Заря над Скаргиаром - Ирина Ивахненко

Холодок прошелся по спине Аскера: через десятки гин он почувствовал дыхание чужого рта, шепот тонких кривых губ, липкие холодные мысли, теснившиеся во влажном сумраке багрового мозга.

Эргереб давал ему знать о своем прибытии.

Вот оно, чего он так ждал и чего боялся! Поединок неизбежен, и лучше раньше, чем позже. Аскер знал, что он попортил Эргеребу слишком много крови, чтобы ждать пощады, и сам не собирался ограничиваться полумерами. Борьба не на жизнь…

— Аскер! — окликнули его сзади.

Он обернулся. Сзади стояла Терайн.

— Аскер, идемте в палатку. Вы простудитесь, — сказала она.

— Благодарю вас, Терайн, — пробормотал он, — мне не холодно.

— Как же вам не холодно, Аскер, — возразила Терайн, — когда вы весь посинели и дрожите?

Аскер подумал, что холод — это небывалая удача: мысль о скорой встрече с Эргеребом совершенно вывела его из душевного равновесия, и он растерял все свое хваленое самообладание. Но он ни за что не хотел показывать это даже своим друзьям, и было очень кстати, что дрожь страха и неуверенности Терайн приняла за зябкое поеживание.

«Зачем им знать раньше времени? — подумал Аскер. — Думаю, в эту ночь мне глаз не сомкнуть, но нет никакого смысла в том, чтобы мои друзья тоже потеряли покой».

И он поплелся за Терайн в палатку.

Утро, сырое и холодное, выплыло из-за горизонта и растеклось по берегу, растворившись в седом тумане. Осадки прекратились, но пелена туч стала еще плотнее и нависала над землей, как серая нечесаная шерсть, набухшая от воды.

Эстеане чувствовали себя отвратительно. Ломило кости, от холода отнимались руки и ноги, на лицах виднелись все прелести ночевки среди липкой холодной грязи.

— Доброе утро, господа… если это можно так назвать, — пробормотал Моори, с трудом поднимаясь с ковра. — Не знаю, как вы, а я чувствую себя так, словно по мне проехалась телега.

— Аналогично, — отозвался Латриэль. — Но нам нельзя унывать, господа: мы терпим эти лишения ради нашей Эстореи.

— Тоже мне, патриот выискался… — буркнул Моори. — Да ты в нашей Эсторее и полгода не прожил. Если уж честно, то все мы здесь приезжие, и Эсторея — не наша.

— Что касается меня, — возразил Латриэль, — то я, хоть и родился в Корвеле, считаю Эсторею своей: мой дед был коренным эстеанином, насчитывал в своей родословной восемь поколений предков и проливал за Эсторею кровь на поле брани. Но потом он попал в немилость к королю Мейнароту и вынужден был бежать в Корвелу.

— Да ну? — поднял брови Моори. — Так выходит, тебе и за водой идти!

И, прежде чем Латриэль успел опомниться, он уже держал в руках ведро и шагал к морю.

— Ух, спровадили, — облегченно вздохнул Моори, поворачиваясь к Аскеру и Терайн. — Должен сказать вам откровенно: у меня предчувствие.

— Какое еще предчувствие? — спросила Терайн, протирая глаза.

— Не знаю, но… Понимаете, мне приснилась лодка, которая плыла с запада к Пилору… Может, это ничего не значит, но я подумал, что…

— Лодка, говоришь? — спросил Аскер. — На веслах или под парусами?

— Под парусами, а что?

— Да нет, ничего…

— Договаривай, Лио, договаривай. У нас нервы крепкие, мы выдержим.

— Ах, Эрл… Это судьба.

Но не успел Аскер рассказать, в чем же заключается судьба, как полог палатки всколыхнулся и внутрь вошел Лагастер.

— Господин Аскер, — сказал он, кланяясь, — сегодня утром господин Сфалион получил от противника извещение о готовности вести мирные переговоры.

— Вот оно! — воскликнул Аскер и ринулся из палатки.

Ничего не понимающие Моори и Терайн бросились за ним, на ходу заворачиваясь в накидки. Терайн захватила одну для Аскера, но догнать его было очень сложно.

В палатке Сфалиона собралось все высшее командование эсторейской армии. Сфалион стоял посреди палатки, зажав в одной руке извещение, а в другой сжимая гаэра, который это извещение принес. Несчастная птица вертела во все стороны головой, но никто не обращал на нее внимания: все усердно осмысливали случившееся.

— А, вот и вы, господин Аскер, — сказал Сфалион вместо «здравствуйте» вошедшему, вернее, ворвавшемуся Аскеру. — А мы тут…

— Уже знаю, — сказал Аскер. — И что вы думаете делать, господин Сфалион? Примете предложение о переговорах с благодарностью или отвергнете с негодованием?

— Собственно говоря… А что бы посоветовали вы, господин Аскер?

«Кажется, он забыл, что я все еще Великий Аскер, — насмешливо подумал Аскер. — Ничего, сейчас я ему напомню».

— Увы, господин Сфалион, мои скромные таланты не позволяют мне что-либо советовать вам.

Сфалион понял язвительный подтекст этой учтивой фразы: в самом деле, это не Аскер должен был ему советовать, а он — Аскеру, смиренно ожидая его решения.

— Тысячу раз простите меня, господин Аскер… Что же вы считаете наилучшим решением в данной ситуации?

— От чьего имени послано извещение? — поинтересовался Аскер.

— От имени генерала Гебира, конечно же.

— Конечно же … В таком случае, нам следует либо отказаться, либо ждать дальнейшего развития событий. Согласитесь, господа: довольно странно, что вчера противник ответил на предложение о сдаче категорическим отказом, а сегодня сам предлагает мирные переговоры. Что же там у них произошло?

Озадачив таким образом офицеров, не знавших об истинной подоплеке происходящего, Аскер направился к выходу из палатки. Но едва он дотронулся до полога, чтобы откинуть его, как полотнища сами собой разлетелись в разные стороны, словно под напором сильного ветра, и в палатку влетела птица с мертвенно-серыми глазами, чуть не сбив Аскера с ног. Он отшатнулся от неожиданности, замахав руками, а птица выронила из клюва лист бумаги, свернутый в трубку, — и была такова.

— Бирхаз! — закричал Моори, уже знавший, что это такое. — Ловите ее, ловите и убейте!

Но не так-то просто было настигнуть серую птицу, стремительно уносящуюся в поднебесье. Она улетела так быстро, что никто из воинов, находившихся снаружи, не успел ее заметить. Потом стали говорить, что она исчезла сразу же после того, как сбросила письмо.

Итак, письмо — это было единственное, что от нее осталось. Лагастер, стоявший к нему ближе всех, осторожно — двумя пальцами — поднял свиток, словно боялся обжечься или запачкаться, и подал его Аскеру.

Развернув его, Аскер увидел следующее:

«Я жду вас, пламя моих ночей, причина моих терзаний и бич Аргелена!

До сих пор мне приходилось наблюдать лишь результаты вашей деятельности, и эти результаты вызвали во мне горячее желание увидеться с вами лично. Нам нужно многое обсудить. Думаю, переговоры о мире будут для этого подходящим предлогом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});