Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

выходить к чужим людям.

— Выходи, эфенди остановится у нас!

— О небо, ты шутишь! — воскликнула она.

— Нет, не шучу. Этот эфенди христианин, можешь подойти.

Тут она открыла лицо.

— Господин, я только умоюсь, ведь я работала в карьере.

Она спустилась к ручью, вымыла руки, вытерла о передник и подала мне правую со словами:

— У нас еще никогда не было таких знатных гостей. Мы бедны, и я, право, не знаю, что вам предложить.

— У нас все необходимое с собой, — успокоил я ее. — Мы бы проехали мимо, но я узнал, что вы христиане, и решил задержаться здесь.

— Тогда входите в дом. Значит, нам оказана великая честь.

Это было сказано от всего сердца. Женщина была одета бедно, но очень опрятно, несмотря на грязную работу. Юбка, жакет, передник — все это было невероятно ветхое и латаное-перелатаное. Лица у обоих были худые, но очень добрые.

Мы вошли в комнатенку, служащую для хранения сельхозинвентаря и одновременно стойлом ослу. Отсюда дверь налево вела в жилое помещение. Там стояла печь из кирпича, стол, лавки, табуретки. На полках — разная посуда, в дальнем углу — полочка, украшенная ветками, и ниша с иконкой Св. Василия с лампадкой. Бедно, но очень уютно.

Женщина вопрошающе взглянула на мужа. Он кивнул и пригласил нас усаживаться. Я мимоходом глянул в окно и заметил, что женщина с мотыгой перешла через ручей по камешкам и возле зарослей принялась копать. Я тут же догадался что.

В этих районах и еще в Греции в христианских общинах принято закапывать в землю особые сосуды с вином и хранить их так до свадьбы дочери. Вино приобретает тогда особый вкус. Оно очень ценится на застольях, обычно его не пропадает ни капли.

— Оставь, не надо, — сказал я хозяину. — Я могу пить воду. К кому же мои спутники — мусульмане, они не пьют вино.

— Как не христиане? Но они ведь делают наши знаки перед иконой.

— Они научились этому у меня. Они уважают чужую веру. Оставь вино в земле!

— Откуда ты знаешь, куда пошла моя жена?

— Догадался.

— У меня есть только один кувшин. Моя дочь получила его в подарок от юноши, который потом стал ее возлюбленным. И мы закопали вино, чтобы достать его на свадьбу. Но она умерла, и я хочу предложить еговам.

— Так дело не пойдет. Сердце мне не позволит.

— Господин, прими его. Мы охотно отдадим это вино вам!

— Я знаю. Дар бедных имеет стократную ценность. Я чувствую, что уже как бы выпил его.

Я вышел на улицу и попросил жену вернуться. Она неохотно повиновалась. Еще я попросил ее согреть воды, и пока она закипала, мы отвели лошадей на поляну с сочной травой и связали им ноги. Потом я вынул кофе и передал хозяйке. Ее глаза зажглись от радости. Кто знает, сколько эти бедняги не пили кофе!

Когда напиток был готов и запах наполнил помещение, мы достали собственную посуду, чем вызвали вздох облегчения хозяев. Затем на свет божий появились и куски мяса. Мы славно поужинали. Они должны были сесть вместе с нами за стол, но никак не решались. К мясу они совершенно не притронулись.

— Прости, господин, — сказал муж. — Сегодня мы не должны есть.

— Почему? Сегодня же не постный день!

— По понедельникам, средам и пятницам мы не едим.

— Я знаю, что монахи иногда постятся по этим дням, но вы же нормальные люди.

— И тем не менее мы постимся, мы так решили.

— Это что — обет?

— Нет, мы так договорились.

— Тогда я вам отсыплю своей муки, чтобы вы что-нибудь испекли.

— Спасибо тебе, мы ничего не едим, совсем ничего.

— Даже ваши священники в постные дни употребляют в пищу коренья, фрукты и травы.

— Нам ничего не нужно, господин.

Эти малокровные люди сидели рядышком на скамейке; от их изможденных лиц исходило страдание, но даже усилием воли они не могли отвести глаз от жующих. Наблюдать это было выше моих сил. Кусок застревал у меня в горле. Я встал и вышел во двор.

Я стал искать место, удобное для лагеря, и скоро нашел подходящую полянку. Небо сегодня было абсолютно чистое, не то что в прошлые вечера. Прямо за домом начинался поросший кустарником подъем к лесу. Вверху, где виднелись деревья, имелось небольшое свободное пространство, его я подметил еще подъезжая к дому. Это место я и выбрал. Оно поросло мягким мхом, на котором можно было прекрасно выспаться. Но тут под платаном я увидел что-то четырехугольное и темное. Я подошел ближе. Это была могила с крестом из стволов деревьев.

Имело ли это какую-то связь с трауром наших хозяев? Видимо, да. Любопытство одолевало меня, но я заставил себя не задавать вопросов. Это нехорошо — бередить открытые раны. Я спустился к дому и на пороге встретил хозяина.

— Господин, ты уходишь? — спросил он. — Я чем-то не угодил тебе?

— Нет, чем ты мог меня рассердить?

— Ну тем хотя бы, что отверг твои дары… Ты спускаешься, значит, видел могилу?

— Да.

— Это могила моей дочери. Я хотел задать тебе один вопрос. Можно?

— Да, время есть.

— Тогда давай отойдем к лошадям. Нас никто не должен слышать.

Мы пошли на луг. Там уселись друг против друга, и прошло какое-то время, прежде чем он заговорил. Ему было трудно начать. Наконец он решился.

— Когда ты вышел, мы говорили о тебе. Я знаю, что ты писатель и пишешь книги, что изучил все науки, и нет такого вопроса, на который бы ты не ответил.

Опять этот маленький хаджи насочинял про меня всяких небылиц. Само собой, чем ярче он меня расписывал, тем больше света падало и на его достойную фигуру. Поэтому я ответил:

— Это неправда. Есть только одна наука, другой я не знаю.

— Что ты имеешь в виду?

— Священное писание. На все воля Божья. А остальное само к вам придет.

— Да, ты прав. Ты знаешь Священное писание?

— Я много занимался этим, ведь это вечное отражение жизни. Но дух человека слишком слаб, чтобы вынести божественный свет. Нужно все постигать сердцем и находить истину.

— Сердцем? Но не всякий умеет жить сердцем. Ты нашел то, что Библия говорит о смерти и вечной жизни?

— Да.

— Ты веришь в жизнь после смерти?

— Если бы не верил, то лучше бы и не появлялся на свет.

— Вера в вечную жизнь — уже начало вечной жизни.

— Значит, дух продолжает жить после смерти?

— Абсолютно точно.

— А есть очищающий огонь?

— Да.

— А духи?

— Нет.

— О, если б в это