Заря над Скаргиаром - Ирина Ивахненко

На исходе дня восемнадцатого кутвине эсторейская армия прибыла на западное побережье. К этому времени так похолодало, что среди бела дня пролетал снежок, а к ночи все лужи подергивались тонким хрустким ледком. С моря дул ветер, пропитанный промозглой сыростью и дыханием зимы. Костры из полуотсыревших дров давали больше дыма, чем тепла, а шатры с трудом противостояли ветру. Погода всем действовала на нервы; поговаривали даже, что здесь еще хуже, чем было под Глерином. Правда, все понимали, что, в отличие от Глерина, армия находится на своей земле. К тому же, продовольствие подвозили из близлежащих деревень, — уже готовое, чтобы не возиться с кострами, которые то и дело задувал ветер.

Наступило хмурое и неприветливое утро девятнадцатого кутвине. При сером свете пасмурного дня Пилор предстал перед эстеанами во всей своей мощи и неприступности — щурясь окнами-бойницами, монолитный, как скала, со шпилем, утопающим в серой пелене низких туч. По его стенам разгуливали аргеленские дозорные в невообразимо больших, плотных и теплых плащах, которые защищали и от ветра, и от дождя, и от холода сразу. Такие плащи были на каждом воине, но они были не частью аргеленской военной формы, а атрибутом их национальной одежды: ведь после того, как в Фан-Суор погибло две трети армии Аргелена, Эргереб договорился с северными племенами и набрал воинов там. Он посулил им золотые горы, богатую добычу и ратную славу, и они пошли за ним, как берке за своим хозяином. Пока они были более чем довольны заключенным союзом: им удалось захватить без особых потерь самую неприступную крепость Эстореи, они обнаружили там склады, забитые оружием и продовольствием, и могли ни о чем не беспокоиться. Свысока поглядывая на прибывшую эсторейскую армию, что копошилась в грязи у их ног, они переговаривались между собой сухими гортанными голосами и отпускали шуточки по поводу незавидного положения противника.

Эстеане расположились вокруг Пилора большим полукругом, создав заслон между крепостью и сушей, и только с моря к аргеленской армии могло прибыть подкрепление. Но Сфалион считал, что это маловероятно: корабли у Аргелена, безусловно, были, но вот солдат уже не было. Перевербовав в северном Аргелене всех, кто хотел воевать в чужой стороне, Эргереб исчерпал все ресурсы. Дальше очередь могла дойти только до гражданского населения, которое, возможно, и откликнулось бы на его призыв, но тогда появлялась вероятность, что в результате ведения войны, захватнической по своей сути, королева Геренат рискует остаться без народа. Это была слишком большая жертва: что проку в завоеванной земле, если ее некем заселить?

Поэтому Сфалион не особенно беспокоился насчет подмоги с моря и не вызвал к месту военных действий эсторейский флот, что базировался в крепости Римен на острове Даэра. Он полагал, что Пилор можно взять и теми силами, что у него есть, — если, конечно, Пилор вообще можно взять; он даже послал четыре тысячи воинов к Фенестре, которую тоже осаждали аргеленцы. Но Фенестра не была столь важна ни для той, ни для другой стороны, и всем было очевидно, что основные действия развернутся вокруг Пилора.

Никто из эстеан не знал, с чего следует начинать и какую тактику применять, хотя многие светлые головы думали над этим день и ночь. Эстеане попали в ловушку, которую сами же себе и создали. Они были так уверены в неприступности Пилора, когда владели им, что, потеряв его, заканчивали все свои бесплодные размышления одной и той же мыслью: «Нет, все-таки Пилор неприступен». Единственный способ, который только и мог привести к успеху, — предательство — уже был применен противоположной стороной и, следовательно, его там предвидели и приняли все меры, чтобы этого не произошло.

Но не следует думать, что эсторейская армия во главе с главнокомандующим села под крепостью и сложила руки, закатив глаза к небу, — кое-что все же было предпринято. Как полагается в случаях, когда вражеская армия занимает крепость на чужой территории, генералу Гебиру было предложено сдаться. Он отказался, — правда, никто от него ничего другого и не ожидал, но зато удалось убить полдня. Вслед за этим эстеане обратились к Гебиру с просьбой разрешить им выкупить своих воинов. Такое разрешение было дано, причем Гебир поступил весьма великодушно, назначив за солдата по двадцать леризов, а за офицера — от сорока до семидесяти леризов, в зависимости от ранга. И только Равалля он выкупить не разрешил, ссылаясь на то, что он был комендантом Пилора. Его не соблазнила сумма даже в двести сорок леризов, которую ему предлагали. Эстеане терялись в догадках по поводу такого упорства, и только Аскер и приближенный к нему круг лиц знали, что причина кроется в особой неприязни Дервиалиса к Раваллю. Но о том, что Дервиалис в Пилоре, знали опять-таки только они.

На выдачу пленных и передачу выкупа ушло еще полдня. Когда последние пленники покинули пределы Пилора, солнце уже село за горизонт, и та мизерная часть его лучей, что пробивалась сквозь плотную завесу туч, перестала освещать промокшую и продрогшую землю.

Накинув поверх хофтара накидку из шерсти хабета, Аскер вышел из палатки. Над землей стоял туман, густой, как молоко, с неба сыпались то ли капельки, то ли снежинки, и промозглый холод пробирал до костей. Во тьме маячили огни ближних костров, а дальше совсем ничего нельзя было разглядеть, и только по звукам, доносившимся со всех сторон, можно было понять, что кругом расположилась лагерем целая армия.

Аскер вдохнул воздух, который впору было пить, и тут же поперхнулся.

«Чертов туман! — раздраженно подумал он. — Могу поспорить, что счастливые захватчики Пилора не глотают эту гадость, а дышат, как положено. Ничего, сейчас вы тоже будете кашлять, господа».

Закрыв глаза, Аскер устремился своим внутренним взором к основанию скалы, на которой возвышался Пилор. Облака тумана, клубившиеся над водой, заколыхались и змеями поползли вверх по стенам, цепляясь за трещины и уступы, взобрались на крепостной вал и расплылись по галереям, совершенно скрыв из виду дозорных окружающий пейзаж.

«Вот это другое дело», — удовлетворенно подумал Аскер. Он хоть и не мог слышать надсадного кашля аргеленских дозорных, но знал, что они давятся влагой, заменявшей воздух и гасившей все звуки.

И вдруг с запада, из далекой дали, до него донесся тихий звон, скрип снастей и шепот ветра в парусах. Этот звук был таким ясным, что Аскеру показалось, будто из тумана вот-вот выплывет лодка и пристанет к верхушке его палатки.

Но тут звуки затихли и сменились неясным, смутным бормотанием. Слова сливались в общий гул, в котором постепенно вырисовывался определенный ритм, создававший странную и жутковатую музыку. Сухие терпкие слова, как сдавленное рычание в чьей-то пересохшей глотке, возникали в воздухе из ниоткуда и с шипением уплывали в небытие.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});