Последние узы смерти - Брайан Стейвли

class="p1">– Если Оши жив…

– Значит, жив и ил Торнья.

Адер зажмурилась, увидела надолго выжженные на веках блики пожара и наконец снова открыла глаза:

– Ты сможешь его убить?

– Ил Торнью? Или брата?

– Обоих, – сказала Адер.

Нира медленно, рывками втянула воздух сквозь пожелтевшие зубы. Может быть, она видела, как скользит мимо тысячелетие – тысяча лет, когда она стерегла Оши, последнего из безумных атмани, любила, без устали искала для него исцеления.

– Убить смогу, если окажусь достаточно близко. Брат силен, но его сила – моя сила. – Нира покачала головой и вдруг рассмеялась так, словно что-то прорвалось в ней изнутри. – К тому же он рехнулся, на хрен.

– Птица, – сказала Адер.

При этом слове у нее все перевернулось в животе. Огромный кеттрал, перелетев городскую стену, опустился на площадь. Гвенна с остальными как раз слезали с когтей.

– Птица доставит нас на вершину Копья.

– Никаких «нас», – буркнула Нира. – Твое место здесь, на стене. Защищай город. Забыла, что писал ил Торнья?

– Нет, – уронила Адер. – Не забыла.

Нира столкнулась с ней взглядом:

– Он не шутки шутит, девочка. Встанешь против него – убьет твоего мальчика.

Адер беспомощно смотрела на старуху.

– Вероятно, уже убил, – сказала она. – Может убить, хотя бы я повиновалась каждому его слову.

Ей казалось, кто-то вскрыл ее тело, сшил в один ком все внутренности, туго затянул нитку и завязал узлом. Каждое мгновение отдавалось болью. Больно было дышать. Думать о Санлитуне, о его шарящих в воздухе ладошках, о светлых удивленных глазах – все больно.

– Мой сын – не единственный ребенок в городе, – выдавила она из себя, и слова резали, как клинки. – Неизвестно, спасла бы я Санлитуна. Ил Торнья враг всего, что мы есть. Как бы я смотрела в глаза сыну, в глаза любому ребенку, зная, что дала ему волю?

– Ты ему воли не даешь, – буркнула Нира. – Ты меня посылаешь.

– Летим вместе. – Адер удивилась стали в собственном голосе. – Тот, кто убил моего отца, ослепил брата, похитил сына, – в этой башне. Я лечу.

– Ты ничего не можешь сделать, – бросила Нира.

– Могу увидеть его смерть.

– Или сама сгинешь.

Адер кивнула. И повторила, потому что это звучало правдиво:

– Или сама сгину.

Стальные перекрытия тюрьмы отрезали пожар. Хотя бы на короткое время. Под вопли из клеток с заключенными Валин захлопнул тяжелые металлические двери, закрепил их цепями, запирая солдат ил Торньи в пылающей топке. Странно, что они не видели и следа тюремщиков, будто те задолго до пожара покинули свои посты. Каден не понимал причины, но ломать голову времени не было. Поднимаясь, он чувствовал, как возмущаются деревянные балки и металлические пластины пола, как они скрипят, трещат, выгибаясь от идущего снизу жара. Наконец все перекрытие прогнулось, взвизгнуло, треснуло и обвалилось.

Каден цеплялся за перила содрогающейся лестницы, ожидая, что его вместе со всем колодцем затянет в кипящее под ногами пекло. Волна раскаленного воздуха ударила с крошечным запозданием и снова отбросила его в тень лестницы. Он словно стоял внутри огромного каменного дымохода, какой был в Ашк-лане, и, хотя пламя пока до него не дотягивало, воздух опалял горло и обжигал легкие. Он крепко зажмурился от ударившего снизу жара. Тристе обнимала его обеими руками, одновременно утешая и ища утешения.

Кеттрал спешно совещались. В их негромких голосах не было страха, только усталость и решимость. Когда через несколько секунд ступени перестали дрожать, Валин склонился через перила, взглянул вниз и разогнулся:

– Конец. Обломилась футах в пятистах под нами. Вместе с солдатами.

– Зато с ними не придется драться, – заметил Блоха.

Тристе проследила взглядом уходящие вниз ступени:

– Почему мы не сорвались?

– Канаты. – Валин, не глядя, указал вверх. – Нижние пролеты держались на опорах, средние были подвешены к тюремному уровню. Тех и других больше нет. Мы в верхней части. Она крепится к потолку, без опоры снизу, но надо подниматься дальше, уходить от жара.

Вопящие в агонии легкие и мышцы ног превратили подъем в пытку. Каден насчитал сто ступеней, тысячу ступеней, но огонь внизу не отступал, разгораясь ярче и ярче, прогрызая обломки, превращая все, что устроили в Копье смертные, в прах и пепел, словно сама богиня явилась очистить свой монумент, омыть его оскверненную святость в непорочном пламени. Беглецам уже казалось, их тоже настигнет и возьмет огонь, но им ничего не оставалось, как лезть выше, и они, все в крови и поту, взбирались по угрожающе раскачивающейся лестнице.

Наконец, спустя еще тысячу ступеней, вокруг стало остывать. Каден с облегчением наполнил легкие, снова вдохнул, втягивая воздух большими глотками. Хотел окликнуть рвущегося вверх с пылающими кровью топорами Валина, но вместо крика получилось прерывистое сипение. Облизнув губы и сглотнув, он попробовал заново.

– Постой, – вырвалось у него. – Нужно передохнуть.

Обогнавший его на несколько ступеней Валин задержался, обернулся. Взглянул растерянно, будто забыл, где они и зачем здесь. Его изуродованные глаза слишком долго шарили по лицу Кадена. Наконец Валин кивнул:

– Место не хуже других.

Тристе навалилась на перила, застонала и сползла, почти распластавшись на площадке. Ее шумно вытошнило, рвота накатывала раз за разом, пока в желудке не стало совсем пусто. Блоха с Сигрид расположились друг против друга, одна десятком ступеней ниже площадки, другой – выше. Каден не понимал, какого врага они ждут. Солдаты не спрашивали, зачем они прорывались в Копье и что им тут делать. С ними Кадену было спокойнее – если бы не они, ил Торнья уже добился бы своего. И все же его страшили эти воины, готовые убивать, не задавая вопросов и не требуя объяснений. Каден не мог угадать, что они чувствуют, оставив за собой по всему городу след из мертвецов. Возможно, ничего. Возможно, это и означало – быть кеттрал. Возможно, их, как хин, учили изгонять из себя чувства.

– Что дальше? – спросил Валин.

Каден посмотрел на брата, перевел взгляд на Тристе. Та стерла с подбородка брызги рвоты и кивнула, закрыв глаза.

– Обвиате, – медленно проговорил Каден, силясь вместить в человеческие слова непомерную истину. – Близится время освободить… то, что мы несем в себе.

Блоха не обернулся. Не обернулась и Сигрид. Простые солдаты, верные своему ремеслу. Каден позавидовал их простоте. Убивай, беги, охраняй. Они встречали тысячи опасностей, но те опасности были человеческими: мечи, стрелы, огонь. Для борьбы с такими угрозами люди и созданы. Иногда они гибнут в бою, но никто не просит их перемолоть собственные жизни.

– Эта башня, – помолчав, сказал Каден, – связующее звено. Мост. Между этим и иным миром.

– Что бы это ни значило, – проворчал Валин.

– Я понимаю не