Подземелье ведьм - Кир Булычев

— Сообщите через меня, — сказал я. — Я передам.

— Я должен сделать это лично, доннерветтер! — возразил негр.

Не знаю, что за озорство напало на меня, но клянусь, что оно никак не указывает на мои расистские склонности.

— Скажите, а какой марки ваш автомобиль? — спросил я.

Негр опешил от моего вопроса и сказал:

— Это «Роллс-Ройс», любой нормальный человек поймет это с первого взгляда.

— Стыдно, молодой человек, — сказал я, — такую ценную вещь следует содержать в порядке. И если вы не можете помыть такую ценную машину, как я могу доверять вам в других вопросах?

— Вы категорически не правы, — возразил негр, — вы не представляете, по каким буеракам я вынужден был добираться до этого дома.

— Эй! — донесся до нас женский крик.

Негр резко обернулся.

— Годдам! — воскликнул он, прыгнул в машину, которая не сразу завелась, тогда как по улице, прихрамывая, к нам бежала высокая худая рыжая женщина, размахивая полосатой милицейской дубинкой.

Наконец машина завелась и рванула с места. Женщина встала на ее пути, милицейским жестом подняв жезл, чтобы остановить движение, но негр не послушался женщину, а поехал прямо на нее.

И в этот момент вся эта картинка растворилась перед моими глазами, будто все это привиделось.

— Ты их видела? — спросил я Нианилу.

— Кого видела? — спросила Нианила, которая накрывала на стол.

— А может, ты их слышала? — спросил я.

— Закрой окно, — сказала моя жена.

Если она не видела и не слышала этого конфликта, подумал я, то нет смысла пересказывать его содержание. Она же все равно не поверит.

Больше никаких событий до самой ночи не происходило.

Мы легли спать как обычно, и сначала я крепко заснул, ибо не жаловался в те годы на бессонницу, будучи мужчиной в самом соку жизни. Это теперь, уйдя на пенсию, я провожу ночи без сна и в тревогах.

Ночью мне слышались всевозможные стуки и перезвон, более того, мне снилось, а может, мерещилось сквозь дремоту, как звезды говорят друг с другом, передавая зашифрованные сообщения.

Я проснулся утром ровно в семь тридцать от шума.

Обычно именно в это время начинают работу жестянщики этажом ниже, но так как была суббота, то шума не должно было быть. Что меня и разбудило. То есть мой организм не ждал шума, но шум был, хотя другого типа, нежели обычно.

Шум доносился из-за стены, от соседей, в нем можно было различить человеческие крики различного тембра, удары, звон посуды. Мы с женой вскочили. В окно лилось утреннее солнце, разноголосо верещали и свиристели птички, на деревьях распускались листочки, и среди этих приятных сердцу звуков и пения резким диссонансом выделялись крики от соседей.

— Семен, — сказала Нианила, — мы должны спешить на помощь.

— Ты полагаешь, что наша помощь нужна? — спросил я.

— Они кричат трагическими голосами, — сказала моя жена. — Может быть, случилось… Нет, я не могу произнести!

— Случилось несчастье с ребеночком?

— Замолчи! Немедленно замолчи!

Кое-как накинув халаты, мы побежали на лестничную площадку, затем, улучив паузу в криках и грохоте, позвонили в дверь.

Нам долго не открывали.

Наконец я стал звонить настойчиво, не отнимая пальца от звонка, и через минуту дверь дрогнула и приоткрылась на узкую щель.

В щели я угадал профиль Коли Стадницкого.

— Коля, — сказал я, — доброе утро. Скажи, что произошло?

— Ничего не произошло! — резко ответил молодой человек.

И захлопнул дверь.

Мы остались на лестнице.

— Если мы сейчас не зайдем в какую-нибудь квартиру, — сказала Нианила, — то мы обязательно простудимся.

— Тогда лучше идти к нам, — предложил я. — Хоть мне и грустно сознавать, что появление ребенка ведет к конфликтам в семье Стадницких, я не чувствую себя вправе делать им замечания.

Мы двинулись было к нашей двери, но тут дверь к соседям снова приоткрылась и Стадницкий сказал нам вслед:

— И вообще вас это не касается! Не смейте совать нос в нашу личную жизнь!

— Мы и не суем, — с достоинством ответила Нианила, и мы ушли к себе.

Но недолго мы оставались одни.

Мы не успели запереть дверь, как услышали легкие шаги Клавы.

Она ворвалась следом за нами в нашу квартиру и шепотом закричала:

— Спасите меня! Он весь пошел в свою мамашу!

— Неужели он хочет отравить вас? — спросила Нианила.

— Хуже!

— Он поднял руку на ребенка?

— Ах, я сама не знаю, что говорю, — откликнулась Клава.

Тут же в дверь втиснулся Коля.

— Возвращайся домой, продажная развратная тварь, — сказал он, — не смей общаться с порядочными людьми.

— Коля, прекрати немедленно! — сказала Нианила. — Я тебя выставлю за дверь. Ты что хулиганишь?

— Я? Хулиганю? Да другой на моем месте давно бы ее задушил! Отелло своих жен за меньшие штучки на тот свет отправлял.

Мы замолчали, переваривая страшную информацию. И как назло, моя любознательность опять нас подвела.

— Простите, — заинтересовался я, — а сколько жен задушил Отелло?

Тут Клава зарыдала, а Коля ответил:

— Всех, которые были… как моя!

— Ну ладно уж, — сказал я. — Что плохого могла сделать тебе жена, которая принесла тебе два дня назад из роддома чудесного сынишку?

— Вот именно, — сказал Коля.

— Но ведь я не виновата! — закричала Клава.

— Ах, ты не виновата? Не виновата — так не бойся, покажи соседям свое артистическое мастерство.

— И покажу, — ответила Клава. — Мне нечего скрывать.

— Нечего?

— Нечего! — И Клава обратилась к нам: — Пошли посмотрите, и вы меня реабилитируете.

Все вчетвером мы вновь пересекли лестничную площадку и вошли в квартиру Стадницких, из которой доносился детский плач, сопровождаемый эхом.

Надо сказать, что я входил в квартиру Стадницких с тяжелым предчувствием того, что вступаю в опасную и, может быть, трагическую эру моей жизни. Казалось бы, что такого: ну плачет младенец, ну негры ездят по нашему Веревкину в иностранных автомобилях. Меня, скромного школьного учителя русского языка и литературы, не должно касаться…

— Нас это коснется, — прошептала моя золотоволосая супруга. — Ой как коснется!

Как и положено верной спутнице жизни, Нила порой читала мои мысли. Молодые люди впустили нас в комнату, которая служила спальней им и младенцу, и подвели к кроватке с деревянными барьерчиками по бокам, купленную на вырост.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});