Мозг Донована - Курт Сиодмак

Мужчина извинился и скрылся в одной из дверей за стойкой.

Полицейский, стоявший у выхода, вышел на середину зала — с явным намерением держать меня в поле зрения. Я понимал, что не могу не вызывать подозрений, и все-таки не испытывал ни малейшего беспокойства. У меня и в мыслях не было пускаться в объяснения, оправдываться или, тем паче, отказаться от своих намерений.

Вместо меня действовал Уоррен Донован. Я был всего лишь сторонним наблюдателем.

— Мистер Кори, вас хочет видеть наш управляющий.

Мужчина с усиками стоял в проеме боковой двери. Я пошел следом за ним и вскоре очутился в небольшом уютном кабинете, уставленном дорогой мебелью.

Прямо передо мной за широким письменным столом сидел полный господин в очках с металлической дужкой. Увидев меня, он встал, представился и с некоторой настороженностью спросил?

— Мистер Хиндс?

— Патрик Кори, профессор медицины, — невозмутимо поправил я.

Полный господин перевернул чек, который держал в руках, задумчиво кивнул и предложил мне сесть в кресло, стоявшее напротив его стола. Некоторое время мы молчали, затем дверь снова отворилась.

— Доктор Кори, позвольте вам представить мистера Меннингса.

В вошедшем человеке даже ребенок определил бы частного детектива. Мы обменялись рукопожатием.

— Доктор Кори, вы не будете возражать, если мы зададим вам несколько вопросов?

— Что-нибудь не так с чеком?

Управляющий украдкой взглянул на детектива, но вместе с тем быстро проговорил:

— Нет. Мы сличили вашу подпись с образцом, хранящимся в нашей картотеке. Вне всяких сомнений, они сделаны одной и той же рукой. Это подтверждает и контрольный знак, который вы поставили в углу. Делая первый вклад, мистер Хиндс потребовал, чтобы мы принимали к оплате только такие чеки — помеченные обведенным в кружок пиковым тузом.

Казалось, он уже принял решение и хотел убедиться в том, что не допустил ошибки.

— Сэр, вы собственноручно заполнили чек, — вступил в разговор детектив. — Следовательно, ваша фамилия — Хиндс, а не Кори.

Вместо ответа я протянул ему свое медицинское удостоверение.

— Полагаю, у меня нет необходимости посвящать вас в мои личные дела, — спокойно спросил я.

— Разумеется, нет, — поспешил заверить меня управляющий. Вот только…

Он немного помедлил и наконец произнес:

— Видите ли, этот счет был открыл при очень необычных обстоятельствах.

Я молчал. Детектив пытливо смотрел на меня.

— Тогда мы получили крупный денежный перевод с сопроводительным письмом мистера Хиндса, — продолжал управляющий. Обратного адреса в письме не было, поэтому мы до сих пор не знаем его отправителя. Так вот, мистер Хиндс просил нас открыть счет на его имя — простой, не коммерческий. Без начисления процентов.

Последние слова он произнес с особым ударением — явно хотел подчеркнуть тот странный факт, что одним из крупнейших депозитов банка можно распорядиться, не рассчитывая на соответствующий доход. Это противоречило его принципам.

— С тех пор прошло почти двенадцать лет, но еще никто не снимал деньги с этого счета. Если мистер Хиндс — не вы, то мы хотели бы какие-нибудь сведения об этом джентльмене, ведь…

Он замялся, изобразил на лице жалкое подобие улыбки и наконец добавил:

— Ведь должны же мы знать хоть что-то о клиенте, которого обслуживаем столько лет.

— Вы хотите сказать, что эти деньги могут быть нажиты каким-нибудь противозаконным способом? — спросил я.

— О нет, вы меня не так поняли. Нам известен банк, из которого приходят переводы. Мы всегда проверяем свои деловые связи. — В голосе управляющего прозвучала профессиональная гордость за его учреждение. — Но, мистер Хиндс…

— Мое имя — Кори. Патрик Кори. Пожалуйста, оплатите чек. У меня мало времени.

Я встал.

Управляющий в замешательстве посмотрел на меня и тоже поднялся.

— Доктор Кори, мы не можем заставить вас отвечать на наши вопросы, — с затаенной угрозой сказал детектив. — Хочу лишь напомнить вам, что в нашей стране не принято подписываться разными именами.

Через полчаса я вышел из банка. Мои карманы были битком набиты деньгами. Для кого они предназначались? Для Йокума, этого мелкого вымогателя? Для приобретения и уничтожения уличающих меня фотографий?

Я купил портфель, сложил в него толстые пачки стодолларовых банкнотов и вернулся в отель. Как всегда, после сеанса телепатической связи у меня подкашивались ноги от усталости. Поднявшись в свой номер, я стал ждать дальнейших указаний.

Во время моего отсутствия в отеле побывала Дженис. Она оставила мне записку с просьбой позвонить в клинику «Ливанские Кедры». Очевидно, это Шратт сообщил ей о моем приезде.

Намерения мозга все еще были для меня загадкой. Создавалось впечатление, что он собирался удовлетворить требование Йокума, — в противном случае он не послал бы меня в банк. Однако, если я должен был выкупить у Йокума негативы, то почему мозг не дал мне конкретных распоряжений на этот счет?

Лежа на постели в гостиничном номере и ожидая нового контакта с Донованом, я чувствовал, что мои мысли достигли границы здравого смысла, за которой будут сметены хаосом безумия. Мне было страшно. Подташнивало, кружилась голова. Порой я ощущал себя пассажиром на борту самолета, проваливающегося в воздушную яму.

С трудом поднявшись на ноги, я подошел к телефону. Я хотел позвонить Шратту, но, вероятно, по ошибке набрал номер клиники — записка лежала на столике, прямо перед моими глазами, — и в трубке прозвучало: «„Ливанские Кедры“, приемный покой». Делать было нечего, я попросил соединить меня с Дженис.

Услышав ее приглушенный расстоянием, но полный радостного удивления голос, я вдруг успокоился.

Разговаривали мы недолго. Я пообещал на днях выбраться к ней и повесил трубку.

Прежде всего мне предстояло встретиться с Йокумом, после чего нужно было возвращаться в Аризону и продолжать начатые исследования. Задерживаться в Лос-Анджелесе не имело смысла. Я выяснил, что телепатическая сила мозга не зависит от расстояния, — таким образом, цель моей поездки была выполнена.

Вызвав клерка, я заплатил за номер на день вперед. Затем открыл портфель и рассовал деньги по карманам. Йокум говорил о пяти тысячах долларов, но мог запросить и больше. Мне было все равно, сколько придется заплатить ему. Деньги принадлежали другому, и мне хотелось поскорей избавиться от них.

Я впервые в жизни держал в руках такую уйму наличности, но она не представляла для меня никакой ценности. Мое чувство собственности привыкло ограничиваться пределами моей лаборатории, остальное было заботой Дженис. Она покупала мне костюмы, сорочки, туфли и предметы обихода.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});