Кавалер по найму - Василий Казаринов

— Да. Не мешало бы помыться. Куда поедем?

— Давай на Тверскую, а дальше я покажу. Тебе это может быть интересно. Ничего, что я на «ты»? Вот и хорошо. Тебе, майор, как представителю полиции нравов, надо на это посмотреть. Хотя не убежден, что заведение в такой ранний час уже работает в кулинарном жанре.

— Что за заведение?

— Один специфический ресторанчик. Там можно заказать ужин, сервированный на голой девочке. Представляешь, как аппетитно? Тарталетки с сыром и паштетом на животе. Королевские креветки на бедрах. Листы свежего салата чуть прикрывают снизу груди, а соски увенчаны маслинами без косточек. И много еще всего аппетитного разложено. А на лобке стоит рюмочка с ледяной водкой — ее надо выпить, так сказать, не прилагая рук. И закусить загодя очищенным бананом, вырастающим из… — Я сделал многозначительную паузу. — Ну ты понимаешь, откуда он вырастает.

— Да ну…. — Денисов опустил стекло в дверце и смачно сплюнул. — Это скучно. Это мы уже проходили. А повеселей местечка у тебя нет на примете? Ты, насколько я понимаю, в этой области сервиса неплохо ориентируешься.

— Поехали! — На ум мне пришла занятная идея. — Заодно и машину помоем.

— Заодно? — переспросил Денисов. — Ну-ну. Это что-то новенькое. Куда нам?

Существо нелюдимое, ведущее отшельнический образ жизни, я люблю порой наблюдать за выражением лица человека в неожиданных ситуациях. И теперь я с удовольствием следил за тем, как медленно расширяются глаза Денисова, вмявшегося в спинку кресла, как ошарашенно хлопает он глазами, словно не веря увиденному, как, хлопнув ладонью по рулевому колесу, плечом выталкивает дверцу, покидая машину.

Я успел поймать его за локоть, придержал:

— Не суетись, майор. Это пойдет тебе на пользу. И вообще, считай, что ты на задании по линии полиции нравов.

— Твою-то мать… — удивленно пробормотал он.

— Ах, как я тебя понимаю!..

Примерно такой же была и моя реакция, когда я впервые завернул на эту автомойку по просьбе Лис — в компании с одним из ее клиентов, крепким баварцем, осанкой, несколько всклокоченной рыжеватой шевелюрой и особенно выражением угрюмого, настороженного лица поразительно напоминавшим антилопу гну.

Минут десять назад мы прикатили ко въезду на автомойку, внешне никак от прочих помывочных не отличавшуюся, — это был просторный, облицованный зеленым пластиком ангар, в торце его, под навесом, стояло несколько заправочных агрегатов, один из которых как раз в момент нашего прибытия, вытянув тонкую черную шею, совал свой загнутый клюв в бак серебристого «фордика». Левее, за идеально надраенным стеклом маленькой витрины, застыли на полках пластиковые флаконы с автомаслами, смазочными материалами, шампунями и запчастями. Оставив Коржавина за рулем, я двинулся к магазинчику, толкнул стеклянную дверь, миновал торговый зал и без стука вошел в тесный кабинет:

— Привет, Илюша.

Худощавый, лохматый человек сидел за столом, углубившись в потрепанную книгу. Молча кивнув, он кончиком указательного пальца вернул на место сползшую на кончик носа тонкую золотистую оправу очков с совершенно непроницаемыми стеклами — черными, как душа злодея. Мешать в этот момент Илюше было грешно, поэтому я уселся напротив стола и стал ждать.

— Привет! — как ни в чем не бывало отозвался Илюша спустя минут пять после моего прихода и захлопнул книгу.

Готов дать голову на отсечение — книга по истории.

Когда-то Илюша работал в школе учителем. Работал, впрочем, недолго. Насколько я знаю, он ничтоже сумняшеся понаставил двоек какому-то ученику — сынку невероятно важного родителя. От увещеваний умудренных опытом коллег он стоически отмахивался, аргументируя свою оценку тем, что мальчик клинический идиот и к тому же большая сволочь. Кончилось дело тем, что Илью жестоко избили, когда он возвращался из школы. Он лишился левого глаза, поэтому теперь носит черные очки. Из школы его, разумеется, выперли — под предлогом профнепригодности.

Это ложь. Не знаю, каковы его познания в истории, скажем, домонгольской Руси, но в том, что он прекрасно знает историю Москвы, каждый ее уголок и закоулок, я имел случай убедиться не раз.

С полгода Илюша проболтался без работы, а потом его выручил одноклассник, который избежал бремени высшего образования, а сразу после школы пошел служить халдеем в ночной клуб, прижился там, вырос до главного менеджера и приютил Илюшу. Надо сказать, к тому моменту тот был уже вполне готов, чтобы сделаться законченным циником.

Начинал Илюша гардеробщиком, но в один прекрасный момент вдруг обнаружил в себе редкий талант. Приютивший его кабак, насколько я знаю, представлял собой рыбный ресторан в дневное и вечернее время. А с наступлением ночи он превращался в маленький стрип-клуб. И вот однажды Илюше пришла в голову идея: окунуть девчонок в огромный аквариум, без дела простаивавший по ночам посреди заведения, — они там плавали, медленно смывая с себя наряды, пока на них не оставалось ничего.

Публика была в восторге, однако это был всего лишь первый акт. Всякий располагающий лишней парой сотен долларов клиент мог купить огромный подсак и заняться отловом приглянувшейся ему русалки. В случае удачи девчонку доставляли прямо к его столу на огромном блюде, приправив изысканными закусками и пряностями.

Днем и вечером особой популярностью, если верить Илюшиным рассказам, пользовалось блюдо, обозначенное в вечернем меню как форель, запеченная в глине. Способ приготовления такой форели прост: клиент, получив из рук официанта удочку с наживкой, сам ловил в бассейне форель — рыбешек не кормили, потому клевали они шустро — и отдавал добычу караулящему за спиной повару. Спустя определенное время рыбина возвращалась к нему за стол в коросте задубевшей в дровяной печи глины, которую клиент аккуратно разбивал специальным ножичком, добираясь до восхитительно нежного мяса.

Ночью все повторялось, с той лишь разницей, что в качестве форельки выступала — если, конечно, ее удавалось зацепить подсаком — стриптизерша. Ее уносили на кухню, а после доставляли на огромном блюде к столу клиента, закатанную в какой-то быстро твердеющий состав, в точности — цветом и фактурой — напоминающий прокаленную в печи глину. И гурман, медленно постукивая по этой мумии специальным ножиком, пиршествовал, отколупывая оболочку и обнажая белое, пропитанное специальным ароматизатором тело. При желании клиент мог добраться и до любого местечка лежащего перед ним «блюда», удалившись в уютные апартаменты на втором этаже.

Успех идеи был впечатляющим. Илюшу перевели из гардероба в клубный офис, некоторое время он шуршал бумажками за столом, но очень скоро настолько преуспел в генерации такого рода идей и реализации пикантных проектов, что скромный, но тесно спаянный пул из нескольких стрип-клубов отпустил его на вольные хлеба, предоставив — с сохранением приличного ежемесячного содержания — возможность творить.

И Илюшок развернулся…

Насколько я знаю, появление эротических парикмахерских, бильярдных и прочих досуговых заведений — его идея. Что же касается автомойки, куда я привез Коржавина, — это был проект такого же свойства.

Илюша сдвинул очки на кончик носа, глянул на меня поверх оправы. Я отвел взгляд — на его левый глаз лучше не смотреть.

— Привет, Митя. Кого-то привез?

— Да; моя патронесса на днях сделала заказ.

— Опять немчура?

— Да нет. Из наших.

— Вон как… И кто такой?

— Хороший мужик. Мент. Что-то вроде московской полиции нравов.

Сообщение не произвело на Илюшу впечатления:

— Какая глупость.

— Что именно?

— Бороться с нравами.

— Я ему говорил.

— И что?

— Ничего. Похоже, он крепкий мужик, твердый в своем намерении искоренить порок в нашем городе.

— У него ничего не выйдет… — Илюша покачал головой, захлопнул папку, уставился в окно, вдохновение рассказчика разом схлынуло с него, он заметно погрустнел, и мне не составило труда распознать истоки этой печали.

— Илюша, — тихо сказал я, упав грудью на стол, — пришло время исповедоваться.

Он сумрачно глянул на меня живым глазом и промолчал.

— Ты только что поимел одну из своих мойдодырш.

— Откуда знаешь? — вскинулся он, но тут же умолк, поняв, что допустил оплошность.

— Да?

— Ну да… Только не говори никому. Иначе мне крышка, ты же понимаешь.

Да уж понимаю: в его бизнесе такого рода контакт, выходящий за рамки чисто служебных отношений, чреват отставкой от должности.

— Ну ладно… — Он встряхнулся, взял деловой тон и, глядя в окно, на блестящую после помывки «ауди», бросил: — Заезжай.

Я сунул ему в руку банкноту, вернулся в денисовскую «Ниву» и кивнул:

— Трогай помаленьку.

Майор медленно въехал на покатый пандус. Передок его машины уперся в хромированную дверь, которая начала медленно отъезжать вбок, маня нас, истомившихся в жаре раскаленного дня, прохладной темнотой душистого пространства.