Красные и белые. На краю океана - Андрей Игнатьевич Алдан-Семенов

я шучу. Не надо мне золота, богатство— хорошо, свобода — лучше...

Они возвращались в поселок, еще издали заметив, что у конторы толпятся старатели. В Горную артель приехали Илья Щербинин и купец Софрон Сивцов. Гіри появлении Козина старатели шумно заговорили:

— Уездный Совет в Охотске порушен...

— На Побережье новую власть сковырнули, теперь к нам подбираются...

— Здравствуй, Илья Петрович, и вам привет,— кивнул Козин Сивцову. — По каким делам пожаловали?

— Обстановка на Побережье самая гнусная,— сказал Щербинин.— Контрреволюционный переворот совершен в Петропав-ловске-на-Камчатке, и тамошние новые правители предъявили охотскому Совету ультиматум — самоликвидироваться. У нас нет силы противостоять камчатским правителям и своим богатеям. Что касаемо Горной артели, то вам решать, нужна ли рабочая власть, возвращать ли золотые прииски их прежним владельцам...

— А что скажет Софрон Сивцов? — спросил Козин. -

— Господа старатели! Щербинин говорил сейчас как представитель несуществующего Совета, жители Охотска заменили его Комитетом общественной безопасности. Комитет возвращает хозяевам их прииски. Как его председатель, я требую исполнить это решение,— Сивцов приложил руку к сердцу и отступил в тень.

— Передайте новоявленным правителям и вашим друзьям: Горная артель признает лишь Совет Народных Комиссаров в Москве. Национализированные прииски возвращать не будем, добытое золото не сдадим, а Комитет общественной безопасности покорно просим нас не беспокоить,—отрезал Козин.

Наступила метельная зима, Охотск занесло снегами, рейд забили торосы. Побережье и прииски потеряли всякую связь с Россией, кроме радио. Днем и ночью, Щербинин сидел на стан-

ции, принимая и передавая новости во все концы Северо-Востока, иногда перехватывал радиограммы разных правительств, адресованные Охотскому Комитету общественной безопасности.

А правительств расплодилось на Дальнем Востоке, словно грибов в тайге. Свои правительства были на Камчатке, на Сахалине, в Приморье, Приамурье, хотя адмирал Колчак и называл себя верховным правителем России.

В Приамурье свирепствовал Калмыков, объявивший себя атаманом Уссурийского казачьего войска, в Забайкалье разбойничал Семенов. Про них говорили: если атаман Семенов приказывает убивать, то атаман Калмыков убивает собственноручно.

Весной девятнадцатого года Щербинин получил из Владивостока от болыневиков-подполыциков радиограмму: его предупреждали, что в Охотск назначен новый начальник уезда — колчаковский полковник Виктор Широкий. У полковника большой отряд карателей для усмирения непокорных жителей Побережья, но в отряде есть и тайный эмиссар Сибуралбюро при Центральном Комитете партии большевиков. На этого эмиссара возложена вся ответственность за подготовку восстания против Колчака на Побережье. Владивосток просил Щербинина всячески помогать тайному эмиссару.

О радиограмме Илья Петрович сказал одному Василию Козину.

Белой июньской ночью на охотском рейде бросила якорь шхуна «Михаил»; жители Побережья не подозревали, что с ее приходом круто изменится их жизнь.

На другой же день полковник Широкий радировал верховному правителю, что Охотск занят правительственным отрядом, что население успокоено. Из всех успокоительных мер полковник предпочитал кладбищенскую тишину: он расстрелял всех подозреваемых в сочувствии большевизму, провел массовые обыски, отбирая золото и пушнину, конфисковал ездовых оленей и лошадей.

По доносу Тюмтюмова в штаб карательного отряда приволокли Щербинина, сгоряча полковник приказал расстрелять его как большевика, но вовремя спохватился. С убийством радиста связь с Колчаком прекратилась бы. Илью Петровича помиловали.

Через несколько дней на радиостанцию явился мужчина и представился как^ Алексей Южаков. Радист мельком видел его в штабе карателей и спросил недружелюбно:

— Что вам угодно?

Южаков подал письмо, Щербинин прочел, оживился. дивсГ Т 3 ? ВЫ Т0Т самыа эмисса Р> 0 котором мне радировал Вла-

— Да, тот самый...

— Тогда, Алексей Иванович, я расскажу вам.,,

И Щербинин ввел Южакова в курс всех политических событий, происходивших в уезде. Он объяснил, что соотношение сил на Побережье в пользу колчаковцев и интервентов, что единственная реальная угроза для них — рабочие Горной артели.

— Я отправлюсь к старателям. Мое место там,— категорически решил Южаков.

Вскоре Василий Козин тайно увез Южакова в Горную артель^ На бегство одного из своих карателей полковник Широкий не обратил внимания — роковая небрежность чересчур самоуверенного человека. Зато после душевных бесед с Каролиной Ивановной Буш, Тюмтюмовым, братьями Сивцовыми, Дугласом Блейдом полковник решил провести карательную экспедицию против Горной артели.

С сотней уссурийских казаков отправился он на прииск, потребовал ликвидировать артель и передать все золото в его распоряжение.

Козин и Южаков ответили отказом и оказали отчаянное сопротивление, но скверно вооруженные старатели разбежались, а Козину, Южакову, Индирскому пришлось укрыться в тайге. Полковник издал обращение к местным жителям — тунгусам и якутам, призывая убивать всех русских, что встретятся им на путях. За каждого убитого обещал награду порохом, дробью, солью, спиртом, но никто не отозвался на его обращение.

Стойбище называлось Кыгыл-Хая, что означало «Красные скалы». Здесь повсюду громоздились сопки из желтого железняка, высились скалы, пики, обрывы сургучного цвета, рыжие тропки сбегали в озеро, берега походили на спекшуюся кровь.

У озера издавна жили якуты — оленные люди, пасли свои стада, кочевали целыми семьями, но постоянным местом жизни своей признавали только эти печальные скалы.

В стойбище была дюжина яранг, хотоны для коров, сараи, амбары; на пряслах сушилась рыба, соболиные, беличьи, горностаевые шкурки. С приисками жителей этих мест соединяла еле заметная тропа, пробираться по ней через топи было делом опасным, лишь скупщики пушнины изредка проникали в Кыгыл-Хая.

Здесь-то и поселились беглецы. Корабельного мастера, уроженца Охотска, Козина знали оленные люди с малых лет и радушно приютили его с товарищами. Козин и Индирский пережидали смутное время, рыбача на таежных озерах, Южаков — .человек мысли и действия — горел от нетерпения начать борьбу с колчаковцами.

Он целыми днями бродил по берегу озера, размышляя о превратностях своей жизни. Беспокойная судьба постоянно, с завидным упрямством, гнала его на Крайний Север России. Москва— Вятка — Котлас — Владивосток были этапами его пути

сквозь мятежи, восстания, заговоры, через заслоны белочехов ловушки колчаковской охранки. елов >

Царские власти кидали Южакова в тюрьмы, ссылали в глѵ-хие места. После Февральской революции он вернулся в Петро-

событий РаЗУ ЖѲ ° ЧутИЛСЯ в б УР ном водовороте революционных

гп В яервые дни Октября он дрался с мятежниками Керенского— Краснова под Гатчиной,