Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кристина поспешила сказать, что она не помнит.
- Только вы одна! - пренебрежительно заметил Чатковский. - Не беда! Женщин там не будет, ни одной. Так вот, - и он обратился к мужчинам, сколько дверей на той лестничной клетке? Во двор, это одна, - стал считать он, - в аудиторию вторая. И все?
Вопрос предназначался Дылонгу. До него начало доходить.
- Нет! - вспомнил он наконец. - Там еще одна есть, на площадке подле окна, которое ты им оставляешь, чтобы у них было откуда прыгать.
- Браво! - похвалил Дылонга Говорек.
Дылонг, казалось, и забыл все свои возражения.
- Она, правда, забита.
Веско, неторопливо, весело Чатковский выложил самое главное:
- Вот и не забита! - А потом скороговоркой, спеша все разъяснить: - Вы вообще-то знаете, что это за дверь?
Нет, Дылонг этого не помнил.
- Ты был когда-нибудь на факультете классической философии?
- А! - обрадовался Дылонг. - Ну конечно же. Маленькая приемная перед кабинетом профессора.
- Вот-вот! - И Чатковский ткнул пальцем в сторону Дылонга, словно указывая всем на источник истины. Затем принялся рассказывать: - Несколько дней назад я ждал профессора. И чтобы меня никто не опередил, не в зале, а в приемной, даже не сидя, а стоя, стула там нет. Стою, стену подпираю. Вижу, что-то белеет. Пододвигаюсь к двери. К той самой. Слышу, шаги за нею.
Догадываюсь, там должна быть лестница. Идет кто-то. Слышу разговор. Два типа каких-то. Один хромой, ногу вроде бы волочит, шаги какие-то неровные. Еле тащатся, болтают. "Все о нас понимаю. Ничего туч для меня нового. Сам в Германии на жуткие вещи насмотрелся, - говорит один. - Вот что меня только поражает: как это молодые польские фашисты одновременно мш -ут быть и такими правоверными католиками". А другой, судя по голосу желторотый, сопляк, в ответ ни больше, ни меньше речь закатил:
"Я бы этого их Папару как собаку разделал. И всех ему подобных. Всех будущих вождей. И дело в шляпе. Сегодня они для многих посмешище, но справиться с ними можно только сегодня. Через год он уже не будет смешон, до него не доберешься, а через два-не ты до него, а он до тебя доберется!
Государство внимания не обращает на эти сорняки. А потом будет уже слишком поздно. Сегодня до Папары еще дотянешься!"
Когда они стали удаляться, а голоса их стихать, я навалился на ту дверь, хотел послушать, что дальше. И понял, какая же она слабенькая. На одной скобе держится. Говорю вам, труха! Тут профессор: "Вы ко мне? Пожалуйте!" Через минуту выхожу от него. Помчался через двор, влетаю в соседнюю аудиторию, куда и ведет эта лестница. Там как раз и дежурит Папара. Его нет. А вообще-то есть кто? Заглядываю в их читалку. Человек двадцать.
К кому прицепиться? К колченогому. Вижу, знакомый студент.
Спрашиваю, нет ли тут кого-нибудь хромого. Не знает! А кто сюда пришел четверть часа назад? Все. Как раз к открытию. Ищи ветра в поле! Одно только-выходя, я еще раз оглядел эту забитую дверь со стороны лестничной клетки. Держится она на честном слове.
- Да-а-а! - глубоко задумавшись, протянул Дылонг. - Действительно! размышлял он. - Если такое должно случиться с Папарой, то именно там. А эти двое, знаешь о них что-нибудь, что по этому поводу думаешь, это что, пусть и самый предварительный, но план или так, случайная мысль?
Чатковский крикнул в ответ:
- Конечно же, больше! Желание, страсть, ясная воля. Для нас этого должно быть достаточно. Идею пьесы они выдвинули, а если у них нет автора, то мы его заменим и сыграем, что им хочется, только вот сцену выберем сами. И режиссура будет наша!
Кристина бросила взгляд на часы. Самое позднее через четверть часа придет Ельский. Днем он вернулся в Варшаву и навязался прийти сегодня. У него было что ей порассказать.
Познакомился с ее отцом. Провел вечер с Черским. А как же!
Уйма интересных разговоров. Ему хотелось повидаться с Кристиной как можно скорее. Все одни только предлоги! С пустыми руками, без новостей и приключений, он все равно рвался бы к ней. Ну а тем более раз у него, кажется, есть чем похвастаться.
Кристина отодвигала его на вечер, попозднее. Он сказал: "Приду немного пораньше". Ельский частенько объявлялся, даже не позвонив предварительно по телефону. Нередко натыкался тут на товарищей Кристины по организации. Так случилось с молодым Сачем, который принял Ельского за одного из своих. Так случалось с Чатковским, который считал Ельского человеком, очарованным движением, но пребывающим в нерешительности, отдаться ему или нет. "Не говорите при мне о ваших секретах", - просил он. Ельскому отвечали, что ему доверяют. Считая его своим, галантно повторяли: "Мы знаем, вы нас не предадите!"
"Но из-за ваших секретов, - возражал он, - я предаю порядок, которому присягал. Не забывайте, я на государственной службе".
"Не придавайте государству больше значения, чем оно вам!" - смеялся Говорек. А Чатковский успокаивал его: "Вы не первый чиновник в партийных списках. Прекрасный материал, который умеет держать язык за зубами. Секретные дела ему не в новинку". Ельского подобный тон раздражал. Ему хотелось побольше разузнать о движении, и он опасался сделать неверный шаг. Ельский ценил тот факт, что благодаря Кристине мог наблюдать за ними прямо в гостиной. В этом он отдавал себе отчет. И все же ему хотелось вытащить оттуда Кристину.
Теоретически? И на практике тоже. Он несколько раз основательно говорил с нею об этом.
- Не думаю, что вы долго останетесь у Папары! Ну какая вообще это для вас работа! Вы даже не знаете, как она вам вредит! - Порой столь пылкие советы растапливали оковы светских условностей. - Одно дело-быть хозяйкой политического салона, - поучал он, - другое-клуба.
- Почему, - спрашивала Кристина, - опаснее?
- Об этом я и не говорю даже, - воспользовавшись случаем, он отдал должное собственной сдержанности, - хотя и умираю от страха за вас. Всякий день вас могут отколошматить. А арест! - вздохнул он и простонал: - Боже ты мой!
- Вы говорите, словно самая обыкновенная тетушка! - возмутилась Кристина. - Вы еще скажете, не к лицу!
- Да нет же! - закричал он. - Тетка сказала бы "не к лицу"
про ваши взгляды, а я про работу. Разве она вас не шокирует? - И он взглянул на Кристину с глубочайшим сочувствием.
И тут она набросилась на него с новым аргументом.
- Знаете ли вы, что мне за нее платят? - Получала она сущие гроши, но твердила, что это много, если взамен не надо просиживать восемь часов в день, как на службе, и можно делать, что поручено, когда сама захочешь.
- Если бы я бьш уверен, что вам будет хорошо на какомнибудь порядочном месте, - восклицал Ельский, - я уж точно подыскал бы вам что-нибудь.
- Вот и чудесно! - Она хлопала в ладоши, но он прекрасно знал, что ни одно его предложение не подойдет, поскольку она станет привередничать. Это место плохо, там работают одни идиотки, то-слишком много денег уйдет на трамвай, третье не подойдет, ибо надо многое уметь!
- Отчего вы не скажете, - злился Ельский, - что просто не хотите!
- Ну какой же вы странный. Я вправду хочу!
Это он-то странный! Ельский про себя призывал бога в свидетели. И затем складывал оружие, делал вид, что принимает ее слова всерьез, опять что-то обещал, отчаивался, понимал, что Кристину ему не переубедить, а тем более не переделать! Надо принимать ее такой, какая она есть, а принять ее такойневозможно! Он тревожился, и это оказалось лучшее, что он мог сделать, ибо Кристине становилось искренне жаль себя. И даже это чувство безнадежности, которое ее охватывало, оборачивалось выигрышем, она вдруг делалась сердечной и более доброжелательной, хотя до этого она отбивала у него всякую охоту обращаться к ней.
- Вы, однако, очень взбалмошная! - взволнованно заявлял Ельский.
- Сумасшедшая! - Она нарочито подчеркивала собственную неуравновешенность, предположив вдруг, будто это самая трогательная ее черточка, и просила Ельского сесть поближе и посмотреть на нее. - Я кажусь такой сумасбродной? - спрашивала Кристина. Тут Ельский обязан был непременно вздохнуть раздругой, покачать головой, после чего в конце концов она позволяла ему поцеловать себя, с минуту сидела спокойно, а затем вдруг: - Излишества до добра не доводят! - кричала или же, расхохотавшись ему прямо в лицо, бросала: - Хватит, а то еще чуть-чуть-и будет слишком!
Всякий раз, когда в подобных случаях на нее нападал смех, Ельский обмякал. Это только возбуждало ее, но лишь до тех пор, пока Ельский хандрил. Мужчины в Ельском Кристина не любила, ибо его в нем она не чувствовала.
А Дылонг все продолжал размышлять.
- Ну, - заговорила она, - каков же будет ваш мужской ответ, - это было выражение из ее репертуара.
Теперь она подстегивала им Дылонга! Поздно! И к тому же от самого принципа еще предстояло перейти к деталям. Увы, переход этот не обещал ничего хорошего. Дьшонг побледнел.
Идея Чатковского и нравилась ему, и нет. Если левые действительно по собственной инициативе нападут на Папару! Ба!
- Вот так мы теперь живем - Энтони Троллоп - Зарубежная классика / Разное
- Стихи последней ночи на земле - Чарлз Буковски - Зарубежная классика
- Фантастическая ночь - Стефан Цвейг - Зарубежная классика
- Жук. Таинственная история - Ричард Марш - Зарубежная классика / Разное / Ужасы и Мистика
- Под маской - Фицджеральд Френсис Скотт - Зарубежная классика
- Земля обетованная. Последняя остановка. Последний акт (сборник) - Эрих Мария Ремарк - Драматургия / Зарубежная классика / Разное
- Последний магнат - Фицджеральд Френсис Скотт - Зарубежная классика
- Осень патриарха - Габриэль Гарсия Маркес - Зарубежная классика / Разное
- Песни Мальдорора. Стихотворения - Лотреамон - Зарубежная классика / Разное
- Начала политической экономии и налогового обложения - Давид Рикардо - Зарубежная классика / Разное / Экономика