседи по рыбалке, приятели по веселым пирушкам.

Своей штаб-квартирой Дубинец выбрал небольшой каменный двухэтажный дом недалеко от центра, рядом со сквером, в тихом переулке, выходящем к морю. Здесь жило несколько семей, знакомых Дубинцу. Большинство их было семьями моряков, и Дубинца они приняли, как родного. Здесь же, среди подростков, быстро сдружившихся с бывалым веселым моряком, он набрал своих первых разведчиков. Число их росло с каждым днем. Среди них были и недавние школьники, еще вчера носившие пионерский галстук, и седобородые анапские рыбаки, и домашние хозяйки. Дубинец разбил их на группы, и только начальники групп знали, где он скрывается, получали от него задания, докладывали ему о том, что удалось узнать. Сеть своих осведомителей Дубинец раскинул по всей Анапе и скоро знал обо всем, что делалось в городе: как велик немецкий гарнизон, где он расквартирован, какие корабли приходят в порт, чем они грузятся и что выгружают; где живут начальники полиции и гестапо и кто из русских перешел на службу к немцам.

Однажды в сумерки, пробираясь домой, Дубинец заметил, что следом за ним неотступно идет какой-то подозрительный субъект. На следующее утро этот же субъект со скучающим видом сидел на лавочке сквера, наблюдая за переулком, в котором стоял дом Дубинца. Немедленно была организована слежка: группа мальчишек не упускала этого человека из виду весь день и к вечеру донесла, что он вошел в здание гестапо. На следующее утро немецкий патруль обнаружил труп шпиона. С проломленной головой он был сброшен с обрыва на берег моря…

Вечером на дом, где жил Дубинец, был устроен налет. Гестаповцы перерыли все подвалы и чердаки, но ничего подозрительного не обнаружили.

Дубинец сидел в это время в одном из соседних домов, в квартире отца своего старого друга, черноморского рыбака, и видел, как уходили разочарованные и усталые агенты гестапо.

Разведка Дубинца, крепла и ширилась. Его люди были в порту, в комендатуре, в полиции, в тюремной больнице. Группы разведчиков пробрались в Джемете — винный совхоз недалеко от Анапы, где стояли резервы немецких частей, охранявших город и побережье. Под неусыпный надзор были взяты все дороги, идущие над морем. Осведомители Дубинца находились и в населенных пунктах Су-Псех и Су-Кко.

Так кропотливо готовился Дубинец к основной операции, которую задумал Славин, — к налету на город.

Дни проходили. Партизаны из взвода Дубинца постепенно перебрались в Анапу. И теперь каждый день жители Анапы читали очередные сводки Советского информбюро. Их принимала взводная радиоустановка, переписывали сначала от руки, а потом печатали городские машинистки. Ребятишки ловко расклеивали их на заборах, засовывали в почтовые ящики на дверях, в телеги колхозников, приезжавших на базар, в сумки домохозяек.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});